хорошо.
— Патрик должен быть где-то поблизости. — Я провожу пальцами ей по щеке. Такое чувство, что она слишком холодная. — Когда я проснулась, у меня была куча пропущенных звонков. Он мне даже голосовое сообщение оставил, и я подумала, а вдруг…
Тут я замолкаю и снова вспоминаю последовательность событий. Я проваливаюсь в сон, потрескавшиеся губы Аарона липнут в прощальном поцелуе к моему лбу. Я медленно встаю, разворачиваюсь. Мне вдруг совершенно расхотелось иметь его у себя за спиной.
— Обожди секундочку. — Мысли движутся медленно, будто ковыляют сквозь грязь. — А откуда ты вообще узнал, что Райли похищена?
Я вспоминаю, как проснулась сутки спустя после ухода Аарона. Звонок Шэннон, ее длинные влажные всхлипы…
Райли пропала.
— В новостях объявили, — отвечает он.
Что-то в тоне его ответа — холодном, отрепетированном — не дает мне ему поверить.
Я чуть отступаю назад, чтобы увеличить между нами дистанцию. Стараюсь при этом держаться строго между Аароном и Райли. Вижу, как при этом моем движении выражение его лица чуть меняется — линия губ твердеет, делается тоньше, челюстные мускулы напрягаются. Он сжимает кулаки.
— Хлоя, будет тебе, — говорит он, пытаясь выдавить улыбку. — Там уже организовали поисковую партию и все такое. Ее целый город ищет. Все про это знают.
Он протягивает ладони вперед, словно пытаясь взять меня за руки, но я не тянусь навстречу, а вскидываю свои собственные ладони, жестом приказывая ему не двигаться.
— Это же я, — говорит он. — Я, Аарон. Хлоя, ты меня знаешь.
Сквозь жалюзи снова льется лунный свет, и я вижу то, что лежит между нами на полу. Наверное, я ее обронила, когда бросилась к Райли, стала лихорадочно проверять пульс. Пресс-карта Аарона. Я открыла ею дверь. Но теперь что-то в ней выглядит не так.
Медленно, не отводя глаз от Аарона, я нагибаюсь и поднимаю карту. Подношу к лицу, вглядываюсь и вижу, что она треснула — сломалась, пока я давила на дверь. Край совсем растрепан. Я берусь пальцами за разлохмаченную бумагу, легонько тяну и вижу, как покрытие отслаивается целиком. По спине пробегает холодок.
Пресс-карта не настоящая. Фальшивка.
Я снова перевожу взгляд на Аарона, который стоит и смотрит на меня. И думаю про тот раз, когда увидела эту карту впервые — в кафе, аккуратно пристегнутую к рубашке. «Нью-Йорк таймс» читалось легко — логотип большой, жирный, отпечатан по самому верху. Я тогда впервые встретилась с Аароном — но видела-то я его еще до того. Я его сразу узнала, потому что видела его фото — у себя в кабинете; я вглядывалась в найденный в интернете портрет, а конечности от «Ативана» уже чуть онемели. Маленькое, зернистое черно-белое изображение. Клетчатая рубашка, очки в черепаховой оправе. Точно такая же одежда была на нем, когда он вошел в кофейню, на ходу засучивая рукава. Теперь я сквозь надвигающийся ужас осознаю: это было не случайно. Все было не случайно. Одежда, которую я, как он был уверен, должна узнать. Пресс-карта, на которой на видном месте напечатано «Аарон Дженсен». Я вспоминаю, что подумала тогда, будто он выглядит не так, как на фото, не так, как я ожидала… крупней, коренастей. Слишком могучие руки, голос на пару октав ниже нужного. Но я решила, что это Аарон Дженсен, еще до того, как он представился, назвал свое имя. И то, как он вошел в кафе — неспешно, уверенно, — как будто знал, что я там и в каком углу сижу. Словно разыгрывал представление, зная, что я за ним наблюдаю.
Потому что и он за мной наблюдал.
— Ты кто такой? — спрашиваю я, а его лицо во вновь подступившем мраке делается незнакомым.
Он молча стоит на месте. В нем обнаруживается какая-то пустотелость, которой я раньше не замечала, словно вытек весь желток и осталась лишь скорлупа. Похоже, он задумался над вопросом, решая, как лучше ответить.
— Никто, — произносит он наконец.
— Это ты сделал?
Он открывает и вновь закрывает рот, словно не может подобрать слова. Ответа так и не следует, и я обнаруживаю, что перебираю сейчас в памяти все наши с ним разговоры. Его слова звучат громко, эхом отдаются вокруг меня, словно звук пульсирующей в ушах крови.
Подражатель убивает оттого, что одержим личностью другого убийцы.
Я смотрю на этого человека, на этого чужака, который вклинился в мою жизнь в самом начале нынешних событий. Который первым выдвинул теорию о подражателе, а потом понемногу подталкивал меня, пока я и сама в нее не поверила. Вопросы, которые он задавал, всякий раз пробуя почву, пытаясь сблизиться. У того, что убийства происходят здесь и сейчас, имеется причина. Когда я заговорила про Лину, в его голос прокралась совершенно детская непосредственность, словно ему так хотелось знать ответ, что совсем невтерпеж. Какой она была?
— Отвечай! — говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Это ты?
— Послушай, Хлоя. Все не так, как ты думаешь.
Я думаю о нем в моей постели; его руки на моих запястьях, губы на моей шее. О том, как он встал и принялся натягивать джинсы. Как принес мне стакан воды, погладил мои волосы, усыпил и снова ушел во мрак. Той ночью пропала Райли. Той ночью она была похищена — им, а я спала, лоб в каплях пота, конечности все еще подрагивают от его прикосновений. Я чувствую, как в желудке пузырем распухает отвращение. Хотя ведь он мне ровно это и сказал — тогда, на реке, когда мы, поставив у ног картонные стаканчики с кофе, смотрели на мост, медленно возникающий из-под полога тумана.
Это игра.
Вот только я не догадывалась, что это он говорил про себя.
— Я звоню в полицию, — говорю я, точно зная, что сам он никуда не звонил. И что полиция сюда не едет. Сую руку в сумочку в поисках телефона. Пальцы трясутся, ощупывая ее содержимое, и тут я понимаю: телефон остался в машине, в подставке для стакана. Я его туда положила, посмотрев видео с Патриком со своей камеры, а потом на полном автопилоте доехала до Бро-Бриджа, оставила машину и влезла в дом. Как я могла его там забыть? Как могла не взять телефон?
— Хлоя, будет тебе, — говорит Аарон, двигаясь ближе. Сейчас он от меня в каком-то шаге, уже может дотронуться. — Я все объясню.
— Зачем ты это сделал? — спрашиваю я, рука все еще глубоко в сумочке, губы дрожат. — Почему убил этих девочек?
Стоит словам сорваться с моих губ, и я снова это чувствую: дежавю, захлестывающее меня подобно волне. Воспоминание о том, как я сидела в этой
