А чтобы описать любовь к нему всех тех, кого дарил он близкой дружбой, я один лишь приведу негромкий факт: уже он десять лет (чуть более) как умер, но каждый год десятка два людей приходят вечером 9 мая в дом его, чтоб выпить за победу.
И его жена Фира вместе с нами поет советские песни. Легкомысленный гуляка Виля только в пятьдесят третьем порешил жениться, встретив Фиру, и сорокалетие их свадьбы праздновали мы в Иерусалиме.
Потому и поздравительная ода называлась —
На сорокалетие соблазнения Вилей девицы Фиры
Случилось это сорок лет назад,
война еще вовсю грозила миру,
когда увидел Виля райский сад —
в пивной увидел он девицу Фиру.
Там Фиру домогался подполковник:
поставив перед ней пивную кружку,
хвалился ей, что чудо как любовник,
и звал ее в казарму на подушку.
Был Виля в небольшом военном чине,
но лучшее имел он впереди:
и все, что полагается мужчине,
и плюс еще медали на груди.
С достоинством держа большую палку,
нисколько Виля драки не гнушался
и с легкостью отправить мог на свалку
любого, кто на Фиру покушался.
И Фира силой женского таланта
почувствовала крепость лейтенанта.
Да, Фира это сразу ощутила
и тихо прошептала – «Боже мой!»,
и к Виле всю себя оборотила,
чтоб Виля проводил ее домой.
(Был Виля ума многотомник
с вальяжностью шаха персидского.
В казарме рыдал подполковник,
шепча про Богдана Хмельницкого.)
В сон девичий Виля явился,
и Фира воскликнула – «Ах!»,
поскольку он ей как бы снился,
но был он уже не в штанах.
А был он раздетый скорее,
и был он хотя в темноте,
но Фира узнала еврея
в роскошной его наготе.
(А девки лили слезы на мониста,
сморкались в расшиваемый рушник,
им пели два слепые бандуриста,
что смылся на еврейку их мужик.)
И длится это счастье очень долго,
и можно объяснить его научно:
обязанность супружеского долга
наш Виля обожает потому что.
И счастливы, придя на годовщину
их дивного совместного житья,
мы выпить за отменного мужчину
и Фиру безупречного шитья.
Об Александре Окуне я собираюсь написать уже который год. Но это очень затруднительно – писать о близких людях. (Так хирурги избегают резать родственников, что-то есть похожее в обеих ситуациях.) Он очень подлинный и дьявольски талантливый художник. Только та всемирная известность, что его картинам, несомненно, суждена, придет гораздо позже, чем хотелось бы. Такое часто приключается с высокой пробы живописцами, история прекрасно это знает. Но у Саши Окуня есть еще множество других способностей. Он, кстати, и пером владеет столь же виртуозно, как и кистью, так что просто на поверхности лежала мысль о том, что Окунь – рыба кистеперая. Об этом и о прочих дарованиях его была к 50-летию написана хвалительная ода.
Пятьдесят лет в струю
Родясь почти что вровень с полувеком
на светлых берегах реки Невы,
ты мог бы стать приличным человеком,
но сделался художником – увы!
Теперь там хаос общего разброда,
и ты за счет еврейской головы
мог быть оплотом русского народа,
начальник был бы ты бы – но увы!
Для русской это редкостно равнины,
что в жителе нет генов татарвы;
в роду, где есть великие раввины,
ты сделался художником – увы!
Владея непростым и редким даром
улучшить вкус еды пучком травы,
ты мог бы стать известным кулинаром,
но сделался художником – увы!
Смакуя меломанские детали
в потоках гармонической халвы,
ты б даже мог настраивать рояли,
но сделался художником – увы!
Легко играя мыслей пересвистом,
слова переставляя так и сяк,
ты был бы залихватским публицистом —
зачем ты стал художником, босяк?
Роскошно развалясь перед камином
с осанкой патриарха и главы,
ты мог бы слыть отменным семьянином,
но склонен ты к художествам – увы!
На голос твой, пленительный и сладкий, —
пришла бы даже диктора карьера,
ты мог бы рекламировать прокладки,
художником ты стал – какого хера?
Воздавши дань любовной укоризне,
сказать уже по совести пора,
что счастливы мы рядом быть по жизни
с тобой – большим художником – ура!
А Верочка – жена Саши Окуня, и много уже лет они прокоротали вместе. Но еще у Верочки имеется любимая сестра – ее близнец, и нижеприводимая баллада – в честь двойного юбилея.
Баллада про Веру и Ксану
Как-то раз умудрились родиться,
созревая в едином яйце,
две прекрасных собою девицы
с видом сходства на каждом лице.
Неразлучными были близняшки,
расходились не дальше вершка,
но по-разному клали какашки
в два больших неразлучных горшка.
Вера лихо носила юбчонку
и собой была очень стройна,
но попутал нечистый девчонку,
и с евреем связалась она.
Ксана долго терпела, как стоик,
но внезапно женился на ней
всей российской культуры историк,
славянин из литовцев, еврей.
Сестры мало собой различались,
а родясь под созвездьем Весы,
при походке немного качались
и в мужчинах ценили усы.
Потому их мужья бородаты
и темны, как сибирская ночь,
и все время немного поддаты —
девки выпить и сами не прочь.
Их мужчины смотрелись не чахло,
а родились под знаком Тельца,
но тельцом золотым там не пахло,
были только хуи и сердца.
Утопали в любовных объятиях
и в мечтах, мужиками навеянных,
и не знали о мероприятиях,
сионистами гнусно затеянных.
Ведь не знаешь, откуда печали
и разлука с какой стороны…
Ветры времени Верку умчали
далеко от советской страны.
Тосковали две чудные дамы
от порватия родственных уз,
и не выдержал Бог этой драмы
и разрушил Советский Союз!
Стали встречи светлы и прекрасны,
а мужья их, угрюмы и хмуры,
тихо шепчутся: просьбы напрасны,
снова пьяные две наши дуры.
Но сегодня – молчат эти монстры,
будем пить и горланить припевки,
веселитесь, разгульные сестры,
будьте счастливы, милые девки!
У Саши с Верой есть дочь Маша, о которой можно многое узнать, прочтя произведение, которое мной было названо —
Ода на бракосочетание Маши и Идана
С рождения девочка Маша
блистала умом и лицом,
а Вера была ей мамаша,
а Саша был Маше отцом.
Семейством гордилась приличным,
где предки – от рава до цадика,
однако путем очень личным
влеклась она с детского садика.
Опасность ее не смущала,
и страх был неведом Машуте,
верблюдов она укрощала
и прыгала на парашюте.
В науки вгрызалась, как лев,
и все начинала с начала,
и, шесть языков одолев,
девятый она изучала.
Была хороша она в талии,
имела бездонные очи,
с ней два кардинала в Италии
пытались сойтись покороче.
При всей ее женской гармонии
стреляла без промаха в тире,
с ней семь самураев в Японии
хотели иметь харакири.
В подарок ведя дромадера,
на облик в далекой дали
из Франции два гренадера,
мечтая о плене, брели.
Кто жар ей ученый остудит?
Сошлась бы с каким молодцом,
когда ж она трахаться будет? —
шептались мамаша с отцом.
У них о потомстве забота,
им нянчить хотелось внучат,
а Маша научное что-то
кропала в бессонных ночах.
Однако пришел тот единственный,
отменных еврейских кровей,
со службой настолько таинственной,
что сам же не знал он о ней.
Был духом и телом нормален,
шиитов спасал и суннитов,
а в Турции спас из развалин
четыреста антисемитов.
Так мужа нашла себе Маша,
пошла между них канитель,
сварилась любовная каша,
к семье привела их постель.
Летай по державам отсталым,
но делай детишек, Идан,
не век тебе лазать по скалам,
от Бога твой хер тебе дан!
Я не могу тут не отметить, как литература благодетельно влияет на жизнь: Маша немедля забеременела, и теперь в ногах всего семейства путается дивный крохотный мальчик. Мой давнишний друг Володя Файвишевский – очень мудрый и проницательный врач-психиатр. А родился он 22 апреля, что сильно облегчило мне прекрасные потуги сочинительства.
Краткая ода на 70-летие доктора Файвишевского (кличка – профессор)
Повсюду – совпадений светотень,
поскольку неслучайно все в природе:
ты с Лениным в один родился день,
и ты, конечно, назван в честь Володи.
Как молот, был безжалостен Ильич,
безжалостна, как серп, его эпоха;
его разбил кошмарный паралич,
а ты – мудрец, ебун и выпивоха.
Он тоже, как и ты, талантлив был,
однако же вы разны чрезвычайно:
он – много миллионов погубил,
а ты – немногих вылечил случайно.
Психованность весьма разнообразна,
общаться с сумасшедшими опасно,
душевная поломка так заразна,
что тронулся и ты – но как прекрасно!
Свихнувшись, не жалеешь ты об этом,
душой о человечестве скорбя,
и каждый, кто пришел к тебе с приветом,
излечится приветом от тебя.
Еще не все в России хорошо,
еще от ваших жизней длится эхо,
