поиском истины. Я опускаю взгляд, чтобы Говорящий не увидел блестящую в нем ярость.
Тот смотрит влево:
– Что ж, верин Филадон, мы определились. Каково же ваше решение?
Филадон глядит на меня, уголки губ изогнуты книзу.
– Полагаю, даме нужно немного времени на осознание своего положения. Вероятно, она отыщет возможность объясниться убедительней. Она верно подметила, что сейчас против нее – слово лишь одного свидетеля. Давайте отобедаем, а она пока подумает о своей судьбе. Когда вернемся, я ее выслушаю и выскажу свое мнение.
Что еще он хочет от меня получить? Знает ведь, что я не могу высыпать все тайны Кестрина на обозрение его коллегам?
Командир отодвигает кресло и качает головой:
– Не вижу смысла оттягивать неизбежное, но да будет по-вашему, вераин.
– Да будет.
Филадон идет следом за остальными, но шагает медленно и доходит до меня, когда они уже у дверей. Замирает.
– Вы не скажете правду, верия?
Он заметно возвышается надо мной, но слова звучат по-доброму, напоминая о Дубе, говорящем с Виолой.
И все же я мотаю головой. Он знает, кто послал ветер. Так что же предлагает сказать другим судьям? Сейчас он кажется не лучше Говорящего, что решил мою судьбу прежде, чем я произнесла хоть слово.
Филадон вздыхает и переводит глаза с меня на небольшое пламя, горящее в огромном очаге.
– Ваш приговор еще не прозвучал. Если скажете правду, можете обойтись меньшим наказанием. Или избежать его вовсе.
– Это не моя правда, чтобы делиться ею, вераин. – Наполненные злостью слова звенят в комнате.
– Чья же тогда?
Он же не может быть настолько глуп?
– Вы не хуже меня это знаете.
Он медлит.
– Тогда расскажите правду этой комнате. Вероятно, вам удастся спастись, не предавая доверия.
– Если вы все знаете, то как можете не защищать меня? – вопрошаю я.
– Я не вправе никого защищать, – говорит он. – Лишь судить. Постарайтесь дать мне что-то для суждений. Согрейтесь у огня, расскажите свою историю очагу и, быть может, поймете, что сказать мне.
Я киваю, теряясь между яростью и отчаянием.
Он молча идет к дверям.
– Вераин! – резко окликаю я.
– Да?
– Как вышло, что вы держите такую норовистую лошадь?
Вопрос застает его врасплох, и он смеется:
– Луноцветка не слишком дружелюбна, не так ли? Полагаю, продай я ее, другой хозяин живо отправил бы ее на убой.
– Ясно.
Здесь идет какая-то игра, целей которой я пока не понимаю. Но человек с таким добрым сердцем не обрек бы меня на гибель ради безопасности принца. Он хочет меня выслушать. Надо лишь решить, чем я могу поделиться.
Филадон еще мгновение изучает меня, указывает на очаг и уходит. Я жду, слушаю тишину и, лишь убедившись, что за мной не придут стражники, спешу к судейскому столу и наливаю себе чашку воды. Опустошаю за три глотка, тут же наливаю еще одну и пью уже спокойнее.
Бросаю взгляд на очаг. В ушах звучит совет Филадона. Он точно знает мою историю, хотя бы отчасти. Знает, что Ветер – это Кестрин. Но знает ли, от чего Кестрин защищал меня?
Я наблюдаю за пляшущим огоньком. Другие судьи не станут слушать никаких жалоб на Корби, это мне тоже ясно. Смерть, говорят они. Что станет с Валкой, если я умру? Если кожу на мне повредить, она вернется к ней в синяках и крови или исцеленная? Или вообще не вернется?
Я медленно подхожу к очагу и сажусь на колени у решетки. Погода уже слишком теплая, и огонь развели совсем небольшой, но мне все еще холодно после ночи в камере, так что легкий жар приятен. Но что мне рассказать? Я сглатываю и заставляю себя говорить:
– Я не колдунья и не скрываю ни крупицы дара.
Очаг не отвечает, сам с собой потрескивая языками пламени.
Я закрываю глаза и склоняю лицо ближе к теплу:
– Ну, давай посмотрим на обвинения. Голова Фалады говорит со мной, называя принцессой. Он, подаренный принцессе, позволяет садиться на себя лишь мне.
Я замираю, чувствуя заметное давление цепочки на горло. Даже в одиночестве нельзя подбираться слишком близко к правде.
– Дальше, – продолжаю я, – Ветер защищает меня от нападения. Тот же Ветер, что подружился со мной еще дома, что нашел меня на новой земле и что полетел за мной, когда я вчера убежала на равнины. Ветер – это не я, и не я им повелеваю, – выговариваюсь мерцанию пламени. – Ветер – это Кестрин. Даже если он навсегда пропал, я не выдам его тайну Кругу.
Я закрываю глаза. Может, получится убедить судей испытать дар, который они мне приписывают. Филадон должен согласиться.
Что-то шаркает о камень, звук летит прямо из глубины очага. Я распахиваю глаза, но передо мной лишь решетка, поленья ровно горят. Я встаю, мечусь взглядом по очагу, по затейливому рисунку кирпичей: между некоторыми из них есть зазоры, а над каминной полкой бежит каменная резьба, ниспадает по обе стороны арки, местами узор выступает вперед, местами уходит вглубь, точно так же, понимаю я, как на деревянной резьбе, за которой я пряталась и слушала речь Валки о яблочных пирогах.
– Нет.
Я отступаю назад.
Расскажите свою историю очагу.
Я мотаю головой.
– Кто слушает?
Верчусь на каблуке и осматриваю всю комнату, снова обращаюсь к пламени.
– Кто слушает?
Дверь распахивается настежь, и в комнату стремительно входит король.
Я потерянно гляжу на него, замерев.
Он останавливается в шаге от меня и смотрит, лицо у него пустое. В черноте глаз я вижу попытки собрать воедино мои разрозненные слова, сказанные огню.
– Договаривайте.
Следом за ним в комнату заходит Филадон, со щелчком закрывает дверь.
– Тарин, – говорю я, мучительно стараясь прийти в себя. Ваше Величество. Как и судьи, король говорит со мной на менайском.
– Что произошло на равнинах? – требует он.
Я сглатываю ком в горле, глядя на него. Но он имеет полное право знать, что случилось с его сыном.
– Принц отыскал меня верхом на лошади лорда Филадона. Одновременно с ним явился и ваш враг.
– Кто?
– Она… не человек. Я уже рассказывала вам о ней когда-то, в Адании. На ней всегда длинное платье и кольцо с камнем. Она приходит из лунного света, или из текущей воды, или в облике белоснежной совы.
Или в виде пыльного выдоха ветра.
Лицо у него каменеет:
– И в эту вчерашнюю встречу – что произошло?
– Она предложила ему выбор, тарин. Его жизнь или моя.
Король не двигается с места. Я стараюсь дышать, не свожу с него глаз, не позволяю себе показывать сомнения и страх.
Он резко поворачивается к Филадону:
– Выезжай с Саркором и королевской гвардией. Попробуй взять с собой и Мидаэля Корморанта. Прочешите равнины к западу отсюда. Найдите следы Кестрина и идите по ним.
– Тарин, – с поклоном говорит Филадон. И тут же удаляется.
Король снова смотрит на меня:
– Ради вашего же блага будем надеяться на вашу честность, верия. Иначе вас ждет кара много страшнее повешенья.
Я склоняю голову.
Когда он отворачивается и уходит, чувствую в руках дрожь. Изо всех
