весь Лес Кузнеца, обосновавшегося на Новоандреевском мосту МЦК; его сестра, Лея, поддавшись на уговоры Евы (травницей ты всегда успеешь стать, а образование не помешает!) заканчивала подготовительное отделение МГУ и намеревалась поступать в колледж при Биофаке.
Девушка независимо пожала плечиком.
- Чего я там забыла? Сказано же, что ждут всех участников американской экспедиции, а вы меня не взяли, оставили здесь, пасти офисных обывателей…
- Ты отлично справилась! В голосе Чекиста угадывалась неприкрытая лесть. – Ты и Татьяна, разумеется. Сама подумай – а если бы червоточина оказалась не этой, как её… ана… ане…
- Анизотропной. – подсказала девушка. – Книжки надо читать.
- Во-во, анизотропной! Полезли бы оттуда ниггеры вперемешку с зомби – что бы тогда делали?
Так ведь не оказалась же?
- Кто ж знал…
Разговор зашёл в тупик – уже в третий раз с момента получения депеши от егеря. Чекист мялся, краснел, в общем, не находил себе места, и «научная руководительница» Офиса прекрасно это осознавала. И пользовалась, конечно – с утра она уже добилась от «начальства» выделения рабочей группы на обустройство лаборатории на семьдесят втором этаже, в чём раньше ей категорически отказывали.
- Ну, не хочешь – не надо. – сдался наконец Чекист. – Ежели что передать надо – говори, сделаю.
Майка задумалась.
- Пожалуй, что и надо. Егор, который Студент, ведь там будет?
Кудаж без него?
- Отдай ему список лабораторного оборудования. Шапиро обещал пдобрать, вторую неделю жду. Ладно, раньше не до того было – а сейчас что мешает?
Чекист кивнул. Бурная деятельность, развёрнутая Майкой в офисе и вообще здесь, на верхних этажах небоскрёбов Москва-Сити, была утверждена на учёном совете Биофака в качестве официальной исследовательской программы. Оно и неудивительно: впервые за много лет в Лесу обнаружилась территория, не подверженная действию привычных лесных напастей – эЛ-А и Зова Леса. Даже губительная Зелёная Проказа, поражающая жителей Замкадья, имевших неосторожность злоупотреблять лесными «порошочками», здесь довольно быстро отступала – на этот счёт у майки имелась целая исследовательская программа, затеянная при поддержки подруги Бича, Лиски. Девушка давно уже занималась устройством эмигрантов из-за МКАД, и по просьбе Майки помогла переправить в Офис несколько пациентов с особо тяжёлыми формами Зелёной Проказы. Учёные мужи, запертые в стенах ГЗ неумолимой Лесной Аллергией, нарадоваться не могли на её отчёты.
И вот ещё что… - Майка тряхнула головой. Чекист немедленно насторожился – обычно этот жест служил признаком принятого решения, расхлёбывать последствия какового события нередко доводилось ему самому.
- Уж не знаю, что вы там придумаете с «червоточиной» на Соколиной Горе, - заявила девушка, - а только так и знай: нашу я никому трогать не позволю. Стенку восстановили – ладно, а больше я ничего делать не позволю, пусть хоть с пулемётом приходят!
Чекист незаметно вздохнул – худшие опасения, похоже, сбывались. С пулемётом сюда, конечно, никто не придёт, но от этого не легче: если уж Майке попадала под хвост вожжа в виде очередной научной идеи – всё, сливай керосин…
- Да никто и не собирается…. – осторожно сказал он. - Она, «червоточина» в смысле, с той стороны ведь недоступна – а значит, и опасности никакой нет.
- Вот и пусть не суются тогда! – упрямо повторила Майка.
- А что ты задумала - объяснишь? Меня ведь спросят, если я такое заявлю.
- Так я вам и сказала!
И продемонстрировала командиру «партизан» кончик розового, остренького языка. Чекист безнадежно вздохнул.
«…ну что ты с ней будешь делать…»
***
Московский Лес.
Возле Главного Здания МГУ.
Прошло больше тридцати лет с тех пор, как волны Зелёного прилива, захлестнувшие Москву и другие мегаполисы по всему миру, докатились сюда – до монументального, Егор, Гоша, Мартин сидят в парке перед ГЗ. С ними Патрик-Пиндос. украшенного колоннадой и статуями парадного входа в ГЗ. Докатились – и замерли в какой-то сотне метров. Асфальт перед ступенями вспучился, потрескался, кое-где просел здоровенными промоинами. В трещинах пробивались тощие деревца – обыкновенные, не гротескно-гигантские представители мутировавшей флоры, - и даже восьмигранные бетонные вазоны для цветов стояли на своих местах, по периметру площадки. Сквер, в центре которого с пятидесятых годов прошлого века возвышался памятник архангелогородскому самородку, сохранил почти что первозданный вид - только вымахали вдвое против прежнего нарядные голубые ели, да буйно разрослись кусты сирени. Дорожки же, пересекающие сквер, остались практически нетронутыми - буйное разнотравье, прокормиться на котором могли бы стада слонопотамов с Крылатских холмов, пощадило старую брусчатку.
Егор постелил чистую тряпицу на камне, из которого был сложен бордют давным-давно пересохшего фонтана и скамейке, разложил на ней нехитрую закуску – сырокопчёную рыбку, шмат солёного с чесночком сала из Малиновки, помидоры, банку маринованных огурчиков и прочую зелень, выращенную в Мичуринских садах. Всё это он приобрёл час назад, на Университетском рынке; сумку же с угощением дотащил до места встречи Пиндос. Он и сейчас сидел здесь, но не на увитом диким виноградом бордюре, а прямо на земле, сложив длинные, голенастые ноги по-турецки. Верная укулеле, которую он каким-то чудом ухитрился сохранить во время манхэттенской эскапады, лежала у него на коленях, пёструю рубашку по-прежнему украшала россыпь значков с пасификами и острыми листьями канабиса.
Хиппи есть хиппи, усмехнулся – про себя, разумеется, - Егор. Последний обломок давно ушедшей эпохи. Теперь таких не делают…
Он критически обозрел получившийся натюрморт и потянулся, громко хрустнув суставами. Торопиться в кои-то веки было некуда.
- Устал? – сочувственно осведомился Гоша. Он устроился на земле рядом с Пиндосом и нянчил в узловатых, покрытых растрескавшейся дубовой корой лапищах четвертную бутыль с особой «лешачиной» настойкой, в которой играли на солнце мириады золотистых пылинок.
- Это с чего бы? – Егор снова потянулся. – Третий день отсыпаюсь, с тех самых пор, как вернулись. Если бы ещё Татьяна была здесь, в ГЗ, а не уехала на Коломенскую Поляну – хрен бы вы меня вытащили…
- Мужчина должен иногда вспоминать о друзьях. – наставительно произнёс Мартин. Он сидел, вальяжно развалившись, на скамейке, которую они подтащили к фонтану. – Вспоминать и проставляться. Особенно, когда есть повод.
- А он есть? – лениво осведомился Егор. Спорить со старым алкашом не хотелось.
- А то как же! - оживился Мартин. – На Манхэттене вы побывали и Пиндо.. Патрика с Умаром вытащили. Чем не повод?
- А вот Глеба, сетуньца, вытащить не смогли - заметил Егор. – даже тела, и того не нашли.
- Вот его и помянем. Доставай, что там у тебя?
Он скосил глаза вниз. Принесённые Егором бутылки– одна с
