стенку горох… Он искренне верит в то, что говорит, и не замечает очевидных фактов. Словно в голове какой-то блок. Перебрался на другую сторону и носа не кажет.
— У Большого Марва случился сердечный приступ, — сказала она. — Потом у него в крови нашли змеиный яд.
Гаспар так и замер с раскрытым ртом.
— Что?! Он жив?
— Да, но сейчас в больнице… — кивнула Рэнди.
— Бедняга. Он меня недолюбливал, что правда, то правда… Это все ящерицы, — заявил Гаспар. — Заметают следы. Они устраняют любого, кто хоть немного знает об истинном положении вещей. Узурпатор безжалостен, ему не нужны лишние свидетели. Говорят, ящерицы планируют вторжение на Землю. Если их не остановить там, то здесь случится катастрофа. Думаете, Земля готова к марсианскому вторжению?
— Иногда мне кажется, что здесь его ждут не дождутся, — сказала Рэнди, впрочем без особой уверенности. От убежденности Гаспара ей на мгновение стало жутко.
— К полету все готово? — спросила она.
Астроном усмехнулся.
— Все проверил и перепроверил, раз сто, наверное. Ракета готова и ждет, когда нажмут кнопку старта. Как только Марс взойдет над горизонтом, можно лететь.
— Замечательно, — вздохнула Рэнди, печально смотря на океан. — Положите это куда-нибудь. Хочу взять с собой…
Она передала ему фотоальбом.
— Что это? — удивился Гаспар.
— Фотографии, — сказала Рэнди. — Красивые снимки грибов. На Марсе ведь нет грибов? Хорошая зацепка, чтобы иногда вспоминать эту планету.
— Можно взглянуть?
— Конечно. — Рэнди и не думала возражать.
Она подошла к обрыву. Черные буревестники и фрегаты рассекали воздух, задевая крыльями волны. Кружились, играя в птичьи догонялки, перебрасываясь мелкой рыбешкой. Кажется, черные птицы не лучшая из примет? Хорошей дороги они не предвещают…
Рэнди повернулась к Гаспару. Тот, хмурясь, изучал фотографию фиолетовой поганки.
— Хм, — сказал астроном. — Я не рассказывал про то, как встретил в лесу оборотную птицу?
— Кого? — не поняла Рэнди.
— Оборотную птицу. Она похожа на ворону: когда сидит — и не отличишь. Но живет в обратном времени. Летает хвостом вперед, появляется старой, а под конец становиться яйцом. Свои гнезда разбирает. Не знает прошлого, помнит будущее — жаль, сказать не может, да и память у нее никудышная…
Он перевернул страницу и прыснул от смеха.
— Или вот случай… Удил я рыбу, здесь недалеко, где река впадает в океан. Там тростника — не пройти, огромный, выше человеческого роста. Зато форель клюет отменная. Дело было утром, туману нагнало: протянешь руку — не увидишь. Вдруг слышу — идет кто-то, прямо через тростник. Но тихо идет, не ломится — шур, шур, шур… Дай, думаю, поближе гляну. Подошел…
Гаспар замолчал, выдерживая драматическую паузу.
— И?
— А там тростниковый человек! Ну, весь из тростника — тело, руки, ноги… Только головы нет. Бродит туда-сюда, ищет чего-то. Я огляделся, и вижу — вот она, голова-то. Ее ветром сдуло. Лежит себе на земле и стонет. Сделать ничего не может — у тела-то ушей нет. Ну помог я бедняге, кинул ему его голову. А он даже спасибо не сказал — спрятался в тростнике и не найдешь…
— Глупости какие-то, — сказала Рэнди.
— Глупости? — обиделся Гаспар. — Никакие не глупости, я сам видел…
Он снова перевернул страницу и долго смотрел на новый снимок. Лицо астронома становилось мрачнее и мрачнее.
— Мне надо подумать, — сказал он, захлопывая альбом. — Значит, Большой Марв сейчас в больнице?
— Не… нер'ничай… — сказал Кролик, приподнимая голову от пола. — Это… м'шает.
Феликса злобно покосилась на пса.
— Не нервничать? — процедила она так, что бультерьер заскулил.
В доме было тихо. Звуки телевизора раздражали Феликсу, но сейчас, когда их не было, ей стало не по себе. Будто все пошло наперекосяк. Поезд, шедший по старательно проложенным ею рельсам сорвался и того и гляди рухнет в пропасть. Это бесило. Феликса привыкла планировать каждый шаг и терпеть не могла оступаться. Тем более не по своей вине.
От Калеба подобной подлости она не ждала. Сама виновата: стоило ослабить вожжи — и все: парень покатился под откос, вслед за папашей. Зараза. Где его черти носят? Небось, напился и дрыхнет в канаве. Или под боком у какой-нибудь девицы…
Ну ничего, свое он еще получит. Всю оставшуюся жизнь будет жалеть. За любой проступок надо платить — этому правилу Феликса никогда не изменяла. Судьба Калеба предрешена — его ждал поросячий хвост.
Зашипев, точно гадюка, Феликса смахнула со стола остатки фотографий Большого Марва. С этим-то что делать? Время безвозвратно утеряно, придется начинать с начала. Где только взять снимки… Этот идиот Норсмор куда-то смылся, бросил все на нее — мол, сама расхлебывай. А как, спрашивается?
Вцепившись в бутыль «Драконьей Крови», она сделала большой глоток. Едкое зелье лизнуло горло. Несколько секунд Феликса только пучила глаза, не смея выдохнуть. Кухня расплывалась, очертания мебели и стен таяли, сливаясь дрожащими цветными пятнами.
И вдруг приобрели неестественную четкость. Феликса жадно глотнула затхлый воздух. Голова слегка кружилась, и Феликса, обессилев, откинулась на спину стула.
Как же она устала… Но нельзя же все так и оставить — любое дело она доводила до конца. Придется идти за фотографиями самой. На себя-то она может положиться?
Глава 21
Наткет остановил машину у кафе и заглушил мотор. Выйти не рискнул — вместо того долго рассматривал себя в зеркале заднего вида. Ну и видок! Мало было синяка под глазом. Теперь он выглядел так, словно последнюю пару часов провел в центрифуге. Лицо перемазано грязью и сажей, волосы слиплись и торчат во все стороны, взгляд ошалелый, как у свалившейся с сосны белки — одним словом, ужас. Так выглядят сумасшедшие ученые, после того как у них в лаборатории что-то взрывается. Запаха он не чувствовал, но не сомневался, что от него за версту несет тиной и гарью.
Наткет снял с плеча плеть водорослей и брезгливо выбросил в окно. И что, идти в таком виде к Николь? Если повезет, это ее развеселит или включит какие-нибудь женские инстинкты. Вот только полагаться на это не стоило. Если он хоть немного ее знает, то сейчас она и не заметит, на кого он похож. Угроза получить по голове сковородкой оставалась насущной.
Ну и ладно. Он только что победил марсианское чудище, чего сейчас-то бояться? Николь же не будет пытаться перегрызть ему горло. А шишкой больше, шишкой меньше — уже не столь важно.
Наткет сосчитал до десяти и вышел из машины. Все — обратной дороги нет, и будь что будет. Стараясь придать походке подобие уверенности, он зашагал к кафе. Еще раз сосчитал до десяти, уже держа ладонь на
