— Нет, я оставила записку. Спи! Завтра поговорим! — решительно, словно старший младшему, сказала она.
Утром я заставил Елену отправиться назад и облегченно вздохнул, когда она, наконец, скрылась из виду.
Подождав еще минут двадцать, на случай, если этой взбалмошной девчонке вздумается вернуться, я снова пустился в путь. Можно было не спешить. По моим расчетам, я успевал с большим запасом времени. Поэтому ехал медленно. Тем более, что ветви обступающих тропу деревьев могли запросто сбить скачущего всадника. Через пару лет тропа совсем исчезнет. Леса постепенно превратятся в непроходимые дебри, и человек уже не сможет сделать и шага без топора. Останутся только лосиные и оленьи тропы. Что будет лет через тридцать-сорок? Когда вымрет поколение, родившееся до катастрофы. Сколько еще родится мальчиков? Пока их, рожденных после эпидемии, женщинами, не получившими иммунитет против У-хромосом, можно было пересчитать по пальцам. Чем это все кончится? Какой-то заколдованный круг. Мужчин с каждым годом становится все меньше. Вот и сейчас один из них пробирается лесом, чтобы убить другого. Бред какой-то. Наркомания убийства. Наркомания потому, что, подобно наркоману, который знает, что каждая инъекция наркотика приближает его к смерти, все равно не может остановиться в своей пагубной страсти. Так и мы, зная, что нас становится все меньше, продолжаем убивать друг друга и тоже не можем остановиться. Может быть, отказаться? Нет! Покровский для меня, да и для всех нас, не только взбесившийся убийца, но и воплощение того проклятого прошлого, которое, как ни странно, чем оно становилось дальше, тем больше вызывало ненависть. Я не мог отделаться от мысли, что убив Покровского, я убью это прошлое. Пожалуй, я не испытывал такой ненависти даже к бандитам Можиевского. Нет, у меня тогда были совсем иные чувства. Скорее, их можно было назвать чувствами санитара, уничтожающего очаг инфекции. Здесь же было что-то другое, более сильное и даже более реальное в своей опасности… заражения. Наконец я нашел нужное слово. Именно заражения. Мы не могли заразиться идеологией бандитов, но идеи Покровского могли войти в нас незаметно и тогда… Тогда… Я не успел подумать, что же будет тогда, как вдруг сзади раздался знакомый отрывистый лай Шарика, я обернулся и вскоре увидел Елену. Я едва успел схватить под уздцы ее лошадь. Елена была бледна и явно напугана.
— Там, — она указала рукой назад, — люди.
— Какие еще люди? Что ты выдумываешь?
— Не знаю. Их было двое. Это чужие, одетые в шкуры, — она с трудом переводила дыхание, — они хотели меня остановить, но им помешал Шарик. Я успела повернуть Ласточку и ускакала. Они что-то кричали вслед.
— Их было только двое?
— Да! Один почти старик. Другой молодой. Я заметила, что он рыжий… Теперь ты меня не прогонишь?
У меня шевельнулось подозрение, что ее встреча на лесной тропе с незнакомыми людьми — выдумка. Но внимательно посмотрев на нее, понял, что она не лжет. Я взял ее за руку и нащупал пульс. Сердце бешено колотилось, Елена не притворялась. Она действительно была напугана.
— Наверное, бродяги! — поспешил я успокоить ее, — ты не заметила, чем они были вооружены?
— У одного в руках было охотничье ружье, а второй держал палку с привязанным к ней длинным широким ножом. Кажется, штыком.
— Несомненно, бродяги. Наверное жители небольшой, затерявшейся в лесах изоляты. Их нечего опасаться. Скорее всего они напуганы встречей не меньше тебя. На, выпей, — протянул я ей флягу с коньяком.
Елена взяла флягу, сделала глоток и закашлялась. Постепенно она успокоилась, и на щеках появился румянец. Даже если встреча с лесными бродягами выдумка, отсылать ее назад было уже поздно. В любом случае она не успевала вернуться засветло домой. А заставить девушку одну ночевать в лесу я, естественно, не мог. Делать было нечего.
— Только учти, — строго предупредил я ее, — слушаться меня во всем беспрекословно. И если скажу сидеть тихо, будешь сидеть и не высовываться. Понятно?
— Так точно, командир! — сверкнув глазами, приложила она ладонь к козырьку кепи.
У меня больно кольнуло сердце. Елена была копией Беаты, той самой, которую я впервые увидел после разгрома банды Можиевского. Да и возраст ее был тот же. «Через годик ей замуж», — подумал я. Мне очень хотелось, чтобы ее мужем стал один из моих племянников. Но Николай исчез, а Юрий не проявлял почему-то интереса к этой красивой девушке. Да и Елена была совершенно равнодушна к нему, как, впрочем, и к другим возможным женихам. Как-то об этом зашел разговор. По-моему, его начала Беата. Елена страшно рассердилась и заявила, что обсуждать эту тему не намерена ни с кем.
— Останешься старой девой, — предупредила Беата.
— Останусь, значит, останусь! — ответила она и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
После этого разговора она дулась чуть ли не целую неделю. Было это как раз накануне офицерского путча.
В полдень я подстрелил косулю, и мы сделали привал на поляне, поросшей редкими березами. Собирая для костра сучья, я чуть было не напоролся на громадную гадюку, которая шипя уползла в кусты. Змей теперь в округе расплодилось много. У нас, правда, еще не было случаев укуса людей гадюками, но в лесу в связи с этим приходилось принимать всяческие меры предосторожности. Мы все ходили по лесу в толстых сапогах и старались производить как можно больше шума. Змея, слыша его, заблаговременно уползала. В дальних поездках мы при случае ловили ежей и переселяли их в окрестности стационара, а если находили вблизи ежиные логовища, то всегда оставляли любимые ими лакомства. Поэтому вблизи стационара гадюки почти не встречались.
Глава ХLI
РЫЖИЙ МАРК
Последние три километра были самыми трудными. Тропа настолько заросла, что приходилось пробираться, согнувшись вдвое. Лошади в этих условиях были скорее помехой, чем подспорьем. Наконец, я нашел небольшую полянку и велел Елене дожидаться меня вместе с лошадьми. Какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что дорога рядом.
— Разожги костер, чтобы я мог найти тебя, когда буду возвращаться. Только проверю, нет ли следов от телеги, дождусь темноты и вернусь, — пообещал я.
Я был уверен, что опередил Покровского но крайней мере на несколько часов. Но чем, как говорят, черт не шутит. Мне непременно хотелось убедиться, что он еще не успел миновать место, где я уготовил ему встречу.
Так оно и было. Когда я вышел на дорогу, уже смеркалось. Но все же можно было убедиться, что ее песчаное покрытие нетронуто. Но в каком виде была эта дорога! Вся завалена обломками веток, опавшей листвой. Местами песок зарос мхом, на середине пробивались молодые дубки, торчали зеленые пучки сосенок. Через пару лет дорога исчезнет, порастет молодым лесом, а еще лет через пять никто, глядя на это место, и не заподозрит, что здесь когда-то ездили люди.
Я подождал, пока совсем стемнеет. Вряд ли Покровский решится ехать ночью, не рискуя сломать колеса своей старой телеги. Можно было до утра не ждать, и я вернулся на поляну, где оставил Елену. Хорошо, что она послушалась меня и разожгла костер, иначе в темноте я прошел бы значительно левее. Я увидел среди деревьев отблеск огня, когда уже миновал поляну.
— Ну что? — спросила Елена. — Нет следа?
— Нет. И боюсь, что нам придется проторчать здесь двое-трое суток. Дорога в ужасном состоянии, завалена ветками, упавшими деревьями.
— Ты уверен, что это та дорога?
— Другой нет. За нею — непроходимые болота, которые теперь стали еще более топкими.
— Как все-таки быстро восстанавливается природа.
— Да, лет через сто, а может быть, и раньше, вся земля покроется непроходимыми лесами, которые поглотят даже большие города.
— Неужели все займут леса?
— В сухом климате нет. В нашем же, умеренном поясе, с его частыми дождями, строения быстро разрушаются, если за ними нет ухода. Особенно современные блочные. Они втягивают в себя воду…
— И Москва, и Петербург, и Варшава?
— Они тоже. Особенно Петербург. Достаточно двух-трех наводнений, чтобы дать начало быстрому его разрушению. Меня больше беспокоит другое: склады отравляющих веществ и ядерное оружие. Да и атомные электростанции тоже. Правда, они автоматически законсервировались, но все же… Нет полной уверенности, что из-за какой-то неисправности не начнется ядерная реакция.
— Это страшно?
— Я не физик, не специалист в данной области и ничего конкретного сказать не могу. Возможно, я преувеличиваю опасность, и ее нет. Возможно! Будем надеяться, что это так! К сожалению, у нас нет ни одного специалиста, который мог бы сказать по этому поводу что-то определенное.
— Я была слишком мала, когда это все произошло, — Елена протянула мне палочку с поджаренным мясом, — кажется, уже готово! Так вот, я тогда не задумывалась ни о причинах катастрофы, ни о ее последствиях. Теперь думаю, почему в катастрофе больше погибло образованных людей, интеллигенции?
