кормилица и нянька, и мальчик явно поправился с тех пор, как Гэбриэл видел его в последний раз.
– Да-а, – тетешкая его на руках, гордо подтвердила Марта, – мы растем быстро, да, Брюси, да, да?! – И сделала вид, что кусает его в животик. – Ах ты, мой котеночек! Ты мой сладенький сыночек! – Сама Марта тоже изменилась, похорошела, даже помолодела, глаза сияли, и Гэбриэл решил, что она очень даже ничего – даже на его взыскательный вкус.
– А дочечка наша, – Марта послала сияющий взгляд Агнес, которая стеснялась чужого огромного дяди и пряталась от него за стулом, – папина любимка, да, Агнес? Уж как нас папа обожает, когда приедет, прямо с порога: где моя дочечка, где моя Агнес? И Стиви тоже не забывает, мальчик всех дичится еще, строптивый мальчик, но Нэша уважает, хвостиком ходит за ним. Только с сестричкой ссорится все время, даже дерется, я уж его и так, и эдак… Но ничего, воспитаем, жизнь-то у них была страшная, мне Нэш мой рассказывал такое, что прямо слезы на глаза. Очень я за них переживаю. – Прошептала вдруг, взглянув на Гэбриэла полными тревоги глазами. – Неспокойно нынче в Пойме, и Нэш сильно прижимает злодеев, как бы не отыгрались на детках! Ох, как я боюсь!
– Я распорядился, в «Гнезде ласточки» о вас знают. – Сказал Гэбриэл. – Если что, бегите туда и запирайтесь, там пустят и защитят. У них голуби почтовые есть, в Хефлинуэлл мигом доставят весточку, если нужно будет.
– Спасибо. – Кивнула Марта. – Даст Бог, все будет хорошо, но если что, спасибо, в замке-то, поди, безопаснее. Отобедаете, ваше сиятельство?
– Спасибо, но меня на обед в «Гнезде ласточки» ждут. В другой раз. – Гэбриэл поцеловал младенца, мельком подумав о ребенке Марии – скоро он сможет поцеловать и его. Уже осенью… Ведя под уздцы своего гнедого Смирного на деревянный мост, ведущий в замок, Гэбриэл огляделся. Он совсем забыл, что такое осень. Смутно помнилось, что листва становится желтой и красной, и опадает. Вспоминались вороха листьев, в которые они, мальчишки, падали с разбегу, стараясь как можно больше поднять в воздух. Дожди на плоскогорье, где находилась его ферма, шли, начиная с середины августа и до середины ноября, почти постоянно, и им приходилось сидеть дома. Сырой прохладный воздух, врывающийся в душное помещение, когда открывалась тяжелая дверь… Грибы в овраге, которые им велела собирать Мамаша. И кленовые листья, которые ему, мальчишке, полуэльфу, чуткому к красоте, казались чем-то нереально прекрасным, огромные, больше его ладони, красные, желтые, багряные… Что еще красивого, кроме лошадей и далеких гор, он видел там?.. «Я больше не пленник. – Напомнил он себе, ощутив эхо прежнего дикого восторга. – Я никогда уже не стану пленником. И весь мир – мой».
– Не могу здесь бывать. – Признался скованно Иво. – Сразу вспоминается Гретель. Она была моей первой девушкой, я имею в виду, на воле. Она мне открыла новый мир, отношения новые открыла, я не могу ее забыть.
– Вот и не забывай. – Посоветовал Гэбриэл. – В церкви молись о ней, свечки там, все такое. И вспоминай, какая она была живая и красивая. Красивая хоть была-то?
– Да. – Прошептал Иво, с тоской глядя на дубы вокруг «Золотого дракона». – Красивая…
– Понятно.
– И добрая. И веселая. – Иво резко отвернулся, смаргивая слезы, выступившие на глаза. – Я тогда как бы забыл о ней, столько всего нового, заманчивого, захватывающего… А она ждала меня. Я все думал: как-нибудь потом… А оказалось: никогда.
«Это хорошо, – С внезапной болью подумал Гэбриэл, – что это худшее, что тебя мучает. Когда я вспоминаю девчонок, которые прошли через меня в Садах Мечты, мне есть, от чего зубы-то стиснуть».
Но вслух не стал ничего говорить. Только положил руку на плечо своего оруженосца, и так они и вошли в замок.
Переночевали в «Гнезде ласточки» и на рассвете выехали, надеясь вернуться в Хефлинуэлл уже ночью. В этом было преимущество путешествия малым числом и верхами: со свитой пришлось бы добираться до Гранствилла дня три. Соотечественники Хлорингов никогда и никуда не спешили, жили неторопливо и размеренно, в путь собирались подолгу, путешествовали и того дольше. И, что удивительно, почти никогда и никуда не опаздывали.
В Разъезжем решили не задерживаться. Малышей-полукровок уже переправили в Ригстаун, и делать здесь Гэбриэлу было особенно нечего. Гэбриэл, конечно, заметил коней и слуг какого-то знатного и богатого господина, который, судя по всему, остановился в самой лучшей гостинице, но не настолько хорошо еще знал геральдику, чтобы понять, что это сам посол-инквизитор, мастер Дрэд. И потому с чистой совестью проехал мимо гостиницы, рассказывая Иво, какие шикарные пряники пекут там, куда они едут. А его армигер был слишком увлечен переглядыванием с двумя молоденькими послушницами, которые строили ему глазки с противоположной стороны улицы. Девушки были в его вкусе, по крайней мере, одна из них, тоненькая, как тростинка, чернобровая и черноволосая, с большими темными глазами. Гэбриэл, мечтавший о пряниках, эти гляделки заметил и фыркнул, но промолчал, хотя очень хотелось ехидно заметить что-нибудь вроде: «Не долго же ты по своей Гретель убивался!». За Разъезжим начались гречишные поля, сады и покосы. Всюду работали люди, мужчины и женщины, девушки и даже дети, все торопились заготовить сено для скота на долгую зиму. В округе уже начали гнать липовый мед, и воздух пах медом и воском. Гэбриэл, придержав коня у придорожной лавчонки, купил за геллер два куска свежих, истекающих светлым медом сот, и дальше они с Иво поехали, наслаждаясь его пряной сладостью.
В Голубой Гэбриэл опять получил кошель пряников, еще теплых, пышных, с пылу-с жару, ароматных. Во дворе, где он ласково похлопывал и поглаживал своего коня, ему рассказали о ночном происшествии. Гэбриэл в какой-то миг глянул на своего пса и перестал слушать. Гор, весь напрягшись, прижав уши и ощерившись, осторожно ступая, крался в тот угол, где Кристине почудился кто-то опасный.
– Погоди… – Гэбриэл остановил Каллена-старшего на полуслове. – Что он учуял?
– Конокрада, кого ж? – Неуверенно предположил Каллен.
– Не-ет, на людей он так не реагирует… – Пробормотал Гэбриэл, осторожно ступая вслед за своим псом. Добравшись до стены, через которую перемахнул ночной гость, Гор вскинулся, опершись передними лапами о сложенную из известнякового плитняка стену и коротко, злобно гавкнул. Голос полуволк подавал так редко, что Гэбриэл уже знал точно: происходит что-то из ряда вон. Достал кожаный футляр с листком, испачканным кровью Аякса, дал понюхать Гору, и тот яростно захрипел, вздыбив загривок. Иво, следовавший за Гэбриэлом попятам, побледнел и достал лук, принявшись поспешно снаряжать его. Гэбриэл не колебался. Три
