тянутся люди за выпечкой. Ловушки не получится.
– Да мне плевать, я хоть всю деревню положу!
– Конечно, положишь. – Насмешливо сощурила змеиные глаза Барр. – Только вот толку-то? Голубая на оживленной дороге. И очень далеко от Гранствилла. Перебьёшь; сожрешь; дальше что? Нагрянут эльфы, нагрянет стража, щенки явятся с большим отрядом кнехтов. И ты остался там же, где и был. С приятной тяжестью в брюхе, которую быстро высрешь, и тогда вообще никакого толку от твоего подвига великого не останется.
– Говори. – Насупился тролль, понимая, что она права, и сильно злясь на нее за это.
– Герцог никогда не ездит без свиты. Это всегда его итальянец, армигер, и несколько кнехтов. А вот его брат, поскребыш дохлой ведьмы, частенько разъезжает один. Он, да собака… И эльф, но эльф покинул замок на несколько дней. Это шанс, животное. Он любит своего коня и обязательно приедет его проведать. Или забрать – лошади быстро поправляются. Приедет сам. И на этот раз – без своей эльфийской няньки. Не трогай булочников, пока не расправишься с мальчишкой!
– Ты говорила, что он нужен тебе живым.
– Уже нет. – Барр сверкнула злобой из глаз. Нет, конечно же, она хотела бы заполучить Гэбриэла Хлоринга живым! Но обстоятельства сложились так, что приходилось хвататься за то, что есть, а не ждать того, чего очень хочется. Ничего. Она заполучит его невесту и дочь, и тогда уже отыграется на них за все. – Я только одного теперь хочу: чтобы он сдох не сразу.
– В этом не сомневайся! – Ощерился Аякс. И да: ведьма в этом не сомневалась.
Как в любом университетском городе, школяры и студенты были славой Фьёсангервена, его прибылью, изюминкой, (и даже перчинкой), и, увы, его кармой. Школяры гуляли, платили, веселились, озорничали, бесчинствовали и третировали горожан день и ночь. В отличие от Эсгарота, где занятия проходили по старинке, на Школьной улице и на берегу озера Долгого, Фьёсангервенская альма матер стала одним из первых университетов Европы, где были выстроены специальные классы и будуары для студентов, которые не имели возможности снимать в городе жилье. Буквально за несколько прошедших после этого лет – деньги на строительство классов и будуаров дал, само собой, его высочество Гарольд Элодисский, – вокруг университета вырос целый городок, обнесенный своей стеной, с Университетскими воротами и отдельным уставом. Владыкой этого городка был ректор, Урбан Бронсон, в его руках находилась вся верховная власть этого мини-государства, в том числе судебная и исполнительная. К нему шли торговцы и трактирщики, а так же разъяренные мужья и отцы согрешивших дамочек, чтобы воззвать к его справедливости. Не особенно, впрочем, на нее надеясь, так как ректор практически всегда вставал на сторону школяров. Иногда им доставалось, а порой, если проступок был слишком серьезным, даже весьма и весьма болезненно доставалось, но школяры всегда предпочитали его суд и расправу, потому, что верили своему Папаше Ури. Старую народную присказку: «Если Бог не выдаст, то и свинья не съест», школяры перефразировали в «Папаша Ури не выдаст». В университете ректор читал lectio по «квадриуму»: арифметике, музыке, астрономии и геометрии, а слушателям старших факультетов – по медицине. Он приходился дальней родней по матери Еннерам, и более близкой по отцу – Бергквистам, и когда город наводнила пресловутая «ангельская милиция», он приказал закрыть университетские ворота, превратив альма матер в неприступную крепость. Школяры охотно сменили грифель на арбалеты и пращи, а лютни и эльфийские гитары – на мечи и сабли. Первую же попытку новых хозяев города войти в университетский городок школяры встретили азартными проклятьями, сквернословием, перемежающимся красиво и учено звучащими на латыни, но очень грязными по сути пожеланиями и лавиной нечистот со стен. Тем же самым отвечали школяры и профессора и на предложения капитуляции и признания новой власти, и на угрозы. Гирст, узнав, что творят студиозусы, только зубы стиснул. О чем-о чем, но о студентах он и не подумал! Все было предусмотрено: казармы стражи, магистрат, ратуша… А вот о школярах он, никогда не получавший никакого образования, даже и не вспомнил. А ведь ректор связан со старейшими семьями королевства! Да и среди студиозусов есть представители древнейших семей. В его намерения не входило ссориться с ними со всеми. Да он вообще ни с кем ссориться не хотел! По его задумке, он был не захватчиком, а спасителем, предателем и убийцей был Енох! Гирст даже рискнул и приехал к университетским воротам, предложив переговоры с ректором. Тот вышел на стену, и в ответ на объяснения и оправдания Гирста нагло заявил:
– Пусть дочери эрла сами придут сюда и скажут, что все это правда, а не наглая и беспардонная ложь!
Но на этот риск Гирст пойти не мог. Фиби, вроде бы, оттаяла, даже порой односложно отвечает ему, стала кое-что есть, по зернышку, как больная птичка, но все же. Но как она поведет себя, очутившись вне стен замка? Если она попросит помощи у ректора или горожан, Гирсту и «милиционеры» не помогут, горожане их порвут: Еннеров здесь любили. Вот если в замке останется ее сестра… И, пообещав Урбану, что как только Фиби Еннер станет получше – девушка вне себя от горя по родителям, – он приведет ее сюда, и та заверит всех в своей безопасности, Рон Гирст вернулся в Северную Звезду. Приказав искать Гарри Еннера, его друзей и маленькую Флер, землю рыть, если надо, в море нырять, но найти.
Но не успели начаться новые поиски, как нагрянула новая проблема: известие о смерти Корнелия.
– А ведь этого следовало ожидать! – Говорил Гирст, расхаживая по террасе, на которой Фиби, бледная, но спокойная, вышивала большой гобелен с изображением Северной Звезды. – Таких, как этот попик, всегда убивают, не родственники сожженных девок, так свои же последователи. Я только не думал, что так рано… Проклятье! Я бы и сам его убил, но не так и не теперь… Морщишься? – Мельком взглянул он на Фиби. – Такова жизнь, моя девочка. Корнелий – сумасшедшая тварь, бешеная собака, которая не столько убьет, сколько заразит и погубит народа своим бешенством. Я его использовал, да. Я тоже тварь, не скрою, тварь куда худшая, ибо разумная. Отчасти могу оправдаться только тем, что не я его создал и с поводка спустил. Не я натравил его на Междуречье! Я лишь использовал его, но почему нет?! Создали его мой драгоценный братец Андерс и его дружки, и мой достойный папаша. И создали по пьяни, сдуру, не особо даже понимая, что творят и какие будут последствия. – Он сжал кулак. – Разве это
