— Не мне об этом судить, — холодно сказала Анна.
Лиз была не из тех, кто пропустит возможность поговорить на эту тему. Она с горечью произнесла:
— Поверь мне, ты не так уж много теряешь. На мой взгляд, брак сильно переоценивают.
Лиз легко говорить — у нее был личный опыт. Анна подумала, что их с Лиз нельзя сравнивать: Анна никогда не переступила бы эту черту, если бы у Марка с женой было что-то близкое к реальному браку. С другой стороны, кто она такая, чтобы судить? Если когда-то она не одобряла супружеские измены, то сейчас чувствовала лишь сострадание ко всем замешанным в этой истории. Среди них не было негодяев, только хорошие люди, которые просто сбились с пути.
— Если с Пэрри ничего не вышло… — начала было Анна.
Но Лиз не хотела слушать о своем бывшем муже, она была слишком поглощена мыслями о Дэвиде.
— Ты шокирована? — спросила она, бросив на сестру взгляд, который одновременно подзадоривал Анну сказать что-нибудь и молил ее о понимании.
Анна вспомнила, как видела Дэвида и Карол в церкви; они выглядели скорее как люди, потерпевшие фиаско, чем не ладящие между собой, но их сын, маленький и бледный, удерживал их вместе.
— После того, через что мне довелось пройти, меня ничто не может шокировать. Кроме того, — добавила Анна, — все мы не без греха.
— У тебя с Марком все было по-другому.
— Я тоже так думала. — Анна почувствовала, что напряжение, которое почти исчезло, снова возвращалось к ней.
Лиз сочувственно покачала головой.
— Вы идеально смотритесь вместе. Я действительно думала… — она запнулась, и ее лицо снова исказила болезненная гримаса.
Анна обняла сестру. В теплой воде Лиз вся дрожала, будто замерзла.
— Не плачь, все образуется. Твоя жизнь обязательно наладится. — Музыка стихла, и сквозь густой ряд бамбуков донеслись обрывки смеха и шлепанье сандалий, спускавшихся по лестнице.
Лиз всхлипывала.
— Прости. Ты последний человек, которого я хотела бы загружать своими проблемами.
— Все в порядке, — сказала Анна. Она к этому привыкла.
Лиз отклонилась назад и посмотрела на сестру со смешанным чувством благоговения и негодования.
— Хотела бы я знать твой секрет! Как тебе, черт возьми, это удается?
Анна улыбнулась.
— Думаю, это то же самое, что взбираться на гору, — смотреть нужно только вперед.
Лиз издала невеселый смешок.
— Да ну его. Просто брось мне эту чертову веревку.
Когда они наконец-то вылезли наружу, горячие и румяные, Анна ненароком сказала:
— Я думала по дороге домой заглянуть к маме. Не хочешь составить мне компанию?
Она ожидала, что Лиз ответит, будто не может отпроситься с работы либо ей нужно заехать за Диланом или встретиться с другом. Но она лишь пожала плечами и сказала:
— Конечно. Почему бы и нет?
Они обе знали, что визиты к матери — это гораздо больше, чем ритуал, который нужно было соблюдать. Последнее время Бетти целыми днями сидела, уставившись в пустоту, словно заблудилась в мире, существовавшем лишь в ее воображении, наполненном людьми и событиями, которых давно нет. Но Анна продолжала навещать ее, и Лиз время от времени ходила вместе с ней. Как же она станет смотреть в будущее, если не сможет смириться с прошлым?
— Отлично. Затем мы сможем где-нибудь перекусить, — сказала Анна.
— Только не в «Три-Хаус», — Лиз слегка улыбнулась.
— Я имела в виду «Бургер-Кинг». Я сейчас немного на мели.
— Я тебе одолжу деньги, но… — Лиз не нужно было объяснять. Анна понимала, что быть матерью-одиночкой означало постоянно жить на грани финансового кризиса. Они были на полпути к «Саншайн Хоум», когда Лиз осторожно спросила:
— Ты думала о том, на что ты его потратишь? — Они старались избегать разговоров о наследстве. Сама мысль об извлечении выгоды из трагедии шекспировского размаха казалась кощунственной.
— На то, чтобы оплатить счета моего адвоката, — без колебаний выпалила Анна.
— А у меня на примете абсолютно новенький «БМВ» с откидным верхом.
— А мне хватит и новой коробки передач.
Лиз улыбнулась, будто не верила в то, что Анна когда-нибудь перестанет быть такой экономной.
— Тебе нужно мыслить масштабнее. Как насчет нового дома или путешествия в Европу? Ты ведь всегда хотела увидеть Париж и твердила об этом с самого детства.
Анна задумалась на минутку, а затем покачала головой. Единственное, чего она хотела больше всего на свете, нельзя было купить ни за какие деньги.
— Спасибо, — сказала она, — но у меня было столько впечатлений, что мне их хватит на ближайшие сто лет.
Глава семнадцатая
Теперь, когда не нужно было беспокоиться об Анне, Финч занялась домашними делами: менее чем через неделю Лаура и Гектор должны были отправиться в Мексику, чтобы завершить последние формальности удочерения. Тем временем в доме был жуткий беспорядок, и Лаура, человек-американские горки, горланившая во все горло в душе «La Vida Loca», через минуту уже мучилась вопросом, сорвется ли все в последний момент или нет.
Гектор занимался обычными делами: следил за лошадьми, ремонтировал вещи на ранчо, по вечерам ходил на занятия, — но Финч видела, что он тоже был поглощен своими мыслями. Он читал книгу, и минута шла за минутой, а он все не переворачивал страницу; или он настолько погружался в раздумья, когда чистил лошадь, что, когда он заканчивал, можно было увидеть на шкуре животного свое отражение. В то время как Лаура стала такой же забывчивой, как Мод, и переворачивала раз за разом весь дом вверх дном в поисках потерявшихся ключей или очков для чтения, Гектор, обычно очень сдержанный, стал невероятно разговорчивым и потчевал домашних за обедом историями о том, как он вырос в семье, состоящей из семнадцати человек. Не нужно и говорить о том, что он был профессионалом по смене подгузников.
Вечеринка была идеей Мод. Она хотела организовать праздник для Анны, но та вежливо отказалась, сказав, что сейчас ей больше всего хочется тишины и спокойствия. Чтобы рвение не пропало даром, Мод все свои силы направила на то, чтобы встретить Эсперанцу как полагается. Приглашены были все, включая сестру Агнес. Сэм отвечала за покупку цветов, а Элис — за подарки (она держала в секрете, что это было). Клэр вызвалась приготовить десерт, а Иан рисовал транспаранты: один на английском, второй на испанском. Мод даже в шутку предложила, чтобы члены ее кружка кройки и шитья станцевали стриптиз, что вызвало испуганные возгласы со всех сторон.
Единственной неприятностью, омрачавшей радость Финч, было то, что Люсьен сразу после окончания школы собирался назад в Нью-Йорк. Его мать, недавно выписавшаяся из центра реабилитации, подыскала для него работу на лето в фирме его дяди. Финч даже не знала, вернется ли он осенью. Когда об этом заходила речь, Люсьен уходил от прямого ответа.
Мысли о Люсьене изводили ее, так что когда Лаура однажды ни с того ни с сего заявила, что пришло время нанести визит матери Марты Элистон, Финч обрадовалась возможности отвлечься. Повод подвернулся сам собой: Лаура узнала, что старушка слегла с опоясывающим лишаем.
— Разве это не наш христианский долг — заглянуть к ней? — спросила Лаура, подмигивая.
На следующий день они мчались по Олд-Сорренто-роуд в «Эксплорере» Лауры. Буханка бананового хлеба, завернутая в фольгу и все еще теплая, так как недавно была вынута из духовки, лежала у Финч на коленях. Марта с матерью жили неподалеку от Мавис, как оказалось, в дощатом доме, выкрашенном в канареечный цвет с голубой окантовкой, что приятно удивило Лауру и Финч, поскольку сама Марта была очень невзрачной. Они позвонили. Когда никто не ответил, Лаура толкнула дверь и увидела, что та не заперта. Она просунула внутрь голову и закричала:
— Здравствуйте! Есть кто-нибудь дома?
Немощный голос откуда-то из глубины дома недовольно поинтересовался:
— Кто там?
— Лаура и Финч Кайли из церкви! — Лаура вошла внутрь, не ожидая приглашения.
Они обнаружили старушку в ее спальне в конце коридора, — маленький холмик под шерстяным одеялом. Рядом с ее локтем на ночном столике стоял поднос с нетронутым завтраком, а также различные пузырьки с лекарствами. Маленькое кукольное лицо цвета спелого яблока удивленно смотрело на них из груды подушек.
— Мы узнали, что вы заболели, — живо сказала Лаура, — и решили вас проведать.
Финч ожидала, что старушка будет приятно удивлена — в конце концов, они едва знали друг друга, — но у миссис Элистон был вид человека, для которого все приятное осталось в далеком прошлом.
— В последнее время из меня не очень приятный собеседник, — сказала она, приподымаясь и поправляя седые волосы, — но раз уж вы приехали, то можете присесть.
Лаура устроилась в мягком кресле у кровати, а Финч осталась стоять. В воздухе витал слабый неприятный запах болезни и отчаяния, словно старушка спасовала не только перед кроссвордом, упавшим или брошенным на пол.
