— Младшим Сыновьям нужны не скоморохи, а воины, — презрительно бросил брави.
— Вот вам один. — Тирион показал большим пальцем на Мормонта.
— Этот? — фыркнул брави. — Здоров, спору нет, но рубцы не всякого скота делают воином.
Тирион возвел свои разные глаза к потолку.
— Не представите ли мне ваших друзей, лорд Пламм? Этот, в розовом, меня раздражает.
Брави оскалился, человек с пером хмыкнул.
— Чернилка их казначей, — сказал вместо Пламма Мормонт, — а павлин величает себя Каспорио Коварным, хотя Каспорио-Козел больше бы подошло.
Узнать Мормонта было, конечно, трудно, но голос его остался прежним. Каспорио опешил, Бен Пламм прищурился.
— Никак, Джорах Мормонт? Я смотрю, гордости у тебя поубавилось. Можем ли мы называть тебя сиром, как раньше?
Мормонт сложил раздутые губы в ухмылку.
— Дай мне меч, Бен, а там называй как хочешь.
Каспорио слегка попятился.
— Она же тебя прогнала!
— Я вернулся. Что возьмешь с дурака.
«Особенно с влюбленного». Тирион кашлянул.
— Старые времена после вспомните. Сначала я объясню вам, почему моя голова, когда она на плечах, ценнее отрубленной. С друзьями я щедр, лорд Пламм. Спросите Бронна, и Шаггу, сына Дольфа, и Тиметта, сына Тиметта.
— Кто такие? — спросил Чернилка.
— Добрые люди, присягнувшие мне и щедро за это вознагражденные… Хотя насчет добрых я, положим, приврал. Это ублюдки-головорезы наподобие вас.
— А ты их, часом, не выдумал? — спросил Бурый Бен. — Шагга — женское имя.
— Сиськи у него будь здоров, это да. Как увижу его снова, посмотрю у него в штанах. Что это там, кайвасса? Давайте сыграем, но сначала я бы выпил вина. В глотке саднит, а говорить мне придется долго.
Джон
Ночью ему снились одичалые, выходящие из леса под вой боевых рогов и гром барабанов. БУМ, БУМ, БУМ — словно тысяча сердец бьется в лад. Кто с копьями, кто с луками, кто с топорами. Большие, как пони, собаки везли костяные санки. Великанам служили палицами вырванные с корнем дубы.
«Ни шагу назад! — кричал Джон, стоя на Стене один-одинешенек. — Дадим им отпор. Огня! Жги их!»
Никто не откликался. Все его бросили.
Горящие стрелы взлетали, поджигая плащи одетых в черное пугал. «Сноу», — заклекотал орел. Одичалые лезли по льду ловко, как пауки. Джон в доспехах из черного льда сжимал в руке раскаленный докрасна меч и скидывал оживших мертвецов со Стены. Он убил старика, мальчишку, великана, страшилу с подпиленными зубами, девушку с рыжей гривой. «Да это же Игритт!» — спохватился он, когда она уже падала.
Мир растворился в красном тумане. Джон колол, рубил, резал. Уложил Донала Нойе, вспорол живот Глухому Дику Фолларду. Куорен Полурукий упал на колени, зажимая рану на шее. «Я лорд Винтерфелла!» — выкрикнул Джон. Перед ним вырос Робб с мокрыми от снега волосами, и Джон снес ему голову Длинным Когтем. Чьи-то узловатые пальцы схватили его за плечо. Джон обернулся назад — и проснулся.
Ворон клевал ему грудь. Когда Джон согнал его, тот с недовольным криком «Сноу» перелетел на столбик кровати и злобно уставился вниз.
Светает уже. Час волка. Скоро встанет солнце, и четыре тысячи одичалых пройдут за Стену. Безумие. Джон запустил обожженную руку в волосы, в который раз спрашивая себя, что он такое затеял. Когда откроют ворота, ничего уже не поправишь. С Тормундом должен был договариваться кто-нибудь умудренный опытом. Старый Медведь, Джереми Риккер, Куорен Полурукий, Деннис Маллистер. Или, к примеру, дядя… Но теперь уж поздно жалеть. У каждого выбора есть свой риск и свои последствия. Он доиграет эту игру до конца.
— Зерно, — бормотал ворон, пока Джон одевался впотьмах. — Король. Сноу, Джон Сноу. — Странно: на памяти Джона эта птица ни разу не называла его полным именем.
Завтракал он в трапезной со своими офицерами. Поджаренный хлеб, яичница, кровяная колбаса, ячневая каша, светлое водянистое пиво.
— Все готово, — доложил Боуэн Мурш. — Если одичалые не нарушат условий, мы будем действовать согласно приказу.
«А если нарушат, будет резня».
— Не забывайте, что люди Тормунда изголодались, замерзли и сильно напуганы, — сказал Джон. — Некоторые из них ненавидят нас не меньше, чем некоторые из нас — их. Обе стороны ступают по тонкому льду: одна трещина, и провалятся все. Первую кровь, если она будет, ни в коем случае не должны пролить мы — иначе я, клянусь старыми богами и новыми, отрублю виновному голову.
— Так точно, милорд… будет исполнено… как прикажете, — слышалось в ответ. Офицеры один за другим пристегивали мечи, надевали плащи и выходили на холод.
Последним из-за стола встал Скорбный Эдд Толлетт: ночью он приехал с шестью повозками из Бочонка, известного ныне как Шлюшник. Повозки предназначались для новых копьеносиц, которых Эдд должен был отвезти в крепость к их сестрам.
Джон, на удивление довольный тем, что вновь видит эту кислую образину, смотрел, как Эдд подбирает хлебом желток.
— Ну, как там у вас дела?
— Лет через десять отстроимся, — отвечал Эдд. — Когда мы приехали, там было полным-полно крыс. Копьеносицы перебили их, теперь там полным-полно копьеносиц. Иногда я скучаю по крысам.
— А как тебе нравится служить под Железным Эмметом?
— Под ним больше Черная Марис служит, милорд, а я мулами занимаюсь. Крапива говорит, они мне родня. Морды у них такие же длинные, это верно, но по части упрямства они ушли далеко вперед, и с их матерями я незнаком. Люблю яишенку, — вздохнул, доев, Толлетт. — Не скармливайте одичалым всех наших кур, ладно, милорд?
Они вышли во двор. На рассветном небе не было ни облачка.
— Хороший будет денек, — сказал Джон. — Теплый, солнечный.
— Чтобы Стена в преддверии зимы плакала? — не согласился с ним Эдд. — По мне, это дурной знак, милорд.
— А если бы снег шел? — улыбнулся Джон.
— Еще того хуже.
— Какая же погода, по-твоему, добрый знак?
— А вот как внутри, в трапезной. Пойду-ка я к своим мулам — они скучают, когда меня долго нет. Не в пример копьеносицам.
С этими словами Эдд пошел к восточной дороге, где стоял его поезд, а Джон — к конюшням. Атлас уже оседлал ему серого скакуна с черной, как мейстерские чернила, гривой. В разведку бы Джон на таком не поехал, но для торжественного выезда конь подходил в самый раз.
Ждала и охрана. Обычно Джон не любил, чтобы его сопровождали, но решил, что в это утро осторожность не повредит. Восьмерка выглядела очень внушительно — в кольчугах, полушлемах, черных плащах. В руках длинные копья, на поясах мечи и кинжалы. Ни одного старика и мальчишки, только зрелые мужи: Тай, Малли, Лью-Левша, Фульк-Блоха, Большой Лиддль, Рори, Гаррет Зеленое Копье. И Кожаный, новый мастер над оружием, доказывающий, что даже сторонник Манса может занять почетное место в Ночном Дозоре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
