На набережной аники-воины устроились возле башни, в небольшом кафе под цветастым тентом. Илья, с наслаждением поглощавший огромную порцию мороженого, с удивлением посматривал на друзей. Настроение у всех троих было явно подавленное. Первая кровь, пролитая ими, сильно подействовала на каждого, причем по-своему. Стрижу, после того, как прошел первоначальный мандраж, снова подумалось, что он зря втянул друзей во всю эту историю. Прошлой весной, да и раньше, два года назад, все было иначе. Может быть, немножко больше каждый из них стал ценить жизнь, может, просто другая ситуация. Одно дело, если врага видишь далеко, на мушке прицела, и совсем по-другому воспринимается общение со смертью вот так, лицом к лицу.
Сергей, вроде бы дремавший, откинувшись на спинку пластмассового сиденья, вдруг неожиданно выругался и открыл глаза.
— Ты чего, Серега? — удивился Илья.
— Не могу. Глаза закрою, и снова возникает эта дурацкая лопата. Лезвие блестит и опускается, как в замедленной съемке.
— Перепугался? — сочувственно спросил Стриж.
— Да нет. Даже сейчас страха нет. Просто глаза закрою и вижу. Как после рыбалки, уже домой придешь, спать ляжешь, а поплавок все перед глазами прыгает, и круги по воде.
— Да, странное какое-то чувство, — поддержал его Андрей. — Бугай этот врача зарезал и даже не ойкнул, нас бы всех там запросто положил лопатой, а все равно… Какое-то отвращение.
— Может, лучше было бы сдать его в милицию? — спросил Илья. — По закону бы их судили, все равно от вышки бы не отвертелись.
— Да нет, Илья, — отрицательно покачал головой Андрей. — Ну, взяли бы их, и что? Пежо умер у нас на глазах, а парень с лопатой вряд ли что знал, к тому же сколько пришлось бы с ним возиться. Так что Винтер, конечно, прав. Ты не забывай, мы выигрываем главное — время. Да, Толян? — обратился он к Стрижу.
Тот пожал плечами.
— Я знаю одно: зря я вас во все это втянул. А насчет законов, они сейчас очень странные. И не таких прощают.
— Надо всех тех, кто убивает, автоматически приговаривать к расстрелу, — с жаром бросился в бой Илья.
— Умный ты больно. А ты не припомнишь, скольких ты уже на тот свет сам отправил? — осадил его Стриж.
Илья смущенно почесал затылок. А Стриж продолжал:
— Серега вот про лопату другую историю напомнил мне. В зоне я подружился с одним человеком, высокий такой, худощавый, в очках с толстыми линзами. Урки еще над ним издевались, заставят полы мыть, а очки отнимут. В казарме полутьма, окошки маленькие, пара лампочек на весь барак, да и то ватт по сорок. Вот он и тычется головой в койки, они ржут. Потом смотрю, книжку толстую читает, историка Ключевского. Я попросил посмотреть, разговорились. Оказалось, школьный учитель, жена, двое детей. Работали всей семьей на даче, пололи свои грядки, а тут подвалили трое молодых пьяных подонков, покуражиться им захотелось. Стали задираться, потом просто его избили. Совсем в раж вошли, жену решили изнасиловать, это на глазах детей, представляешь? Народу на дачах было полно, воскресенье, а тут как вымерли все. Ну он не выдержал, за лопату, одного сразу, а другой через неделю умер в больнице.
Стриж тут замолчал, о чем-то задумавшись.
— Ну и что дальше? — спросил Сергей.
— Дальше? Суд решил, что мужик превысил пределы самообороны. Дали семь лет. Третий из подонков, тот что в живых остался, хохотал, говорят, в зале суда, пальцем на него показывал. На эту сволочь даже дело не завели, как свидетель проходил. Протолкнул я того мужичка в библиотекари, все полегче стало. А через полгода меня перевели в другую зону. Потом уж, гораздо позже узнал я, не выдержал он, повесился. И надо же — спустя неделю прислали в зону письмо — дело пересмотрели, приговор отменен. А человека-то уже нет.
Он снова замолк, все решили, что это конец истории, но Стриж продолжил свой рассказ.
— Я как поехал поступать в физкультурный, то вспомнил, что он из этого города. А ехал — денег много взял, на все был готов, и взятку бы дал. Но ничего, так все устроилось. До поезда время еще было, решил зайти домой к нему, семью проведать. Адрес еще такой простой, я на всю жизнь запомнил: улица Ленина, дом один, квартира один. Звоню, открывает девчушка лет восьми, худенькая, маленькая. Вошел в квартиру, радостный такой, балбес. А потом как увидел глаза его жены, с меня вся радость и слезла, как старая кожа. На стене портрет его большой, цветочки полевые в стаканчике. Посмотрел по сторонам, обстановка не ахти, да и одеты не так, чтобы модно. Она меня расспрашивает, как жил он там, как его здоровье, не подводило? А сама все мнется как-то. Вы простите, говорит, мне бы вас хотя бы чаем напоить, да заварка больно плохая, и сахар вчера кончился. Я посмотрел на них троих и понял, почему они все мне такими бледными показались. Выспросил все. В тот день у них кроме хлеба и есть нечего было. Живут на ее учительскую зарплату, а вести много часов не может, болеет. У сына прогрессирующая близорукость, лечить надо бы, да не на что. А сын весь в отца, как и он высокий, хоть и сутулится. Даже очки таким же жестом поправляет. Я не удержался, сказал вслух про это. Сначала она заплакала, потом девчонка. У меня совсем ком к горлу подкатил, выгреб я из карманов все, что было при мне, положил на стол. Она и брать не хотела, я уж наплел, что должен был ее мужу, и быстрей бежать оттуда. Домой на электричках добирался, зайцем. Вот тебе, брат, и закон. Жизнь целой семье сломали, и все тут. А ты говоришь, расстрел.
Мимо них, коротко прогудев, промчалась машина Винтера. Свернула она под арку ближайшего дома. Стриж поднялся с места.
— Я схожу, узнаю, что и как. Андрей, ты пойдешь?
— Ладно, иди один, — отмахнулся тот.
«Девятка» Винтера стояла в небольшом тупичке между глухой стеной дома и гаражами.
— Ну что? Как дела? — спросил Стриж, усаживаясь рядом с хозяином машины.
— По-разному. Перерыл весь дом, ничего, что бы указывало на след этого загадочного Князя. Нашел только один телефон, записанный на газетке, и то Бецы, домашний. Правда, это уже интересно.
— Почему?
— Среди гвардейцев Бецы такого нет. Князь — довольно распространенная кличка, но у нас в городе сейчас нет ни одного. Один сидит, второй подался в другие края. И похоже, что речь идет как раз о том самом мозговом центре, который я так долго ищу.
— Но кто-то должен знать, кто скрывается под этой кличкой?
— Я запрошу Москву. Ну, а из здешних, это уж точно, знает Беца. И есть еще один человек, более высокого ранга.
— Кто?
Винтер сунул в рот сигарету, прикурил. Вспомнив, что Стриж не курит, чуть приоткрыл стекло дверцы.
— Окунь.
— Кличка?
— Да нет, фамилия такая. Василий Миронович Окунь, в недавнем доперестроечном прошлом — научный сотрудник одного НИИ. Затем организовал фирму по сборке импортной итальянской мебели, Шварц и Боцман числились в ней в охранниках. Потом резко пошел в гору, сейчас председатель правления одного из крупных местных банков. Он и отмывал грязные деньги Шварца, прокручивал их в своих активах. Нажился на этом хорошо. Сумел даже перевести деньги Шварца на свое имя, благо, наследников у того не осталось. Боцман, тот оказался похитрей, держал деньги в разных банках. Но, судя по машине и тому домику, что мы сегодня посетили, Окунь сумел урвать и здесь.
— Разве это возможно? — удивился Стриж.
— Да запросто. Система индивидуальных сейфов. Вот, кстати, ты тогда тут зимой бушевал, куда ключи Шварца и Боцмана девал?
Стриж призадумался.
— Где-то в гараже валяются.
— Ну вот. А в банке дубликаты хранятся. Ты виллу Шварца-то помнишь?
— Ну как же! — ухмыльнулся Стриж. — Чуть самое ценное об нее не отшиб.
— Она тоже отошла к Окуню. Но это так, к слову. С приходом новых людей криминальный ручеек потек в другую сторону. Мало того, по всему видно, что банкира заставили делиться, иначе как объяснить, что имущество Боцмана попало к людям Бецы.
— Может, сыграть на этом? — спросил Стриж. Винтер одобрительно качнул головой.
— Надо попробовать. А я поинтересуюсь подробнее, что за человек этот Окунь. Один одноклассник работал у него референтом, потом они что-то не поделили. Короче, надо навести справки.
— А нам что делать?
— Пока отдыхайте. Я думаю, что это часа на два.
Стриж кивнул головой, но из машины не вылез, а остался сидеть с каким-то задумчивым лицом.
— Что, есть проблемы? — спросил Винтер.
— Да, не нравится мне настроение моих парней. Не слишком им пришлась по душе вся эта операция с Пежо. Гнетет их что-то.
— Не думал, что такие опытные ребята и завибрируют.
— Не в этом дело. Страха нет. Просто уже отвращение от крови. Да я и сам жалею, что втянул их. Сам-то ладно, но они за что должны рисковать?
— Ладно, я поговорю с ними. Чуть попозже. А сейчас…
Обернувшись, он извлек с заднего сиденья дипломат, открыл его. Стриж равнодушно глянул на ровные ряды зеленых пачек.
