— «Как»?! Любой болван понимает, «как»! Ничего более мерзкого не существует. Занимаются этим всякие ублюдки — ублюдки-торговцы продают девок ублюдкам-покупателям. Да это такая грязь, что даже человек без фантазии сблеванет, просто представив себе, «как» это!.. У тебя есть фантазия, а, Арло?
Все обескураженно замолчали.
Клайн прокашлялся.
— Ну… лично я представлял это так, что сельчанок из тайских деревень кто-то привозит толстым арабским мужикам. Думаете, с девушками из Мэйплшейда такая же история? Что-то сомневаюсь. Так что буду благодарен, если кто-нибудь все же разъяснит, «как это». Дэйв?
— Я ничего не знаю про тайских сельчанок и арабов. Но у меня два вопроса. Во-первых, считаем ли мы, что Флорес как-то связан со Скардами? Во-вторых, если связан, то что из этого следует? Если нам известно, что у Скардов сугубо семейный бизнес, то логично предположить, что Флорес…
— Что Флорес — один из Скардов! — закончил Клайн и стукнул кулаком по столу. — Черт побери, это мысль!
Блатт почесал затылок.
— Типа, Флорес — тот самый пацан, который видел, как маму трахают наркодилеры?
— А что? — произнес Клайн, загораясь все сильнее. — Это бы многое расставило по местам.
— Скорее, это бы обозначило две ключевые мотивации, — заметил Гурни.
— Какие?
— Финансовую и патологическую. Если бы подобного рода торговля велась исключительно ради денег, то спектакль с цитатами из Валлори был бы необъясним.
— Бекка, а ты что скажешь?
Она вопросительно посмотрела на Гурни.
— Вам кажется, что эти мотивации друг другу противоречат?
— Нет, я просто думаю, что полезно бы понимать, где курица, а где яйцо.
— У вас есть предположение?
Гурни пожал плечами.
— Я только хочу сказать, что никогда нельзя сбрасывать со счетов силу патологии.
Она согласно кивнула и улыбнулась.
— В материалах Интерпола значилось, что у Джотто Скарда было три сына: Тициан, Рафаэль и Леонардо. Если Флорес — один из них, то который?
— А ты сама что думаешь? — спросил Клайн.
— У меня нет компетентного мнения на этот счет, но, учитывая сексуальный подтекст преступления, я склоняюсь к мысли, что Флорес — это Леонардо.
— Поясни.
— Именно Леонардо мать забрала с собой, когда Джотто выгнал ее из дому. Он прожил с ней дольше остальных сыновей.
— И чего, если долго живешь с матерью, то превращаешься в маньяка-убийцу? — не понял Блатт.
Ребекка пожала плечами:
— Смотря что за мать. Одно дело — нормальная женщина со здоровой психикой и совсем другое — психопатка, нимфоманка и наркоманка, какой была Тирана Зог…
— Это все ясно, — перебил Клайн. — Но как детство с такой матерью могло способствовать созданию такого высокоорганизованного, прагматичного синдиката, как «Карнала»?
Ребекка улыбнулась:
— Безумие не обязательно подразумевает недееспособность. Иосиф Сталин, к примеру, был шизофреником с уклоном в паранойю, но это не помешало ему прийти к власти. Более того, патологический склад ума иногда способствует достижению целей, особенно если эти цели каким-то образом обслуживают глубинную патологию.
Блат потрясенно моргнул:
— Типа, лучшие преступники получаются из психов?
— Не всегда. Но давайте предположим, что Гектор Флорес — на самом деле Леонардо Скард. Его растит психически неуравновешенная мать, которая спит со всеми подряд, это злокачественно расшатывает его собственную психику. Давайте также предположим, что «Карнала» — это компания Скардов и что она занимается узкоспециальной торговлей секс-рабынями, как предполагали интерполовцы и как сегодня подтвердил Болстон.
— Предположим то, предположим это, — недовольно буркнул Андерсон, собирая платком крошки от пончика.
— Мне кажется, это вполне резонные предположения, — отозвался Клайн.
— А если они верны, — подхватил Гурни, — то «Карнала» — идеальная работа для такого, как Леонардо.
— Почему? — не понял Блатт.
— Потому что она одновременно позволяет поддерживать семейные традиции ведения бизнеса и дает выход мизогинии.
— Точно! — воскликнул Клайн. — Он нанимает девчонок!
— Да, — кивнул Гурни. — Представим, что наш Флорес-Скард приехал в Мэйплшейд прицельно, чтобы найти там девиц, морально готовых удовлетворять богатых извращенцев вроде Болстона. Разумеется, Леонардо упакует предложение в такие слова, чтобы девицам казалось, будто это работа их мечты, а ведь он хорошо понимает, какие у них мечты. Они соглашаются вполне добровольно, а если и понимают, что это ловушка и что их убьют, то слишком поздно.
Блатт цокнул языком.
— Это все какой-то бред.
— Нет, — возразил Гурни. — Это эффективное сочетание патологии и деловой смекалки. Я знаю несколько человек, занимающихся таким бизнесом, от которого у нормальных людей начинаются рвотные позывы. Например, специалисты по бальзамированию или таксидермисты. Они, конечно, говорят о своей работе как о способе заработка, будто она не связана с кровью, кишками и смертью.
Андерсон нервно мял салфетку в руке.
— Послушайте, можно сколько угодно теоретизировать, но…
— Мне кажется, что Дэйв прав, — перебила Ребекка. — Патология отлично уживается с практичностью. Леонардо Скард в обличии Гектора Флореса вполне может зарабатывать на жизнь пытками и убийством женщин, которые напоминают ему мать.
Родригес начал подниматься из-за стола:
— Так, на этом месте, пожалуй, прервемся. Перерыв десять минут — туалет, кофе, вот это все…
— Еще одна деталь, — произнесла Ребекка. — Все охали и ахали, что Джиллиан Перри убили в день ее свадьбы. А кто-нибудь обратил внимание, что это также был День матери?..
Глава 68
Буэна-Виста
Клайн с Родригесом, Блатт, Хардвик и Вигг вышли из зала. Гурни хотел отправиться следом, но тут заметил, что Ребекка достает из сумки пачку фотокопий. Это были рекламные снимки для «Карналы». Она разложила их перед собой на столе, Гурни подошел и стал их рассматривать. Сейчас, когда Болстон объяснил, что за ними стоит, развратность на грани фола стала понятнее, но оттого была не менее тошнотворной.
— Не понимаю, — сказал он. — Вроде бы в Мэйплшейде должны каким-то образом лечить нездоровые фиксации… если на этих снимках девушки, предположительно прошедшие терапию, то как же они выглядели до нее?
— Еще хуже.
— Нда.
— Я читала статьи Эштона на эту тему: он не ставит перед собой цели полного перевоспитания. Критики утверждают, что его подход аморален — он считает, что надо рассчитывать только на мелкие изменения. На одном семинаре он сказал такую вещь: «Если мне удастся убедить десятилетнюю девочку сделать минет своему двенадцатилетнему дружку, а не восьмилетнему брату, то я буду считать терапию успешной». В определенных кругах такой подход считают возмутительным.
— Прогресс вместо перфекционизма, значит.
— Именно.
— И все же у них здесь такие лица…
— Нужно понимать, что и показатели успешной терапии не очень высоки. Я даже уверена, что неудачи на этом поприще случаются у Эштона куда чаще, чем успех. Все-таки насильники — особенный контингент…
Гурни ее не слышал.
Как же он раньше этого не заметил? Как?..
Ребекка удивленно посмотрела на него.
— Что случилось?
Гурни ответил не сразу. Нужно было понять, что можно говорить, а о чем лучше умолчать. Нужно было принять несколько важных решений. Правда, он был совершенно не в состоянии принимать решения прямо сейчас. Перед ним на снимке была спальня, в которой он прятался от уборщиков в тот вечер, когда пришел за бокалом от абсента. Он видел комнату мельком, за долю секунды, на которую пришлось включить свет, чтобы найти свои вещи. И вот почему он испытал тогда дежавю! Он видел уже эту спальню — на фотографии с Джиллиан, которая висит у Эштона. Тогда он не смог ее вспомнить, зато вспомнил теперь.
— Что с вами? — повторила Ребекка.
— Не знаю, как объяснить, — хрипло пробормотал Гурни, причем это было правдой. Он не мог оторвать взгляда от фотографии с девушкой, стоящей на четвереньках на смятой кровати, с выражением сладострастия и изнеможения на лице, и в ее взгляде были и вызов, и приглашение, и угроза. Гурни вспомнил, как однажды попал с одноклассниками на какой-то христианский семинар, где священник с глазами навыкате вещал про адский пламень, горящий вечно, пожирающий грешников заживо, подобно зверю, чей голод лишь разрастается с каждым глотком крови, с каждым клоком плоти…
Вернулся Хардвик. Окинув взглядом Гурни, Ребекку и лежавшую перед ними фотографию, он с подозрением нахмурился, но промолчал. Затем вошла Вигг, а следом за ней — мрачный Андерсон и нервозный Блатт. Последними вернулись Клайн и Родригес. Клайн с кем-то говорил по мобильному. Вигг устроилась за своими ноутбуками. Хардвик уселся напротив Гурни и уперся в него любопытным взглядом.
