Для практики в «секретном кабинете» манекены не годились. Практиковались на живых мишенях, то есть на том балласте, который постепенно образовывался в школе из агентов, не сумевших справиться с заданием, из искалеченных во время перехода границы, из шпионов, по тем или иным причинам «вышедших в тираж». Вместо обещанной пенсии две последние категории снова получали новое задание: выполняли в школе роль обслуживающего персонала или подопытного материала. Случалось, что после некоторых опытов с пульверизатором, перчаткой или каким-либо другим прибором эти неудачники так и не приходили в себя. Тогда их тайком хоронили на монастырском кладбище.
Проверив, как осваивается новая техника, Думбрайт ровно в одиннадцать пятьдесят возвращался к себе завтракать. Как и утренний кофе, завтрак всегда был одинаков: варёная холодная баранина, приправленная различными специями и обильно политая уксусом, несколько тоненьких ломтиков сыра со сладким вином и большой апельсин. Завтракал Думбрайт всегда один. Все знали, что от двенадцати до тринадцати беспокоить его не положено: он готовится к самой важной работе – к посещению класса «А».
Класс «А» специального помещения не имел. Кандидаты в агенты обучались в тех же боксах, где жили. Инструкторы, преподаватели, воспитатели приходили к каждому отдельно.
Сейчас всё внимание Думбрайта сосредоточилось на тех, кто уже заканчивал обучение или закончил его и вот-вот должен был выехать к «месту назначения». Оно не было известно ни преподавателям, ни инструкторам. Последние лишь отвечали за усвоение теоретического и практического курсов обучения. Всё остальное их не касалось. О месте назначения знал лишь сам новоиспечённый агент, Нунке да ещё воспитатель, роль которого на данном этапе подготовки необычайно возрастала: под его руководством ученики класса «А» изучали условия жизни того района, куда их направляли, его этнографические особенности, экономику, подробный – до мельчайших деталей – план местности и прочее.
Одновременно будущему агенту прививались и все те навыки, которые бы давали возможность в новой среде чувствовать себя свободно и ничем не отличаться от местных жителей.
Последнее время при «освоении местности», как именовалась эта дисциплина в школе, самое большое внимание уделялось систематическому чтению советских газет данного района. Центральные газеты выписывались через различные официальные каналы, а затем поступали в школу. Хуже обстояло дело с районными и особенно с многотиражками – заводскими или институтскими. Их нелегально пересылали через «почтовые ящики» или почтальонов-туристов.
Ещё во время своего первого появления в школе «рыцарей благородного духа» Думбрайт поучал Нунке:
– Газеты советских заводов и институтов – это неисчерпаемый источник необходимой нам информации. Мы должны добиться, чтобы школа получала их как можно больше, чтобы поступали они систематически… Подчёркиваю: имеет смысл только систематическое чтение. Отдельная корреспонденция, заметка или статья могут вам ничего не сказать, а сопоставляя их, подвергая анализу сведения, полученные вчера, сегодня, завтра, можно узнать, какую продукцию выпускает завод, сколько в нём цехов, как они оборудованы, выпуск какой новой продукции внедряется и т. д.
– Вы совершенно правы, – оправдывался Нунке – Я и впрямь недооценил этот источник. А должен был первым за него ухватиться. Вам известна история с журналистом Якобом Бертольдом?
– Что-то слышал, но сейчас не припомню.
– Это немец, антифашист. Накануне мировой войны он бежал в Швейцарию и опубликовал книгу, где доказывал, что Гитлер готовится к захватнической войне. В подтверждение своего прогноза Бертольд абсолютно точно называл количество наших дивизий, более того – раскрыл всю дислокацию армии фюрера. По приказу Гитлера мы, то есть немецкая разведка, – кстати, я тоже принимал участие в этой операции, – выкрали Бертольда и привезли в Германию. Конечно, допрос, требование назвать имена предателей, выдавших военную тайну. И, представьте себе, Якоб Бертольд наглядно убедил нас в том, что всю информацию о дислокации наших войск он почерпнул из наших газет и журналов.
– Вот-вот… А у вас же перед войной цензура свирепствовала. И вообще вы, немцы, более пунктуальны и осторожны, нежели славяне.
На следующий день Нунке дал указание по всей агентурной сети о систематическом изучении советской районной прессы и многотиражек, которыми раньше пренебрегали. В классе «А» ввели специальную дисциплину.
Навещая каждого воспитанника, заканчивающего класс «А», Думбрайт обращал особое внимание на знание такой прессы и «гонял» по ней учеников, как по учебнику. Он требовал, чтобы они назубок знали фамилии всех руководящих работников района или области, имена знатных людей, даты съездов, конференций, интересных собраний, репертуар местных театров и кино. Необычайно интересовала его и самодеятельность. Нунке заметил, что босс с удовольствием выслушивал тех, у кого была склонность к музыке, живописи или литературе.
Вот и сегодня он провёл чуть ли не час в двадцать восьмом боксе, слушая слабенькие стишки одного доморощенного поэта.
– Я даже представить себе не мог, что вы так интересуетесь литературой и особенно поэзией, – удивился Нунке.
– Поэзия? Это вы о том, из двадцать восьмого? – расхохотался Думбрайт. – Он такой же поэт, как вы миссионер.
– Тогда почему же вы провели с ним столько времени?..
Думбрайт снисходительно похлопал Нунке по плечу:
– До мая сорок пятого борьба шла вооружённая нужны были автоматы, пушки, самолёты. Сейчас мы начали борьбу умов, идеологий. Иная борьба – иное оружие: философия, живопись, музыка, литература. Уверяю вас, агент, который организует литературный кружок или подпольную выставку картин нужного нам направления, стоит не меньше, чем специалист по активным диверсиям. Вот почему я слушал опусы этого рифмоплёта. Пойдёмте скорее ужинать, хочется прополоскать горло!
«Полоскал горло» Думбрайт лишь вечером чистым бренди, и весьма основательно. Впрочем, пьяным Нунке его никогда не видал. Только краснело лицо да громче становился голос.
В этот вечер он тоже много выпил, хотя и цедил бренди сквозь зубы маленькими глоточками, словно смаковал тонкий букет вина.
Неожиданно для Нунке Думбрайт отставил только что налитую рюмку.
– Съездим на аэродром, поглядим на парашютистов? Хочется на воздух!
– Прыжки начнутся только через час. Может быть, взглянете на карту? Вы приказали приготовить к вечеру!
– Хорошо. Тащите карту!
