— Благодарю вас, добрый господин. Но вам не стоит так себя обременять. Я сама смогу добраться.
— Охотно верю, — кивнул Клемент. — Однако сложность в том, что я не смогу видеть, как вы идёте по льду и ухабам без поддержки. Поэтому, госпожа, я прошу вас о милосердии к моим ничтожно слабым нервам. Позвольте вас проводить.
Девушка засмеялась.
Клемент забрал у неё один костыль и подставил руку.
— Но… — заколебалась девушка.
— Смелее.
Через несколько шагов девушка остановилась, посмотрела на Клемента с удивлением.
— Где вы этому научились? Водить калеку очень трудно, а вы ведёте меня лучше больничной медсестры.
— Я профессиональный телохранитель. — Клемент и сам не мог понять, почему говорит ей правду. Но врать не хотелось категорически. — Приезжал навесить сестру.
— Быть может, я её знаю? Мы уже со многими познакомились. В каком доме она живёт?
— Она из другого посёлка. Я случайно здесь оказался.
Чтобы прекратить расспросы, Клемент сделал шаг. Девушка невольно шагнула за ним, разговор оборвался.
— Меня зовут Ламина Палиан, — спустя минуту сказала девушка. — Можно узнать ваше имя?
Клемент замер. Имя у него никто не спрашивал с тех пор, как закончилось обучение у Латера. Всегда был только номер.
— Я Клемент Алондро, — произнёс он едва слышно, точно так же, как твердил своё имя по ночам в лицеистской казарме. — Даарн империи.
Ламина убрала руку.
— Простите, досточтимый.
— Что вы, не надо! — Клемент посмотрел на неё умоляюще. — Я просто так сказал. К общему сведению. Окажись вы дээрной, я мог бы рассчитывать на то, что благодаря даарнскому титулу моя поддержка не очень оскорбила бы ваше высокородие.
Ламина качнула головой.
— Пресвятой Лаоран, как же мешают жить все эти условности.
— Да, наверное, — согласился Клемент. — Пойдём?
Ламина оперлась на его руку.
— У вас такие приятные духи, — сказал Клемент.
Девушка улыбнулась, но как-то натянуто, словно пыталась скрыть боль. Клемент встревожился. «Слишком долго идёт пешком», — понял он.
— Полезайте-ка мне на спину, — присел перед ней Клемент.
— Как это? — растерялась девушка.
— Обыкновенно. Давайте костыль и хватайтесь за плечи. Только не говорите, что вас так в госпитале никто не носил.
На это раз Ламина послушалась без споров.
— Врач сказал, — пробормотала она, оправдываясь, — что всё сразу биоизлучателем залечивать нельзя. Слишком сложная травма. Если зарастёт постепенно, последствия будут не такие тяжёлые.
Клементу вспомнилась искорёженная рука Северцева.
— Да, — сказал он. — Лучше не торопиться.
— Зато руки быстро залечили. Почти всё прошло. Только слабые пока.
— Я заметил. — Одной рукой Клемент нёс костыли, другой поддерживал пассажирку. — Но к Новому году будет всё в порядке.
— Скорее уж к весне.
— Раньше, — заверил Клемент. — Я так чувствую.
Ламина не ответила, только уцепилась за него покрепче.
Дом Ламины оказался на краю посёлка. Клемент внёс девушку в прихожую, снял с неё сапоги, куртку. Ламина засмущалась, начала было протестовать, но Клемент подхватил её на руки, перенёс в комнату и бережно положил на диван. Подсунул под ноги специальную подушку.
— Ой, — глянул на потёртый ковёр. — Наследил. Надо было ботинки сбросить. Не догадался. Но я сейчас всё уберу!
— Что вы, не беспокойтесь, — привскочила Ламина. — Я сама…
— Вам лежать надо, а не со щётками прыгать. Вы и так натопались сегодня гораздо больше того, что требует ежедневная разминка.
Клемент вернулся в прихожую, снял куртку, шапку, переобулся в мужские тапочки стариковского фасона. «С дедушкой приехала. Это хорошо, есть кому присмотреть. Хотя от старика пользы и немного, но лучше такая помощь, чем никакой».
Ковровая щётка обнаружилась не в прихожей, а в кухне. Планировка дома такая же, как и у Беатрисы, только комнат не три, а две. Клемент вернулся в зал, вычистил следы на ковре.
— Я чайник поставил, — сказал Ламине. — Вам обязательно нужен горячий чай. — И спросил неуверенно: — Не рассердитесь за такое самоуправство?
— Клемент, пожалуйста, не надо столько хлопот. Я очень вам благодарна и не хочу вас обременять…
— Мне приятно всё это делать. Так что я должен вас благодарить, а не наоборот.
— Клемент…
Он отрицательно качнул головой.
— Не надо, — попросил Клемент, ушёл в кухню. Слышать своё имя из её уст было и сладко, и страшно: ведь через несколько минут всё закончится, исчезнет навсегда — и тёплый дом, и ласковый голос.
Клемент тщательно вымыл руки, стал резать тонкими ломтиками булку, мазать маслом и вареньем. Каждое движение хотелось делать как можно медленнее, чтобы растянуть удовольствие.
Первый раз Клемент не прислуживал, а помогал, причём в его помощи действительно нуждались.
«Пресвятой владыка, пусть сегодняшний день продлится как можно дольше. А завтра делай со мной всё, что захочешь. Я подчиняюсь любой цене».
Настоялся чай. Клемент на маленький столик с колёсиками поставил чайный прибор, бутерброды, розетку с сахаром. На выдвижной нижней полке была чашка для омовения рук и кувшинчик для воды. «Правильный столик», — одобрил Клемент.
Когда он вошёл в комнату, Ламина удивлённо и даже обиженно воскликнула:
— А вы разве не будете чай пить? Уйдёте так сразу?
«У людей принято, чтобы гость и хозяева делили трапезу поровну, — сообразил Клемент. — Отказаться от неё означает оскорбить хозяев. А я пока ещё гость. Людь».
— Сейчас принесу и себе, — сказал он вслух.
Чай пили молча. Спустя несколько минут Ламина сказала:
— Послезавтра мне снимают тягуны. Так что когда вы приедете снова, то будет ваша очередь лежать на диване, а моя — подавать чай. И не с покупными булками, а домашними. Вы даже не представляете, как вкусно я умею печь.
Клементу показалось, что под ним качнулся стул.
— Я… Я ведь случайно здесь. И больше не приеду. Не смогу.
— Да, — кивнула Ламина. Лицо сразу же погрустнело.
— Почему вы одна ходите так далеко? — спросил Клемент лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.
— Надо было срочно оформить регистрацию. А сделать это можно только лично.
— Но почему вы пошли одна? Где ваш дедушка? Вы ведь с ним живёте?
— Повёз дочку на прививку. На лошади, в соседний посёлок, так что вернутся они часа через два.
— Дочку?
— Ей пять лет. Когда выяснилось, что я останусь инвалидом, муж расторгнул брак, а дочь забирать отказался. Сказал, что не собирается держать в доме отродье калеки. Пришлось везти её сюда.
— Зато ваша девочка осталась с вами.
— Моя дочь будет расти в Гирреане! Навечно останется изгойкой! Это хуже клейма, от прозвания «гирреанка» не избавиться никогда.
Клемент не знал, что ответить.
— Многие сами приезжают в пустошь, — сказал он осторожно. — Просто так, а не за родственниками. Значит, здесь всё не так плохо…
— Для тех, кого берёт под опеку таниарская община. Нам же это не светит. А значит любой уголовник может убить нас просто развлечения ради. Я ведь калека, воплощение скверны и божьего проклятия. Такие не должны жить. А вместе с ними не должны жить и их отродья.
— Вы ведь можете… — начал Клемент, но Ламина перебила:
— Мой дедушка был архивариусом в Бюро церковного надзора. Всего лишь архивариусом! Но для местных он не отличим от тех, кто приказывает расстреливать таниарцев за ересь. Так что вам лучше уйти. Незачем засиживаться в проклятом доме.
— У вас всё наладится, — сказал Клемент. — Со временем люди поймут, что ваш дедушка не злодей. Ведь даже сейчас всё не так плохо. Вам лошадь с повозкой одолжили.
Ламина улыбнулась.
— Вы умеете дарить надежду. Спасибо.
— Это вам спасибо. Вы подарили мне день из жизни, которая для меня невозможна. Но теперь этот день останется со мной навсегда.
— Я не понимаю, — встревожилась Ламина. — Клемент, вы о чём?
— И хвала пресвятому, что не понимаете. — Он поднялся. — Прощайте.
— Прощаются не так, — сказала Ламина. — Подойдите.
Она взяла его за руку, заставила сеть на диван. Крепко обняла и поцеловала в губы. Клемент на мгновение задохнулся от растерянности, но тут же ответил на поцелуй. Губы у Ламины нежные, сладкие, гибкие. Не зря говорят, что беркады целуются лучше всех в мире.
Ламина разжала объятия. Клемент смутился, будто школьник, отвернулся. И тут же устремил восторженный и благодарный взгляд. От сладости поцелуя голова кружилась, как у хмельного.
— Да ты покраснел! — с шаловливой улыбкой сказала Ламина. — Как будто в первый раз целуешься.
— В первый, — серьёзно проговорил Клемент.
Ламина смотрела на него с недоумением. Она чувствовала, что Клемент сказал правду, но губы у него не просто опытные и умелые — искусные в лобзаниях… Да и невозможно быть девственником нецелованым в его-то годы. И всё же её поцелуй стал для Клемента первым.
