довольно улыбается, только я не готов сейчас шутить. На счету каждая минута: Макееву не нужны деньги - только моя Арина!
Хватаю мобильник и судорожно набираю номер мелкой, моля всевышнего, чтобы та ответила. Но, кроме длинных гудков, ничего не слышу в ответ.
Глава 25. Горькая правда
Арина.
Тряпичные кеды промокли насквозь, противно хлюпая, пока я несусь сломя голову к дому. Бросаю мимолётный взгляд на парковку и замечаю, что Макеев уехал. Как бы странно это ни звучало, но я чувствую облегчение. Забегаю в дом и несколько секунд пытаюсь отдышаться, наслаждаясь теплом: все же прогулки под проливным дождём не для меня.
В гостиной никого нет, чему я безумно рада. На ходу скидываю сырую обувь вместе с насквозь промокшей толстовкой и, растирая озябшие ладони, спешу к себе. Пока моя решимость не угасла, а сомнения не перетянули на чаше весов, скидываю в спортивную сумку самое необходимое, мысленно проклиная свою импульсивность: бросать мобильный в лужу — верх глупости!
Беглым взглядом окидываю комнату: я не знаю, вернусь ли когда-нибудь снова. На прощание треплю Шурика за уши, полагая, что переезжать к мужчине с мягкой игрушкой в руках несерьёзно. А затем вешаю сумку на плечо и бегу к лестнице, стараясь не шуметь. Уйти незаметно — моя цель.
Но уже на середине пути понимаю, что достигнуть желаемого будет непросто.
Развалившись на отцовском диване и вытянув свои лыжеобразные конечности, Кир со скукой в глазах щёлкает пультом в сторону огромной плазмы в половину стены. Пройти мимо и остаться незамеченной — невозможно. А потому, вдоволь налюбовавшись его побитой моськой в фиолетово-бордовой гамме, разворачиваюсь, чтобы вернуться к себе, как в спину врезается бас сводного брата:
— От меня не убежишь, сестрёнка! — язвительно тянет он.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять: Кир принял вертикальное положение и медленно, переваливаясь с ноги на ногу, направляется в мою сторону.
— Мать уехала. Охрану твой папаша-лопух снял. Мы с тобой одни в этом огромном доме, — чувствую, что Кир неумолимо приближается, но не могу пошевелиться. Меня словно парализовало. От страха. От понимания, что урод способен на любую глупость.
— Меня Макеев ждёт на парковке, — вру, резко повернувшись в его сторону.
Между нами не больше пяти ступенек. Это безумно мало, но ещё не поздно попытаться убежать. Вот только Кир оказывается быстрее. В два шага преодолев расстояние между нами, он небрежно толкает меня к стене и нависает сверху, расставив громоздкие ручищи по обе стороны от меня.
— Ты не умеешь врать, Рина, — шепчет бугай, опаляя кожу горячим дыханием. — Макеев увёз мать до клиники. Так что не обольщайся: спасать тебя некому.
— Пусть так, — вжимаясь в стену, судорожно обмозговываю пути отступления. — Это не отменяет нашей с ним скорой свадьбы. Как думаешь, на сей раз отец поверит тебе, бывшему наркоману с условным сроком, или Макееву — будущему бизнес-партнёру?
— Как была ты дурой, так и осталась, — выплёвывает Кир.
Растягиваясь в кривой улыбке, он становится в точности похожим на персонажа из фильма ужасов. Тыльной стороной ладони он проводит по моим влажным от дождя волосам, отчего я вздрагиваю, а урод лишь сильнее лыбится, ощущая свою власть надо мной.
— Давай поиграем, сестрёнка. Я сосчитаю до пяти. Успеешь убежать — догонять не стану, а нет — пеняй на себя.
Я не знаю чего добивается ублюдок, но Кир тут же отстраняется и, заложив руки за голову, поворачивается ко мне спиной, громко и безжалостно начиная отсчёт.
— Раз!
Стою босая, в одном топе и джинсах, с огромной сумкой наперевес, в полной прострации, не понимая, куда бежать: наверх, в свою комнату, чтобы продолжать умирать от страха, ожидая новых нападок придурка, или на улицу, под неуёмный дождь, без телефона, обуви и тёплой одежды, чтобы окончательно вымокнуть и продрогнуть, но на время обрести свободу.
— Два!
Сжимаю крепче ремешок сумки, в сердцах проклиная свою нерасторопность, но в панике не могу сдвинуться с места.
— Три! Мне начинает казаться, что игра тебе нравится!
Мотаю головой, не веря, что всё это происходит в реальности.
— Ненавижу тебя!
— Взаимно, сестрёнка! Четыре!
Постыдные слёзы душат, напрочь застилая обзор: я слабая, безвольная, нерешительная идиотка, своими руками обрубающая пути к отступлению. Злюсь на себя, отчаянно кусая губы до металлического привкуса во рту, и от безысходности бью кулаками об стену, от которой не в силах оторвать спины. Некого винить — я сама упускаю свой шанс.
Сумка безнадёжно соскальзывает с плеча, шумно приземляясь на пол. Провожаю её взглядом, предвкушая и своё скорое падение, но в боковом кармане, распахнувшемся от столкновения с острой ступенькой, замечаю невзрачный, позабытый со времён усиленных тренировок флакон лака для волос: Марина Сергеевна терпеть не могла беспорядка на головах своих учениц. Если бы она только знала, как в этот момент я благодарна за её требовательность.
— Пять! — удовлетворённо хмыкает Кир и резво поворачивается ко мне. Но его довольная физиономия тут же натыкается на едкое облако из лака. Теперь ему не смешно.
Он начинает судорожно тереть глаза, обрушивая на меня шквал нецензурных выражений, а я, подцепив сумку, срываюсь вниз по ступеням. В прихожей успеваю схватить сырые кеды и толстовку и, громко хлопнув дверью, выбегаю на улицу.
Я не даю себе ни секунды на промедление. Голые пятки шлёпают по лужам, разгоняя вокруг немалые брызги, холодные капли дождя хлещут по щекам, стекая по обнажённым плечам, порывы ветра мурашками по коже подгоняют вперёд. Не помня себя, добегаю до пропускного пункта в наш посёлок. Чумазая, продрогшая, задыхающаяся от нехватки кислорода, я отчаянно стучусь в будку охраны и прошу, чтобы мне вызвали такси.
Пока седовласый безопасник в камуфляжной форме пытается найти свободную машину, то и дело бросая на меня настороженный взгляд, я проверяю в карманах наличие банковской карты и ключей от квартиры Макеева. А дальше действую быстро и слаженно.
Таксист высаживает меня возле торгового центра, где в первом попавшемся на глаза бутике я покупаю новую обувь. Никогда бы раньше
