«София, где София?!» – но меня никто не слышит.
– Один, два, три.
Резкий толчок, потом скольжение, и я уже в машине «скорой».
– Мне нужно видеть дочь.
– На нем наручники, похожие на полицейские. Приведи сюда кого-нибудь с ключом.
Они переговариваются, стоя надо мной, на меня наваливается страшная усталость, я закрываю глаза и не мешаю им. Чувствую, как поднимают мою голову и кладут на лицо кислородную маску. Затем меня поворачивают набок, и врач осматривает мои запястья.
– Вам нужен ключ от наручников? – слышу я сквозь полузабытье женский голос.
Кто-то тянет меня за руки, затем я ощущаю ни с чем не сравнимое чувство облегчения, быстро сменяющееся жуткой болью, когда пытаюсь пошевелить запястьями. Женщина продолжает говорить, я узнаю́ ее голос, но не могу припомнить, кому он принадлежит.
– …Совершенно растерялась, бедняжка. Можно привести ее сюда?
– София! – Я пытаюсь сесть, когда в открытую дверь заглядывают глаза в обрамлении темных кудряшек. За Софией стоит инспектор уголовного розыска Наоми Батлер.
Дочь смотрит на меня вытаращенными от страха глазами, и я приподнимаю кислородную маску, чтобы она увидела мое лицо. На ней кожаная байкерская куртка Батлер, рукава ее свисают до земли. «Молния» застегнута до самого верха, под подбородком Софии торчит наружу голова слона.
– Я упала, – говорит она. Нижняя губа у нее дрожит.
– Ты все сделала, как надо, конфетка.
– Ее подобрала девочка-подросток. – Батлер подсаживает Софию в скорую, и дочь обнимает меня. – Живет рядом с мясным магазином. Похоже, это она видела Софию в парке вчера вечером. Славная девчушка, сразу вызвала нас и скорую.
– Я порвала пижаму.
– Мы с тобой пройдемся по магазинам. Купим тебе новую.
– И маме тоже?
У меня щемит сердце. Я открываю рот и замираю, глядя на инспектора Батлер. Та улыбается и протягивает Софии свой телефон.
– Хочешь показать папе?
Дочь расплывается в лучезарной улыбке:
– Мама вела самолет.
Она жмет на небольшой дисплей, прижимается головой к моему уху, и мы вместе смотрим, как Майна благополучно сажает в Сиднее борт № 79.
Глава пятидесятая
Сочельник. Майна
– Что-то я нервничаю, – говорю я, взглянув на Роуэна. – Разве не глупость?
Мы ждем получения багажа в аэропорту Гатвик, там, где я стояла сотни раз, и смотрим, как описывает круги череда чемоданов. В центре карусели возвышается рождественская елка, украшенная миниатюрными картонными чемоданчиками.
– Это из-за прессы?
– Да, – отвечаю я, хотя о газетчиках и не думаю.
Меня больше волнует предстоящая встреча с Адамом. За последнюю без малого неделю мы с ним разговаривали каждый день, и плохая связь не помогала развеять неловкость в наших отношениях. Я смотрю на его лицо в телефоне, и передо мной прежний Адам, хотя много чего произошло с того момента, когда я в последний раз видела его.
Он рассказал мне обо всем. О своей игровой зависимости, о ростовщиках, о жутких процентах. О том, как врал на работе; о том, что может вылететь со службы. Когда Адам говорил, как угрожали Кате, я вспомнила, что тогда же у Софии начались ночные кошмары и истерики, и больше вынести этого не смогла. Сбросила вызов и выключила телефон, потом сидела в баре гостиницы, взвинчивая себя чашками кофе.
Экипаж разместили в одном отеле с пассажирами, отгородив весь первый этаж под комнаты для консультаций. Мы, словно инвалиды, проходили через рестораны и роскошно убранные холлы, постоянно сопровождаемые врачами, полицейскими, журналистами и, когда требовалось, консультантами-психологами.
– Ваши отношения с другими членами экипажа и пассажирами будут непростыми, – сказала первый психолог. Она общалась с нами в конференц-зале сиднейского аэропорта, обучая нас тому, как пережить следующие несколько дней, если нам покажется, будто все испытания позади. – Вы можете возненавидеть друг друга, поскольку один только вид кого-то напомнит о случившемся. Или же вы можете сблизиться между собой даже теснее, чем у себя в семьях. За минувшие двадцать часов вы прошли через ад, и что бы вы сейчас ни чувствовали, это нормально, уверяю вас.
Я же ощущаю себя совсем не нормально. С того момента, как я просыпаюсь, и до той секунды, когда у меня наконец закрываются глаза, меня гложет вина за случившееся. Плюс давят страшная усталость от интервью и бесед с психологами, не отпускающая ни на минуту тревога и обязанность вновь и вновь пересказывать произошедшее. Гостиница была полна получившими психические травмы пассажирами, которые сбивались в группки по углам холлов и говорили: «А я все вспоминаю, когда…» Каждый день прибывали толпы туристов, а мы смотрели на них и думали: надо же, можно прилететь в Сидней на праздники и выйти из самолета, не чувствуя ничего, кроме дискомфорта от разницы во времени.
Адам дал мне время. Я ужинала с Роуэном и Дереком, жалея, что с нами нет Франчески. Лезвие топора не достигло мозга буквально несколько миллиметров. Она по-прежнему находилась в критическом состоянии, как говорили врачи, и следовало еще выяснить, обернется ли ее ранение далеко идущими осложнениями, но жить Франческа точно будет. Ее подержат в палате интенсивной терапии в Сент-Винсенте, пока она не станет достаточно транспортабельна, чтобы отправить ее обратно в Британию. Я хотела навестить Франческу, хотела избавиться от въевшегося в память образа с пробитой головой и пропитанными кровью волосами, но посетителей к ней не пускают, пока ее состояние не стабилизируется.
У нас установился определенный режим, как у отдыхающих на круизном лайнере. Мы встречались за завтраком, обедом и ужином, потом расходились по номерам и никогда не покидали пределов гостиницы. Я заметила враждебное к себе отношение со стороны остальных членов экипажа. Оно казалось мне вполне заслуженным, так что я радовалась, когда кто-нибудь из пассажиров ненавязчиво поддерживал меня. До конца своих дней я не прощу себе того, что совершила.
– Любой поступил бы так же, – сказал Роуэн. Мы пили коктейли после ужина, Дерек уже отправился спать. Мне тоже хотелось спать, но я боялась оставаться одна, опасалась того, что увижу во сне.
– Но не поступили. А я – да.
Меня преследовал предсмертный взгляд Кармелы и бессмысленная гибель Майка, Бена и Льюиса. Столько загубленных жизней.
– Столько спасенных жизней.
Роуэн был учителем математики, и, как я поняла, неплохим. Когда он улыбался, вокруг глаз возникали морщинки, и объяснял он так, что все сразу становилось ясно. Неженатый. Конечно, для меня это не имело никакого значения. «Так и не встретил ту, которая нужна», – с улыбкой произнес Роуэн, потом лицо его посерьезнело, а у меня перехватило дыхание. Мы одновременно отвели друг от друга взгляды, вслух заметив, что пора закругляться. Вскоре разошлись по разным коридорам, каждый в свой номер. Я лежала без сна, слишком уставшая, чтобы заснуть, и размышляла, все ли дальше будет по-прежнему.
На следующий день я позвонила Адаму. Желание
