Я думаю, мой отец был сумасшедший, по-настоящему сумасшедший. И вот Ричард рассказывает мне обо всем шепотом — сумбурно, путаясь в словах. Он тут уже два года, но до этого я не понимала, что мы… что… — Она слегка зарделась. — Он ведь смешной маленький человечек. Совсем не такой, каким я себе представляла… ну, совсем непривлекательный, неинтересный и вообще…
Она растерянно умолкла.
— И? — спросил Аллейн.
— И, видите ли, вдруг я поняла, что люблю его. И он тоже это понял.
Сказал: «Конечно, надежды нет никакой. Мы с вами… Это, в общем-то, даже смешно». И тут я обняла его и поцеловала. Странно, конечно, но тогда это получилось само собой. И именно в этот момент мой отец вышел в коридор и увидел нас.
— Не повезло, — сказал Аллейн.
— Действительно. Отец, казалось, даже обрадовался. Чуть ли не облизывался. Усердие Ричарда его уже давно раздражало. Было все труднее находить поводы для придирок. Но теперь, конечно… Он велел Ричарду идти в кабинет, а мне — к себе в комнату и пошел вместе со мной. Ричард тоже хотел было пойти с нами, но я попросила его не ходить. Отец… Можете себе представить, что он мне наговорил. Из увиденного он сделал самые худшие выводы. Вел себя совершенно мерзко, орал на меня как помешанный. Он был ненормальный. Быть может, у него была белая горячка. Знаете, он ведь страшно пил. Наверное, глупо с моей стороны все это вам рассказывать.
— Вовсе нет, — ответил Аллейн.
— Я ничего не чувствую. Даже облегчения. У мальчиков-то как гора с плеч свалилась. И не боюсь совсем. — Она задумчиво поглядела на Аллейна. — Но ведь невиновному и не нужно бояться, правда?
— Это аксиома полицейского расследования, — ответил Аллейн, мысленно спрашивая себя, а действительно ли она невиновна.
— Это не может быть убийством, — сказала Филлипа. — Убить его у нас не хватило бы храбрости. Уверена, он бы и собственному убийце отомстил. Как-нибудь, но отплатил бы. — Она закрыла лицо руками. — В голове все перепуталось.
— Думаю, все это потрясло вас больше, чем вы сами осознаете. Я постараюсь отпустить вас как можно быстрее. Итак, отец устроил скандал в вашей комнате. Вы сказали, что он кричал. Кто-нибудь его слышал?
— Да. Мама услышала. Она зашла к нам.
— И что случилось?
— Я сказала: «Иди, милая, все хорошо». Не хотела ее впутывать. Он и так чуть не свел ее в могилу своими выходками. Иногда он… Мы никогда не знали, что у них за отношения. Это всегда было тайной. Вроде как идешь по коридору, а перед тобой тихонько закрывают дверь.
— И она ушла?
— Не сразу. Он сказал ей, что мы с Ричардом любовники. Сказал… в общем, не важно, что он сказал. Не хочу повторять. Она была в ужасе. Он ранил ее какими-то намеками, которых я не понимала. Потом вдруг он велел ей идти к себе и вышел за ней следом. Меня он запер. Тогда я видела его в последний раз, правда, позже я услышала, как он спускается вниз.
— И вы всю ночь провели взаперти?
— Нет. Комната Ричарда Хислопа рядом с моей. Он пришел, мы поговорили через стену. Ричард хотел отпереть меня, но я отказалась — вдруг… он… вернется. Потом, уже гораздо позже, вернулся Гай. Когда он проходил мимо, я постучала в дверь. Ключ был в замке, и он меня выпустил.
— Вы рассказали ему, что случилось?
— Сказала только, что был скандал. Он задержался всего на минутку.
— Из вашей комнаты слышно радио?
Казалось, она удивилась.
— Приемник? Ну да. Немного слышно.
— А вы слышали его, когда ваш отец вернулся в кабинет?
— Не помню.
— Постарайтесь вспомнить. Вы ведь не спали — ждали брата. Радио работало?
— Я попробую вспомнить. Когда отец застал нас с Ричардом, радио не работало. Ведь они занимались делами. Нет, не припомню, чтобы я его слышала, хотя… Погодите-ка! Да, когда он вышел от мамы и пошел в кабинет, я услышала, как затрещал приемник. Очень громко. Затем, кажется, все стихло.
Вроде бы позже я снова что-то такое слышала. А, и вот еще что. Когда раздался треск, у меня отключился обогреватель. Наверное, что-то случилось с проводкой. Это ведь объясняет оба происшествия? Минут через десять обогреватель включился снова.
— Вы не помните, радио потом снова заработало?
— Не знаю. Я все очень плохо помню. Когда я засыпала, оно вроде бы опять работало.
— Весьма благодарен. Больше не буду вас задерживать.
— Хорошо, — спокойно ответила Филлипа и вышла.
Аллейн послал за Чейзом и принялся расспрашивать его о других слугах и о том, как было найдено тело. Расспросили и Эмили. Когда она ушла — охваченная благоговейным трепетом, но вполне довольная собой, — Аллейн вновь обратился к дворецкому.
— Чейз, — спросил он, — были ли у вашего хозяина какие-нибудь странные привычки?
— Да, сэр.
— В отношении радио?
— Прошу прощения, сэр. Я думал, вы имеете в виду его характер в целом.
— Что ж, а в целом?
— В целом, смею сказать, сэр, все его привычки были странными.
— Как долго вы тут проработали?
— Два месяца, сэр, и ухожу в конце недели.
— Вот как? И почему же?
Ответ Чейза был классической тирадой дворецкого.
— Некоторые вещи, — сказал он, — не потерпит ни один свободный человек. Например, то, как мистер Тонкс обращался с подчиненными.
— Ах вот как. Что, тоже одна из его странных привычек?
— По моему убеждению, сэр, он был безумен. Совершенно и безнадежно безумен.
— Так что насчет радио? Часто он в нем копался?
— Не знаю, сэр, не видел. Полагаю, в радиоприемниках он разбирался неплохо.
— А как он настраивал радио? Не было ли у него какого-нибудь особенного способа или манеры?
— Кажется, нет, сэр. Никогда не замечал, хоть и часто заходил в комнату, когда он сидел возле приемника. Так и вижу его сейчас как живого.
— Вот-вот, — подхватил Аллейн, — то, что нам нужно. Четкий зрительный образ. И как это выглядело? Вот так?
Аллейн метнулся через всю комнату и устроился в кресле Септимуса. Повернувшись к приемнику, он дотронулся правой рукой до ручки настройки.
— Вот так?
— Нет, — уверенно ответил Чейз, — совсем не так. Возьмитесь двумя руками.
— Ага! — Аллейн положил левую руку на регулятор громкости. — Теперь похоже?
— Да, сэр, — медленно протянул Чейз. — Но было что-то еще, чего я никак не могу припомнить. Что-то такое, что он всегда делал. В голове крутится. Ну, знаете, как это бывает, сэр, — никак не могу ухватить.
— Понимаю вас.
— Как-то это связано… с раздражением, — снова протянул Чейз.
— С раздражением? Он раздражался?
— Нет. Ничего не выйдет. Не могу вспомнить.
— Ну, быть может, позже. Скажите, Чейз, что вы все делали прошлым вечером? Слуги, я имею в виду.
— У нас был выходной, сэр. Ведь сочельник же. Хозяйка вызвала меня вчера утром. Сказала, что мы все можем быть свободны после того, как в девять часов я отнесу мистеру Тонксу его грог. Ну мы и ушли, — просто добавил он.
— Когда?
— Остальные слуги ушли около девяти. Я ушел в десять минут десятого и вернулся где-то в одиннадцать двадцать. К этому времени вся прислуга была уже дома, и все давно спали. Я и сам сразу отправился в постель.
— Вы, конечно же, вошли с черного хода?
— Да, сэр. Мы уже обсуждали это между собой. Никто из нас не заметил ничего необычного.
— А в вашей части дома радио слышно?
— Нет, сэр.
— Что ж, — сказал Аллейн, отрываясь от своих записей, — это все, благодарю вас.
Но не успел Чейз выйти, как вошел Фокс.
— Простите, сэр, — сказал Фокс, — я только хочу заглянуть в «Радио таймс» — она тут лежала на столе.
Он склонился над газетой, послюнявил свой огромный палец и перевернул страницу.
— Вот оно, сэр! — внезапно вскрикнул Чейз. — Вот что я пытался вспомнить! Вот что он всегда делал!
— Что, что именно?
— Он облизывал пальцы, сэр. Такая у него была привычка, — ответил Чейз. — Вот что он делал всякий раз, усаживаясь перед радиоприемником. Я слышал, как мистер Хислоп рассказывал доктору, что его чуть ли не с ума сводила эта привычка хозяина постоянно облизывать пальцы.
— Понятно, — сказал Аллейн. — Минут через десять попросите мистера Хислопа оказать нам любезность и зайти сюда. На этом все, благодарю вас, Чейз.
— Что ж, сэр, — заметил Фокс, когда Чейз вышел, — если все вышло так, как я думаю, то дела обстоят не самым лучшим образом.
— Боже правый, Фокс, ну и замысловато же вы выражаетесь. О чем вы говорите?
— Если бакелитовые ручки подменили металлическими и через дырки пустили тонкий провод, то он мог получить удар и посильнее, если крутил ручки влажными пальцами.
— Именно. И он всегда крутил ручки обеими руками. Фокс!
— Да, сэр.
