— Ладно, поговорим об этом в другой раз, — она взяла Питера под руку. — Тебе еще сколько? Три года? Ну вот, еще работать и работать! Пойдем, а то нас уж, наверное, обыскались.
В эту ночь она так и не смогла заснуть. Эстер встала с постели и в раздумье зашагала по комнате. Взвесив все за и против, она приняла окончательное решение о судьбе Питера. Все еще размышляя о том, что ей предстоит сделать, Эстер спустилась по скрипучим ступеням вниз приготовить настой ромашки. Заслышав звук ее шагов, Энн тоже встала и прошла на кухню.
— Что случилось, мама?
Эстер обернулась. Энн стояла на пороге. Она уже надела свое скромное, простого покроя платье, не осталось и следа от прически, сделанной по случаю праздника. С распущенными волосами, которые нежными локонами ниспадали на плечи, она выглядела лет на десять моложе.
— Нет. Нет. Ничего. Просто не спится, — на сердце у Эстер потеплело, и приятная истома разлилась по телу. Эти чувства охватывали ее каждый раз, когда она видела дочь.
Энн открыла буфет, взяла чашечки с блюдцами и поставила на стол. Частенько, бывало, засиживались они допоздна в теплой и уютной кухне за чашечкой чая. Энн делилась с матерью своими маленькими тайнами — выкладывала все начистоту, а порой, когда приходилось особенно тяжко, просто изливала душу, выплескивая все, что накипело. Вот уже который раз за последнее время хотела она поговорить, чувствуя, что в этом ее спасение, и каждый раз срывалась — не могла, слова не шли. Словно какая-то сила не давала ей произнести имя Мэтью, не позволяла даже заикнуться о нем. Так что Энн уже потеряла всякую надежду. Сейчас она даже и не пробовала говорить на эту тему. В глубине души Энн по-прежнему любила свою семью, но она никогда не обнаруживала перед другими своих чувств. Как ни велико было ее горе, ее тоски по отцу, никто ни разу не видел ее плачущей. По своему горькому опыту она знала, что испытывают сейчас ее близкие, и это помогло ей стать человеком, которому каждый открывал свою душу. Не было слушателя благодарнее ее, не было человека, который мог посочувствовать и понять так, как это получалось у Энн. И не удивительно, что за чашкой чая Эстер не замедлила поделиться с ней всем тем, о чем успела передумать за этот вечер: рассказала ей о своих планах на будущее, о чувствах, которые переполняли душу. Именно Энн она открыла то, чего не сказала бы больше никому на свете.
Дочь внимательно слушала и одобрительно кивала в знак согласия. Лишь изредка вставляла она словечко — в основном давала советы, которые приходились как нельзя кстати.
— Тогда, я думаю, тебе нужно будет надеть лучшее платье. Вот то, темное, цвета меди. Оно не такое броское и выгодно подчеркивает твои красивые волосы, тебе очень идет — строгое и в то же время приличное. Папа ведь не хотел, чтобы ты носила траур. Ты только выполнишь его волю, не оскверняя его памяти. Да и роль бедной вдовы не для тебя. Подумают еще, что пришла в черном только для того, чтобы тебя пожалели.
— Да, ты права. Но все же я не думаю, что Джеймс считает меня слабой женщиной, — коротко бросила Эстер.
— Само собой. Я не об этом. Просто ты должна не поддаваться слабости, даже сейчас, когда тебе тяжело, покажи, какая ты есть на самом деле. Держись так, чтобы не возникало сомнений в том, что ты человек сильный и деловой. Нужно, чтобы в тебе увидели партнера, делового партнера, а не просто женщину, понимаешь?
— Хорошо, я все сделаю так, как ты говоришь.
На следующее утро впервые за последние несколько месяцев Эстер подошла к зеркалу. Она долго и внимательно разглядывала свое отражение. Ничто не ускользнуло от ее придирчивого взгляда. Что ж, отметила Эстер, кожа все такая же ровная и гладкая, как и раньше. Правда, уже появились морщинки, но их почти не заметно. Та же изящная и стройная фигурка. Тонкая, как у юной девушки, талия — ни намека на полноту. Смущали только седые пряди, кое-где проступавшие сквозь густые и пышные волосы, однако это поправимо. Если вымыть голову настоем из ноготков или бархатцев, то волосы снова приобретут свой натуральный цвет. Нет, думала Эстер, ни в коем случае нельзя выглядеть подавленной и жалкой, но в то же время не стоит переигрывать и притворяться, будто все нормально. Она и так достаточно высокого мнения о своих моральных качествах. Нужно просто держаться с достоинством, а выдержки и самообладания ей не занимать.
Едва наступило утро, Эстер сама запрягла лошадей в старый кабриолет и поехала в город. Дорогу за ночь прихватило морозцем, и на лужах появилась тонкая ледяная корочка. День выдался холодный, но это не беспокоило Эстер. Ее теплый плащ и шелковое с длинным рукавом платье надежно защищали от холода. На голове у Эстер была широкополая шляпка, которую она подвязала тесемочками под подбородком, чтобы не слетала от ветра. Так никакой мороз не страшен!
На Ломбард Стрит в Сити Эстер остановила бричку у здания, в котором располагалась контора Джеймса. Ждать пришлось недолго. Вскоре из огромного помещения с рядами высоких столов, за которыми целая армия клерков деловито скрипела перьями, ее пригласили в заставленный дорогой и изящной мебелью кабинет с высокими потолками и множеством картин — в основном это были морские пейзажи — на стенах.
Приветствуя ее, Джеймс встал из-за стола и, радостно улыбаясь, пошел навстречу.
— Эстер, дорогая! Какой сюрприз! Вот уж не ожидал! Какими судьбами? Каким ветром занесло тебя в Лондон?
Ее сердце вновь захлестнула волна благодарности к нему, когда она вспомнила о том, как он помог им с Джоном, когда они были здесь в последний раз,
— Прежде всего, — начала она, — ты уверен, что я тебя не отрываю от дел? Может, я не вовремя? А то я могу прийти попозже.
— Нет, нет, что ты! Сегодня выдался на редкость спокойный день. У нас это случается порой. Позволь, я помогу тебе раздеться. Надеюсь, ты пообедаешь со мной. Я сейчас. Ты проходи пока в соседнюю комнату. Дорогих гостей и кое-кого из самых достойных клиентов я встречаю именно там.
Она поняла, что он имел в виду, только когда через распахнутые перед ней двустворчатые двери ступила в соседнюю комнату. Это был роскошный зал с обитыми темно-красной шелковой тканью стенами. На креслах, кушетках и диванах чехольчики из дорогой парчи. В отделанном мрамором камине вовсю гудело пламя, и Эстер сразу потянуло поближе к огню, отогреть замерзшие пальцы. Уютно устроившись за столом, на котором, словно в ожидании гостей, примостились на своих длинных ножках хрустальные бокалы, Джеймс откупорил бутылку мадеры и, разливая вино, рассказал ей последние новости. Наполнив до краев два бокала, он подошел к Эстер и, протянув ей один, чуть приподнял свой:
