Итак, Булгаков — явный и восторженный приверженец марксовой теории. Задачу своего этюда он формулирует как теоретическую проверку учения, что капитализм не может существовать без внешних рынков. «Для этого автор воспользовался очень ценным, но почему-то не утилизированным в науке анализом общественного воспроизводства, который дает К. Маркс во втором отделе II тома „Капитала“. Хотя этот анализ не может считаться законченным, но. думается, даже в теперешнем необработанном виде он дает достаточное основание для иного решения вопроса о рынках, чем то, представителями которого являются гг. Николай-он, В. Воронцов и др. и которое они считают свойственным К. Марксу»[224]. Решение, которое вывел Булгаков из самого Маркса, он формулирует следующим образом: «Капитализм может существовать при известных условиях исключительно внутренним рынком; нет внутренней необходимости, свойственной капиталистической форме производства, — необходимости, в силу которой внешний рынок может поглотить избытки капиталистического производства. Таков вывод, к которому пришел автор на основании изучения упомянутого анализа общественного воспроизводства».
Теперь мы крайне заинтересованы, в чем заключается ход булгаковского доказательства приведенного тезиса.
Прежде всего оно окажется неожиданно простым. Булгаков правильно передает известную нам марксову схему простого воспроизводства с комментариями, которые делают честь его уму. Затем он приводит тоже знакомую марксову схему расширенного воспроизводства, и этим искомое доказательство дано. «На основании сказанного не представляет трудности определить, в чем будет состоять накопление. I (подразделение средств производства) должен изготовить прибавочные средства производства для расширения производства у себя и у II, а II будет доставлять добавочное количество предметов потребления, нужное для увеличения переменного капитала I и II. Если откинуть денежное посредство, то расширение производства сведется к обмену добавочного количества продуктов I, нужного для II, на добавочное количество продуктов II, нужное для I». Итак, Булгаков следует в точности изложению Маркса и совершенно не замечает, что его тезис до сих пор все еще остается на бумаге. Он думает, что он при помощи этих математических формул разрешил вопрос о накоплении. Что можно себе представить пропорции, которые он списывает у Маркса, — в этом нет никакого сомнения. Столь же несомненно то, что если расширение производства имело место, то оно может быть выражено в этих формулах. Но Булгаков упускает из виду главный вопрос: для кого же происходит расширение производства, механизм которого он исследует? Раз накопление может быть представлено на бумаге в математических пропорциях, то оно, стало быть, уже совершилось. Объявив вопрос решенным, он однако тотчас же при попытке ввести в анализ денежное обращение наталкивается на вопрос: откуда у I и у II берутся деньги для покупки добавочных продуктов? Мы видели, как больное место в анализе Маркса — подлинный вопрос о потребителях для расширенного производства — постоянно выступает вновь в форме неправильно поставленного вопроса о добавочных денежных источниках. Булгаков здесь рабски следует марксову методу исследования и перенимает ту же самую неправильную постановку вопроса, не замечая заключающегося в ней перехода на другую проблему. Он, правда, устанавливает, что «Маркс сам не дает ответа на этот вопрос в тех черновых рукописях, по которым составлен II том „Капитала“». Тем интереснее должен быть ответ, который русский ученик Маркса пытается дать от себя.
«Наиболее соответствующим всему его (Маркса) учению нам представляется, — говорит Булгаков, — следующее решение. Новый переменный капитал в денежной форме, который II доставляет для I и для себя самого, имеет товарный эквивалент в прибавочной стоимости II. Мы видели уже при рассмотрении неизменного воспроизводства, что капиталисты должны сами пускать в обращение деньги для реализации своей прибавочной стоимости, и эти деньги в конце концов возвращаются обратно в карман капиталиста, их затратившего. Количество денег, нужных для обращения прибавочной стоимости, определяется по общему закону товарного обращения ценностью представляющих ее товаров, разделенной на среднее число оборотов денег. Этот же закон имеет силу и здесь. Капиталисты II должны иметь известную сумму денег для обращения своей прибавочной стоимости, должны иметь, следовательно, известный денежный запас. Запас этот должен быть достаточен, чтобы его хватило для обращения как той части прибавочной стоимости, которая составляет фонд потребления, так и той части, которая должна быть накоплена в виде капитала». Далее Булгаков развивает ту точку зрения, что для вопроса о том, сколько необходимо в стране денег для обращения определенного количества товаров, совершенно безразлично, представляет ли часть этих товаров прибавочную стоимость, или нет.
«Общая же задача, откуда вообще берутся в стране деньги, разрешается в том смысле, что деньги эти доставляются золотопромышленником». Если для расширения производства в стране требуется больше денег, то производство золота соответствующим образом расширяется[225]. Итак, мы в конце концов удачно пришли к тому самому золотопромышленнику, который уже у Маркса играл роль deus ex machina. Нужно признать, что Булгаков не оправдал тех надежд, которые возлагались на его новое решение проблемы. «Его» решение вопроса ни на шаг не подвинулось вперед по сравнению с анализом, выполненным Марксом. Оно сводится к следующим трем чрезвычайно простым положениям: 1) Вопрос: сколько нужно денег, чтобы реализовать капитализированную прибавочную стоимость? Ответ: столько, сколько нужно согласно общему закону товарного обращения. 2) Вопрос: откуда у капиталистов берутся деньги для реализации капитализированной прибавочной стоимости? Ответ: они должны их иметь. 3) Вопрос: откуда деньги вообще берутся в стране? Ответ: от золотопромышленника. Метод объяснения, который по своей исключительной простоте скорее подозрителен, чем соблазнителен.
Остается еще однако опровергнуть теорию о золотопромышленнике в качестве deus ex machina капиталистического накопления. Сам Булгаков прекрасно опроверг ее. 80-ю страницами дальше он в совершенно иной связи — именно в связи с теорией фонда заработной платы, с которой он без видимых оснований пускается в пространную полемику, — приходит опять к золотопромышленнику. Он развивает здесь неожиданно следующую решительную точку зрения.
«Мы уже знаем, что в ряду производителей имеется золотопромышленник, который, с одной стороны, умножает абсолютное количество денег, обращающихся в данном обществе, даже при неизменном воспроизводстве, а с другой стороны, покупая средства производства и предметы потребления, он сам не продает никакого товара, уплачивая за свои покупки прямо непосредственным меновым эквивалентом, составляющим продукт его собственного производства. Итак, не может ли оказать золотопромышленник услугу, покупая у II всю накопляемую им прибавочную стоимость и уплачивая ему за нее золотом, которое II потом и употребит на покупку средств производства у I и на добавочный переменный капитал при расширении производства, т. е. на покупку добавочной рабочей силы. Истинным внешним рынком таким образом является золотопромышленник.
„Но это — совершенно абсурдное предположение. Признать его — значит поставить расширение производства в зависимость от расширения производства золота (Браво!). Это предполагает в свою очередь такой рост золотого производства, который совершенно не соответствует действительности. Ведь, если золотопромышленник через посредство своих рабочих будет обязательно покупать у II всю долю расширения его производства, это значит, что его переменный капитал будет расти не по дням, а по часам. Но соответственно должен расти и постоянный капитал и прибавочная стоимость, следовательно все золотое производство должно принять прямо чудовищные размеры (браво!). Вместо того, чтобы проверять статистически это нелепое предположение (что впрочем едва ли возможно), достаточно указать на один факт, который сам по себе даже достаточно уничтожает это предположение. Факт этот — развитие кредита, сопровождающее развитие капиталистического хозяйства (браво!). Кредит стремится уменьшить (конечно, относительно, а не абсолютно) количество образующихся денег и является необходимым коррелятом развития менового хозяйства, которое иначе нашло бы скоро свои пределы в недостатке металлических денег. Я не считаю нужным доказывать здесь цифрами, как ограничена теперь роль металлических денег в меновых сделках. Таким образом сделанная гипотеза стоит в прямом и очевидном противоречии с фактами и потому должна быть отвергнута“[226].
