— Как ты не испугался?! Это же настоящий подвиг! — закатывала глаза Брежнева. — Тебя должны орденом наградить!
— Да брось, Галина, какой орден, главное, что дети не пострадали.
Тут нарисовался Семён Маркович и сказал, что пора бы и честь знать, после чего начал вежливо, но настойчиво выпроваживать посетителей. Да и я, если честно, почувствовал, что меня клонит в сон.
Отоспавшись, захотел кефирчику, о чём незамедлительно сообщил Васе, а тот дежурной медсестре.
— Слушай, а что это за тётка была? — спросил Вася, пока я наслаждался кефиром.
— Какая?
— Ну, которая кефир принесла.
— Брежнева, Галина Леонидовна, — как ни в чём ни бывало сообщил я.
— Да иди ты! Надо же… Вернусь на стройку — буду всем рассказывать, кто ко мне в палату приходил… Вернее, к нам.
Не успел добить бутылку, как в сопровождении врача заявился моложавый и улыбчивый милиционер с погонами старлея, записывать мои показания. Семён Маркович поинтересовался моим самочувствием, только после этого разрешив пообщаться с представителем власти.
— Прямо как в кино у вас получилось, — покачал он головой, закончив конспектировать мой рассказ. — Я бы так, наверное, не смог. Если бы не ваш подвиг — могли погибнуть дети.
— Нет, ребята, я не гордый, не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль, — процитировал я Твардовского.
— Ну, медаль не обещаю, но, думаю, ваши действия будут оценены по достоинству, — негромко рассмеялся старлей.
— А что с моим мотоциклом, не знаете? — задал я ещё один животрепещущий вопрос.
— Не знаю, но выясню, — пообещал следователь. — Слышал, он у вас какой-то переделанный?
— Есть такое, поэтому, боюсь, его могут конфисковать. Но ведь если бы не форсированный движок — чёрта с два догнал бы я того лихача, и трагедии избежать не получилось бы.
Это был какой-то сумасшедший день, потому что под вечер заявились Леушин с Корольковым, каким-то образом прознавшие об этой истории, а чуть ли не вместе с ними ввалился ещё и журналист из «Комсомолки», придерживая рукой висевшую на шее фотокамеру «Вилия-авто». Корреспондент заставил меня в красках рассказать о том, как совершал подвиг, а через день Лена принесла мне свежий, пахнувший типографской краской номер газеты, где я увидел свою улыбающуюся физиономию под заголовком: «Спасая детские жизни».
Ещё два дня спустя с полным фруктов пакетом в палате появился Зайцев.
— Старик, слышал, ты настоящий подвиг совершил?!
— Совершил, — обречённо вздохнул я.
Выслушав хвалебно-сочувствующую часть, я узнал от кутюрье помимо рассказа о его новой коллекции последние светские сплетни, которые, впрочем, меня оставили равнодушным, хотя из вежливости я выразил мимикой интерес.
Выписали меня через две недели, правда, тугую повязку посоветовали пока не снимать. На тот момент я уже знал, что начальник Главного Управления ГАИ МВД СССР Валерий Лукьянов лично подписал приказ, разрешающий мне в виде исключения управлять модифицированным мотоциклом «Днепр». Заодно вернули техпаспорт и права. Если бы не та погоня с успешным финалом — не видать бы мне моего байка, как своих ушей.
Порадовало, что в результате падения мой чоппер почти не пострадал, если не считать слегка погнутую вилку. Я договорился с Савиных, что он выпрямит вилку в своей мастерской, а когда мастер, поинтересовавшись, не я ли стал героем погони, о которой судачит вся Москва, услышал моё скромное «ага, было дело», то заявил, что денег за работу не возьмет.
На работе уже знали о моём подвиге, а вскоре в «Чародейку» заявился ещё и представитель столичной Госавтоинспекции. В торжественной обстановке, вызвав на моём лице румянец смущения, он вручил мне благодарственную грамоту от своего руководства и настенные часы с кукушкой и буквами ГАИ на циферблате. Часы я передарил любимым тёще с тестем, а мой портрет в очередной раз украсил Доску почёта парикмахерской.
Тут между делом нарисовался второй транш от Намина, про который я уже, честно говоря, подзабыл на фоне происшедших событий. В один из августовских дней, аккурат после новости об отставке на фоне Уотергейтского скандала Президента Никсона, мы вместе поехали к нашему нотариусу, где мне были переданы полторы тысячи рублей.
— Вещь идёт «на ура», — сообщил Стас, — зрители просят её чуть ли не чаще «Звёздочки». Планируем записать пластинку, «Shape Of My Heart» станет главным сигнлом. Алексей, может, ещё что-нибудь сочинилась?
Он смотрел на меня таким умоляющим взглядом, что моё сердце дрогнуло.
— Ладно, — вздохнул я, — подкину тебе одну вещицу. Где у вас репетиционная база?
К Московской областной филармонии я подъехал тем же вечером на своём «Днепре», вокруг которого тут же собралась толпа любопытных. Предупредив строгим голосом, чтобы ничего не трогали, с выкрашенным в чёрный цвет шлемом в руках я прошествовал в здание, где мне вахтёр разъяснил, как найти комнату, где репетируют «Цветы».
Помимо Намина здесь кучковались все действующие на данный момент музыканты коллектива, включая вокалиста Александра Лосева.
— В общем, тема такая… Песня на русском, называется «Мы желаем счастья вам!»
При этом я глянул на Намина, но нет, кажется, эту песню он ещё не сочинил. Я-то помнил, что она была написана им в 1980-х, но немного волновался, предлагая композицию.
— Хипповское название, — сказал Лосев. — Было бы интересно послушать.
В маленькой студии нашлась обычная акустическая гитара, взяв её в руки, я сыграл короткое вступление и запел:
В мире, где кружится снег шальной, Где моря грозят крутой волной…
Честно сказать, с тех пор, как от нечего делать разучил аккорды этой песни, помнил я только первый куплет и припев, поэтому одним куплетом с припевом и ограничился. Музыкантам я предложил самим сочинить ещё пару куплетов и заняться аранжировкой.
Те одобрительно закивали головами, а Стас и вовсе выглядел очень довольным.
— Два куплета — раз плюнуть! Главное, что классный мотивчик, и текст вроде без выпендрёжей, должен пройти худсовет. Вот только звучание я бы сделал более роковым.
После чего мы с ним вышли в коридор «покурить», где он спросил насчёт цены. Я согласился отдать полуфабрикат за тысячу, даже отказавшись от авторских прав на песню, всё ж таки, честно говоря, продаю автору у него же и украденное. Деньги Стас обещал достать ближе к осени, возможно, уже в сентябре. Мы вернулись в студию, я набросал на бумаге текст куплета с припевом и аккорды, включая проигрыш, послушал, как они пробуют сыграть этот кусок в электричестве и с чистым сердцем распрощался, покидая студию с распиской от Намина. В этот раз я ему, можно сказать, поверил на слово, да и нет резона портить свою репутацию руководителю набиравшего популярность коллективу.
Терешкова не обманула, и впрямь в середине августа мне на домашний позвонила сама Елена Васильевна Образцова.
— Алексей? Извините, не знаю вашего отчества…
— Можно просто Алексей.
— Хорошо, договорились… Видите ли, Алексей, завтра вечером я играю Марину Мнишек в опере «Борис Годунов», причёску перед выступлением мне всегда делает один и тот же мастер из нашего Большого театра. К сожалению, сегодня она не сможет прийти, у нас есть ещё два мастера, но я им, честно говоря, не доверяю. Сможете подойти?
— В общем-то могу подойти, не вопрос, тем более на этой неделе я как раз в первую смену.
Елена Васильевна оказалась дамой немного чопорной, но без лишнего апломба.
В гримуборной она показала мне чёрно-белую фотографию со спектакля «Борис Годунов»:
— Вот так должна выглядеть моя причёска. У нас есть полтора часа.
Что ж, и не такое вытворяли, думал я, принимаясь за работу. Управился даже меньше чем за час, по ходу дела выслушивая откровения певицы.
— Как Вишневская со своим Ростроповичем улетели в Штаты, все главные партии повесили на меня, — притворно жаловалась Образцова. — А тут ещё и мой парикмахер добилась выезда на историческую родину, даже не поставив меня в известность. Что ж ей тут-то не жилось… Всё имела, по заграницам ездила, нет, и её подхватила эта волна, эта пена. Кем она там станет? В Израиле Больших театров нет, дай бог если в какую-нибудь парикмахерскую возьмут. Глядишь, через год-другой обратно попросится. Но в Большой она точно не вернётся, уж я-то все силы приложу, чтобы ноги её здесь не было… Сейчас руководство театра ищет мастера на замену этой беглянке, но если что, я могу на вас рассчитывать?
