Он замолчал, опять зачиркал зажигалкой, я тоже молчала, долго. Он где-то ходил по моему раздолбанному старому району, я мёрзла на лавочке в шикарном центре, всей душой понимая, что, по-хорошему, должна быть там, если и не с ним, то рядом с ним. Потому что я такая же, я оттуда же, я гораздо ближе к Владу с его проблемами, чем к Великому с его небрежно-решительным "просто".
"Я этого шикарного района не заслуживаю, и Великого не заслуживаю, я родом из безысходности. И это во мне прорастёт, он обязательно рано или поздно поймёт, и решит, что ему это не надо, как Влад понял."
– Ань?
– Да?
– Не реви, – он мрачно усмехнулся, вздохнул, – я знаю, что ты ревёшь, ты всегда ревёшь. Тебе всех жалко. Не надо меня жалеть, я всё своё дерьмо заслужил. А ты – нет. Ты вообще как будто случайно сюда попала, из другого какого-то мира, как Гарри Поттер, знаешь? Как будто ты здесь временно, и однажды прилетит сова и заберёт тебя в школу магии, где всего этого дерьмища нет, и где никто не будет на тебе ездить, и у тебя будут настоящие друзья, и приключения, и фильм про тебя снимут. Ты всегда как будто такая была... волшебная. Как будто к тебе эта грязь не липнет. Я надеялся, что я от тебя себе как-то этого... возьму, типа... заражусь от тебя, перейму это. А не получилось. Я рад за тебя, что ты отсюда уехала. Извини, конечно, но твоя мамаша больная. Насколько моя больная, но до твоей ей расти и расти ещё. Ладно, забудь, хватит. Всё. Давай, там, удачи. Живи хорошо. Пока.
– Пока.
Он отключился, я посмотрела на его фамилию на экране, посмотрела на звезду рядом с именем, которую можно нажать, и тогда мой телефон будет озвучивать его вызовы. Решила не нажимать – всё значит всё.
"И ты живи хорошо, Владик. Живи как сможешь. Я тебе не судья и не учитель, меня бы саму кто научил."
Я посмотрела на время, на окно кухни, на тёмный парк. Решила, что ничего путного я тут больше не высижу, встала и побрела домой.
На одну загадку в моей жизни стало меньше, это вроде как должно было бы меня радовать, но почему-то не радовало. На Влада я больше не обижалась, мне было его жалко, и жену его было жалко, и ребёнка её. На маму тоже не обижалась – у меня и без этих новостей было, что ей предъявить, это я просто добавила в копилку. На Антошу я не обижалась никогда – он был идеальным ребёнком, никогда не создавал мне тех проблем, которые я с ужасом наблюдала иногда в магазинах и парках, когда дети падали на пол и вопили, доводя родителей до истерики, мой Антоша никогда так не делал, он сам на это смотрел с ужасом. Он не капризничал, не хныкал для привлечения внимания, не хватал чужое, не просил что-то купить или срочно пойти домой – маленький стоик, он терпел всё, просил шёпотом и один раз, и если я говорила, что не могу сделать то, чего он хочет, он просто принимал это и всё. Я только сейчас задумалась о том, что это, наверное, не совсем нормально для такого маленького ребёнка.
"А теперь у него нервный тик, в шесть лет. Охренительно."
На самом деле, у меня он тоже был, но прошёл, когда я устроилась на работу. Карина вообще дёргалась вся, и заикалась, и резала себя, и нервный кашель у неё был, и даже нервная рвота несколько раз. Я не знала, прошло или нет. Вроде, прошло.
"Надо будет позвонить, спросить. Может, Антоше что-то посоветует."
Я всё-таки дошла до двери, как ни пыталась идти помедленнее. Остановилась перед ней, ключа у меня не было, а светилось ли окно, когда я вставала с лавочки, я не помнила. Я нажала на ручку, не особенно надеясь, но дверь оказалась не заперта, я вошла и закрыла её, сняла кроссовки, пошла мыть руки, умылась, посмотрела на себя.
"Я не всегда реву, Владик. Почти всегда, но не вообще всегда. Иногда я не реву, сегодня, например. Три года прошло, я выросла."
Выйдя в коридор, я увидела ВэВэ, сонного и мрачного, он осмотрел меня с ног до головы и тихо сказал:
– Выглядишь так, как будто в аду побывала.
Я неуверенно кивнула и отвела глаза, он помолчал и спросил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Всё нормально?
– Нет, – шёпотом ответила я, – ничего не нормально, я больная.
Он пожал плечами:
– Лечись.
Я фыркнула:
– Самый умный?
Он кивнул:
– Ничё такой, не жалуюсь. Отличник, медалист, три языка свободно. Правда, мне для этого понадобилось пять репетиторов и много лет языковой практики с носителями, что вряд ли было у тебя, но я тебе могу это всё организовать, если ты вдруг захочешь.
– Если захочу, я обращусь, – иронично кивнула я, он кивнул ещё ироничнее:
– Буду ждать.
– Жди.
Мы помолчали, он смотрел на меня, я смотрела в сторону, он тихо спросил:
– Обижаешься?
Я качнула головой – я ни на кого не обижалась, я просто была в шоке от этой грёбаной жизни, без попыток кого-то обвинить. Он протянул ко мне руки:
– Иди сюда.
Я подошла и уткнулась лицом ему в грудь, он меня обнял, поцеловал в макушку, сказал на ухо:
– Билет купила?
– Да.
– На сколько?
– На одиннадцать.
– Я чем-нибудь могу тебе помочь?
"Точно, вот эта фраза была мне нужна, когда я говорила с Владом, я забыла. Поздно уже."
Я качнула головой:
– Не знаю. Нет, наверное. Я просто туда приеду, встречусь с подружкой и обратно.
– Понятно. Ну, если передумаешь, скажешь.
– Хорошо.
– Спать идём?
– Да.
– Поползновениус вульгарис допускается?
– Нет.
– Точно?
Я задумалась, он обнял меня крепче, провоцируя закономерные процессы в моём организме, я призналась:
– Не точно.
– Пойдём, – он выпрямился, отрывая меня от пола, понёс в свою спальню, раздел, уложил под одеяло и ушёл в душ. Я слушала шум воды и думала о том, что же он такое сказал Роксане, что она уволилась. Когда он вернулся и лёг рядом, я спросила:
– Ты вчера с Роксаной разговаривал про то?
– Да.
– И что она сказала?
– Всё оказалось очень просто. Она меня просто не любила, и не планировала, я ей даже не нравился особо, ей просто было приятно, что я за ней ухаживаю, и всё. И когда Миша стал за ней ухаживать, ей тоже было приятно, но гораздо сильнее, потому что он ей понравился, в отличие от меня. И потом, когда оказалось, что Миша не всерьёз, она решила, что я тоже сгожусь. Всё спокойно, без надрыва, уныленько.
– А почему она уволилась тогда?
– Психанула, наверное. Не знаю, это надо у неё спрашивать. Может, узнала про нас, и окончательно поняла, что ей мои приятные ухаживания больше не светят, решила, что ловить здесь больше нечего, и пошла что-то ловить в другом месте. Я не буду по ней скучать, если честно, Катя с её работой прекрасно справится. Ты как считаешь?
– Справится.
– Вот. И зачем тогда платить больше?
– Ты платишь Кате меньше, чем Роксане?
– Естественно. Придёт просить повышения – повышу. Но пока не просит, зачем? Пусть сидит, если ей и так нормально.
– Понятно.
Мы помолчали, он обнял меня удобнее, спросил шёпотом:
– А ты? Позвонила своему?
– Да.
– И как?
– Сказал, что ему не нравилось, что я ходила к нему на свидания со своим младшим братом.
– А ты часто с ним ходила?
– Часто.
– Ну, как бы... Мне бы тоже не понравилось. А зачем ты это делала?
– Мне было не с кем его оставить.
– Для этого существует няня, нет?
– Нет, Васенька. Для этого существую я, бесплатно, безотказно и двадцать четыре на семь.
– М-да.
– Ага.
Он обнял меня крепче и сказал на ухо:
– Всё, забудь, это кончилось.
– Ага.
"Было бы это так легко."
– Спи, надо хорошо отдохнуть, завтра тяжёлый день.
Я сначала честно попыталась уснуть, потом решила, что не для того я съехала от мамы на съёмную квартиру, чтобы со своим обалденным парнем просто спать. И сказала:
– Я передумала спать.
Он тихо рассмеялся, куснул меня за ухо и прижал к себе крепче.
