– Точно назову планету Элижбетой, – решила Манька и толкнула дверь погреба. – Пап, пойдем пирожки кушать, ой!
– Чего это «ой»? – Мы заглянули следом и встали как вкопанные. – Здрассьти, Дядьмиш!
– Здравствуйте, девочки. – Дядя Миша топтался в груде каких-то осколков и всем своим видом напоминал сумасшедшего дядечку из телевизора.
– Пап, ну что ты опять натворил? – вздохнула Манька.
– Заставил полку пустыми литровыми банками, а она возьми и рухни. Плохо прибил, значит.
– Литровыми? Вот такими? – показали мы приблизительную высоту банок.
– Да.
Мы похолодели. Литровые банки были самыми дефицитными. Туда закатывали конфитюры, аджику, баклажанную икру, печенные на огне овощи, домашнюю тушенку. Ба доставала эти банки с боем и поэтому тряслась над ними, как над сокровищем. Чуть ли не каждую в лицо знала.
– Я соберу все осколки и выкину. Авось мама не заметит. – Дядя Миша умоляюще посмотрел на нас: – Вы только не говорите ей, ладно?
– Заметит, это же литровые банки, они у нее все наперечет, – обнадежили мы его.
– Мать их за ногу, – пригорюнился дядя Миша.
– Пойдем пирожки есть, а то Ба спустится за нами и увидит, что вы тут натворили, – потянула я его за руку.
– Пойдем.
Пирожков поесть нам не удалось. По кухне, как ошпаренная, металась Ба. Стол был завален свертками с едой. Ба в спешном порядке нарезала хлеб, раскладывала по мискам сыр, соленья и овощи.
– Миша, – выдохнула она, – позвонил Юра, сказал, что едем на тттаттт– лыки. Я не знаю, почему такая спешка, но он таки умолял поторапливаться. Хорошо, что я успела пирожки дожарить, а то к нашему возвращению тесто бы прокисло. Да! Юра просил взять шампуры и… – Ба выпучилась. – Забыла, что еще просил взять. Наринка, набери домой, узнай, что отцу еще было нужно.
Я побежала вызванивать папу.
– Але? Мам? А что еще папе нужно было, кроме шампуров?
– Ян Амос Коменскиииий! – позвала мама. – Что еще, кроме шампуров, ты у Миши просил?
– Нарды. Скажи, чтобы нарды взял!
– Папа, а сиводни воскрысенье или узе рано? – долетел до меня голос Гаянэ.
– Доконала-таки, – удовлетворенно хмыкнула я и положила трубку. – Дядьми-иш, нарды, папа просил нарды взять!
Глава 11. Манюня наводит марафет, или Диалоги Кафки
Однажды прекрасным июньским утром мы сидели в беседке нашего двора и наводили марафет. Мы – это Маринка из тридцать восьмой, Манюня и мы с Каринкой. То есть мы с Манюней и Маринкой наводили марафет, а сестра мастерила рогатку. Маникюр и прочие девчачьи забавы она не особо жаловала, поэтому периодически косилась на нас и выдавала презрительное «пф!».
Двор пустовал: детей на летние каникулы разобрали бабушки, а Рубик вообще уехал в Кисловодск. «Небось нервы лечить», – подумала я, покосившись на сестру.
Каринка откровенно скучала. Терзать было некого. Она стоически терпела наш щебет «ни о чем» и, чтобы не терять навыки, периодически задирала то меня, то Маньку. Мы великодушно ее прощали, потому что понимали – Каринка в печали.
– Через неделю поедем в лагерь, и ты сразу придешь в себя. Детей там много, будет кого мучить, – утешала ее Манюня.
Сестра основательно готовилась к поездке. Сегодня она мастерила третью по счету рогатку. Две другие уже лежали на дне нашего чемодана, для отвода глаз завернутые в папины старые семейники.
– Этой рогаткой я буду брать на мушку вожатых, – сопела сестра, обматывая рукоятку медицинским пластырем, сворованным в домашней аптечке.
Пока Каринка строила апокалипсические планы насчет своего досуга в лагере, мы, по очереди заглядывая в осколок раздобытого на помойке зеркала, наводили марафет. Сначала густым слоем размазали по лицу Сонечкину присыпку, потом нанесли на веки серебрянку, которую своровали из мешков, наваленных в тамбуре четвертого подъезда. Рабочие добавляли ее в какую-то смесь и закрашивали батареи в подъезде. Баратеи намертво схватывались металлическим сиянием и несколько недель отчаянно смердели на все четыре стороны. Сами понимаете, пройти мимо такой красоты мы не могли, поэтому воровато отсыпали несколько горстей в оперативно подставленный Маринкин подол. И теперь интригующе отсвечивали в пространство сероватыми веками и бровями.
Потом Манька жестом фокусника достала из кармана кулечек из фольги.
– Видали? – повертела она у нас перед носом.
– А что это? – затрепетали мы.
– Вот! – Она торжественно развернула кулек. Мы уставились на какой-то небольшой коричневый брусочек.
– Это помада? – Не поверили глазам своим.
– А то! Я бы розовую взяла, но ее совсем мало осталось. Зато коричневая новая, у нее ого-го какая длинная эта… ну, эта штуковина, которая выдвигается, когда крутишь тюбик. Помада, в общем. Я отрезала ножом кусочек и завернула в фольгу. Ба ни за что не заметит.
– Какая ты молодец! – обрадовались мы.
Манька довольно засопела.
– Смотрите, как надо правильно ее наносить. – Она собрала губы в бантик, намазюкала их помадой, потом повела губами туда-сюда и несколько раз сказала «па-па», издавая звук вылетающей из бутылки пробки.
– Ооооо, – затрепетали мы.
– Это я специально за Ба подглядывала. Она сначала накрасит губы, потом глядит на свое отражение в зеркале и говорит – «шарман».
– А что такое «шарман»?
– Не знаю, но что-то хорошее, потому что когда она так говорит, то улыбается.
– Может, она говорит не «шарман», а «шаман»? – предположила Каринка.
– Нет, я слушала очень внимательно, она говорит «шагхгхгхман», – забулькала Манька, отчаянно грассируя на «р».
Мы с Маринкой аккуратно нанесли помаду и сказали «па-па». Мань– ка ревниво следила, чтобы мы все сделали правильно. Потом она завернула остатки помады в фольгу и убрала в карман.
– Я чего думаю: может, этот кусочек обратно приклеить? – протянула в задумчивости она.
– Он на вид такой помятый, – засомневались мы.
– Ничего, я приклею, а потом еще пальцем хорошенечко замазюкаю. – Манька пригладила ладошкой боевой чубчик и встала с лавочки. – Ладно, пойдем цветы воровать.
Чтобы сделать себе маникюр и наклеить длинные ресницы, нужно было сорвать несколько цветков космеи и колокольчика с клумбы, которая находилась в палисаднике нашего пятиэтажного дома. Палисадник неустанно курировала тетя Сирун из тринадцатой квартиры. Она ревностно следила, чтобы дети не вытаптывали растения, а в ночь на первое сентября чуть ли не ночевала во дворе, лишь бы не дать неугомонным школьникам разобрать цветы на букеты учителям.
К нашему счастью, тетя Сирун сегодня не маячила вокруг клумбы. Мы быстренько сорвали несколько цветков и пустились наутек.
Вы знаете, как сделать себе красивые ресницы? Нужно аккуратно развернуть венчик колокольчика, поплевать на голубенькие лепестки и обклеить ими веки. А на маникюр пустить лепестки космеи.
Через десять минут мы превратились в писаных красавиц.
– Ну как? – обернулись мы к Каринке.
Сестра по очереди прицелилась в каждую из новой рогатки.
– Чучундры!
– От чучундры слышим!
Осторожно моргая отяжелевшими от лепестков веками, мы по очереди заглядывали в осколок зеркала. И, удивительное дело, с каждым заходом казались себе все краше и краше!
– Прогуляемся по Ленина, что ли? – предложила Манька.
– Аха!
– Я с вами пойду, только следом. Не хочется дурой выглядеть. Но если кто начнет задирать вас, то я его поколочу, – оживилась Каринка.
И мы пошли на Ленина, укладывать всех штабелями. Впереди, растопырив пальцы, чтобы нечаянно не испортить маникюр, гарцевали писаные красавицы, а сзади, метрах в пяти, со скучающим видом тащилась Каринка и делала такое лицо, словно знать нас не знает.
Прохожие живо реагировали на нашу красоту.
Кто-то, показывая пальцем, откровенно смеялся, кто-то опасливо обходил нас стороной. Одна тетечка велела возвращаться домой и незамедлительно смыть безобразие с лица, другая покачала головой и пригрозила рассказать все нашим родителям.
– Я же говорила, что вы настоящие чучундры, – сопела сзади Каринка.
– Ты обещала защищать нас, а сама только обзываешься, – обижались мы.
– Так не могу же я взрослых колотить! Были бы ровесники, другое дело!
Оскорбленные черствостью и узколобостью окружающего мира, мы уже собирались возвращаться во двор, но тут заметили на том конце улицы оранжевый рейсовый «ПАЗик». Автобусы никогда не проезжали по этой части городка, поэтому мы замерли, разинув от удивления рты.
Между тем «ПАЗик» шумно затормозил прямо возле нашего дома. «Товуз-Берд», – прочитали мы на лобовом стекле. Так это был маршрут из азербайджанского города Товуз!
Пока мы изучали табличку, распахнулись двери, и на тротуар спрыгнули двое мужчин. Они споро вытащили несколько сумок, а потом помогли выйти какой-то женщине в белой кружевной косыночке и светлом летнем пальто. У нас отвисли челюсти. Это была наша бабуля!
