капусту, и вернулись в город. А потом наступило первое сентября. Таня надела то самое платье, которое они купили на выпускной.
— Ты такая красивая, мам, — проговорил парень. Она лишь улыбнулась слегка.
День знаний открыл двери вдохновенным первоклашкам. Татьяна Александровна стояла со своим седьмым классом на пришкольном участке и шикала на неспокойных подростков, думая, о сыне: как там он в институте? Потом все разошлись по классам, и всё было, как много раз до этого. И говорила она то же, что и каждый год. Ребята сгрудили цветы у нее на столе, и она что-то объясняла, как вдруг в общей массе цветов увидела лилии. Такие же, как летом ей дарил Петр. Она подошла к столу и выудила букет.
— Кто это, интересно, подарил? — пробормотала женщина и окинула взглядом класс. Ребята притихли и уставились на нее.
И тут она разглядела небольшой клочок цветного картона, засунутый глубоко в цветы, чтоб не выпал. Она вытащила его и открыла. «Таких цветов учителям не дарят»,— было написано от руки четким незнакомым почерком. Щеки вспыхнули мгновенно, улыбаясь, она осмотрела еще раз ребят.
— Я сейчас, — сказала Татьяна Александровна и выскочила из класса.
Она бежала по тихому коридору школы, и каблуки цокали, словно подгоняя хозяйку. Скатилась по лестнице на первый этаж и увидела Петра. Она не видела его лица, но знала: это он. Его затылок, его чуть сутулая спина. Он в дорогом костюме стоял и поглядывал в сторону дирекции. И тут мужчина повернулся. Увидев ее, в два шага подошел к ней. А Таня даже задрожала, не зная почему. Он взял ее руку, несколько раз поцеловал ладошку и даже потерся носом об нее.
— Как ты нашел? — только и смогла выдохнуть женщина.
— Кто ищет, тот всегда найдет, — просто ответил он и посмотрел на часы.
— Торопишься? — с грустью в голосе спросила она.
Он кивнул.
— Ты когда освободишься?
— Не знаю, нескоро, наверно, — ответила она тихо.
— Давай пошустрее, ЗАГС работает до пяти, но заявление мы сможем подать только до четырех, — сказал он.
Таня уставилась на него.
— Заявление?
— Заявление, заявление, — подтвердил мужчина и притянул ее к себе. Она послушно прижалась к нему, но потом спохватилась.
— Нет, я так не могу! У меня сын, нужно с ним…
— Димино благословение я уже получил, так что давай, освобождайся поскорей. А ты сбежать не можешь?
— Сбежать?
— Сбежать. Ну, дети же иногда сбегают с уроков, почему б учительнице не сбежать? Думаю, они даже рады будут.
— И завуч тоже, — пробормотала Таня, приходя в себя. — Петь, а почему ты так уверен, что я за тебя замуж пойду?
Он потерся опять об ее ладошку, поцеловал тонкие пальчики.
— Наверно, потому, что я тебя люблю, и ты меня любишь, — ответил он просто.
У женщины вновь вспыхнули щеки, да сердце норовило выскочить из груди.
— С ума сойти, — проговорила она, — признание в любви?!
— Ну, так сбежишь?
— Не могу, но постараюсь освободиться пораньше
— Ты уж постарайся, — проговорил он и подумал, что вот сейчас ее нужно будет отпустить, а отпускать так не хотелось!
— Давай в два подъезжай и увози меня за тридевять земель, — шепнула она напоследок и выпорхнула из его рук. Только ненавязчивый аромат духов остался витать в воздухе. Мужик потоптался еще в коридоре и уехал.
Уж на какие кнопки нажал, за какие веревочки дернул Петр, занявший должность главного инженера города, так и осталось неизвестно, но только через две недели они поженились. Свадьба получилась довольно скромной, а вот невеста в шикарном платье выглядела королевой, на нее оглядывались с восхищением. Вечером этого же дня вся семья укатила в Крым (завуч вынуждена была согласиться отпустить учительницу на медовую неделю). Молодожены взяли и Диму, без него Таня никак не соглашалась уезжать. Дима же, никогда не видевший моря, уговаривал мать ехать, говорил, что он большой, и всё такое. Однако она стояла твердо, и парня взяли с собой. Но при этом Петр снял ему номер в другом крыле гостиницы. Это были самая восхитительная неделя в жизни молодого студента. Туристический сезон закончился, пляжи заметно опустели, но море при этом не утратило ни своей ласки, ни прелести.
А в октябре узнали, что летом ожидается прибавление в семье. Таня, правда, весьма скептически к этому отнеслась, дескать, куда рожать в тридцать семь, но муж сказал, что за рубежом раньше и не рожают, а она еще очень молодая и не выглядит на свой возраст.
1996 году у парня родилась сестра, в которой он не чаял души. Кристинка оказалась единственным человеком, на которую обрушилась вся безмерная любовь взрослого брата. С того самого момента, как парень начал зарабатывать деньги, на ребенка всякий раз проливался дождь подарков по поводу и без. Он ее баловал и обожал, девочка отвечала ему тем же.
Дима старался не зависеть от отчима. Тот уважал юношеский порыв стать самостоятельным, поэтому сквозь пальцы смотрел на занятость пасынка и его эксперименты с работой. Не имея своего угла, Петр переехал в квартиру к жене. Соседки-кумушки, так любившие обсуждать всех и вся, весьма скептически отнеслись к новому жильцу. Машина дорогущая, а имущества — кот наплакал: кресло-качалка, ящик посуды, маленький телевизор, узел постельного белья, пара чемоданов с одеждой и много-много коробок с книгами. А Петр не объяснял, что уже много лет живет по съемным квартирам. Одному немного-то и нужно, да потом о каких вещах может идти речь, когда часто меняешь место жительства?
Так вот Дима и жил, зарабатывая на свою первую машину. Хотя купил ее всё равно не без помощи отчима: тот на день рождения, на двадцатилетие, подарил пятьдесят тысяч. Правда, тогда у Дмитрия поменялись планы, и он — страшно подумать! — собирался жениться… Но об этом парень запрещал себе вспоминать. Вот уже много лет он старался вырезать эту часть жизни из памяти…
После окончания института Дима какое-то время работал по специальности, и как-то раз встала проблема запчастей на его вторую, но опять-таки японскую машину. Начал договариваться в городе, однако цену запросили такую, что проще было пересесть за руль отечественного автомобиля. Но изменять транспорту страны восходящего солнца парень не
