Хозяек стали каменными. Многое дозволялось Хозяйкам, но пренебрежение общим мнением в угоду собственным интересам каралось смертью. Долгой и мучительной.
— И только сейчас я поняла, что она задумала пойти против всех устоев Ковена, и не смогла больше молчать. Вы же слышали, как Ровит призывала атаковать Эштигер. Зачем? Ведь в Тирогисе у неё около двухсот бездушных и могущественный лич, при помощи которых она собирается прикончить Юловара. Она знала, что обезглавленный Ситгар станет лёгкой добычей наших доблестных воинов, но всё же настаивала на походе против Эштигера. Вот почему я обвиняю Ровит в предательстве и соблюдении каких-то собственных интересов, идущих вразрез с интересами Ковена. А теперь, если я не права в своих подозрениях, я готова принять самый мучительный дар Великой Госпожи.
Высшие колдуньи коротко посовещались и старшая изрекла:
— Обвиняемая и обвинитель будут находиться под раздельным пологом до тех пор, пока мы не выявим истину. Сегодня вечером будет сеанс связи с Тирогисом, мы должны выслушать Тернлис, прежде, чем принимать решение.
Хозяйки разделили их и по одной покинули шатёр. Ровит злобно посмотрела на Гилиан.
— Надо же, какую змею я пригрела. Ну, ты и мразь!
Гилиан холодно посмотрела на свою бывшую благодетельницу и ничего не ответила. Она легла и закрыла глаза. Если она всё правильно рассчитала, то сегодня Тернлис не выйдет на связь. Жаль, конечно, девчонку — она была полезна, но между её жизнью и званием хозяйки Гилиан выбирала власть. Тернлис подавала большие надежды, но знаний ей не хватало, поэтому она не заметит ту небольшую уязвимость, которую Гилиан оставила в броне запретов для Гвинарда. А если и старик не сумеет заметить этой возможности освободиться и не расщепит своё сознание… что ж, значит, Гилиан получит медленную и мучительную смерть, потому что Тернлис сдаст её с потрохами, как сама Гилиан только что предала Ровит.
* * *
Сегодня в Тирогисе, несмотря на тревожные новости с фронтов, был почти праздник. Ещё бы — не каждый день Его Величество Юловар второй объявляет о том, что у него появилась законная супруга. Горожане, придворные, солдаты — все, как один только и обсуждали внезапный брак короля. Утром герольды возвестили о том, что в полдень Их Величества осчастливят своим присутствием улицы города, и что в честь этого на площадях будут установлены бочки с бесплатным вином и пивом. На раздачу подарков и поглазеть на королевскую чету вышла добрая половина города — от бродяг и попрошаек до вполне себе респектабельных купцов и высоких чиновников.
Слухи о новой королеве ходили самые разные. Один говорили, что она чернокожая южная принцесса, другие называли имена известных претенденток из кланов Высокорожденных, третьи считали, что Юловар согласился на брак с принцессой Лорной. А некоторые даже утверждали, что новая королева на самом деле — мужчина, ведь недаром Юловар двадцать лет гнушался обществом молодых и привлекательных девиц. Впрочем, злопыхатели были посрамлены, когда перед горожанами проехал королевский кортеж, потому что восседающая на ослепительно белой лошади красавица в длинном светлом платье и красиво уложенными волосами могла быть кем угодно, но только не мужчиной.
Перед королевской четой двигался десяток гвардейцев во главе с капитаном Рибрином и столько же по бокам, позади Юловара и Линды ехали Гунвальд и мастер Ильминг, и замыкал кавалькаду ещё один десяток гвардейцев. Следом за охраной на породистых скакунах красовались придворные, которые, кстати, не меньше горожан были озадачены внезапным появлением у короля супруги. Всем было известно только родовое имя — баронесса Белинда Кадьяк, но ни одной подробности из прошлой жизни новоиспечённой королевы никому не было известно, что только подогревало всеобщий жгучий интерес.
Юловар и Линда улыбались толпившемуся на улицах народу, а в их честь вверх летели шапки и цветы. Люди приветственно махали руками, восторженно кричали «Да здравствуют Их Величества!», а после делились впечатлениями о том, какая красавица стала их королевой.
Гунвальд, последнее время ходивший мрачнее грозовой тучи, немного оттаял при виде народного ликования. Ситгар воевал, а король всё никак не отпускал каршарца в армию. Гунвальд искренне считал, что не дело для настоящего воина протирать сапогами паркет в королевской приёмной. Сейчас каршарец настолько подобрел, что даже не отшил настырного придворного хлыща, который обратился к нему с вопросом, не знает ли многоуважаемый господин Гунвальд историю появления в Ситгаре королевы, ведь он неотлучно находится при Его Величестве. В другое время Гунвальд ответил бы напомаженному графу… кулаком в лоб, но нельзя же это сделать при всём же честном народе. И Гунвальд громогласно рявкнул:
— Откуда взялась наша королева? Конечно, знаю. Я давно знаком с Её Величеством.
Юловар, услышав этот возглас, даже обернулся. Король свирепо посмотрел болтливого каршарца, но тот проигнорировал короля и продолжил:
— Потому что особы королевской крови всегда знают друг друга. А в моих жилах течёт кровь королей. Поэтому, если ты ещё раз подкатишься ко мне с таким наглым вопросом, то тебе больше нечем будет говорить, понял?
Граф почёл за лучшее поискать другие источники информации, а Юловар успокоенно вздохнул — каким бы бестолковым ни казался каршарец, но дураком он не был. Король подумал, что нужно бы серьёзно поговорить с Гунвальдом — всё-таки нельзя так разговаривать с Высокорожденными, когда каршарец совершил вопиющий поступок.
Он вдруг вскочил ногами на седло и взвился в мощном прыжке. Одной рукой Гунвальд схватил за плечо короля, второй — королеву, и рухнул вместе с ними под ноги лошадям. Никто не успел сообразить, какой демон вселился в телохранителя, гвардейцы изумлённо проводили глазами упавших, а над лошадьми королевской четы засвистели арбалетные стрелы и короткие дротики. Несколько гвардейцев и придворных упали, а Гунвальд, уже поднявшись на ноги, с воплем «Гвардия к оружию!» выхватил меч.
В то же мгновение из толпы и окон ближайших домов на гвардейцев посыпались короткие дротики и арбалетные болты. Оглушённый падением Юловар лежал на мощёной булыжником улице, рядом стонала Линда, лошадиные копыта стучали около королевской четы. Гунвальд с диким воплем пронзил какого-то крестьянина, пробравшегося под брюхом гвардейского коня. Тот, несмотря на смертельное ранение пытался добраться до короля, и тогда Гунвальд свалил настырного кулаком.
Народ, стоящий на улице Красных каменщиков, начал с криками разбегаться, но те, кто находился ближе к королю, напротив, в едином порыве ринулись в атаку. Верховые гвардейцы отчаянно рубили нападавших, но тех оказалось слишком много. Придворные, несмотря на парадное вооружение, немедленно бросились на защиту королевской четы, собственными телами закрывая упавших короля и королеву. У многих горожан оказалось оружие — судя по всему, отравленное, так как даже легко раненые гвардейцы и придворные вдруг застывали с искажёнными судорогой лицами и в сражении больше не участвовали. И толпа, вдруг превратившаяся в озверелую массу, смяла оцепление.
Гунвальд стал настоящим берсерком и рубил в капусту всех без разбора. Он успел уложить троих нападавших справа, переместился вперёд, взмахом меча превратил высоченного кузнеца в двух полукузнецов, зарубил женщину, пытавшуюся ткнуть дротиком в лежащую Линду. Нагромождение из тел павших людей и лошадей на какое-то время защитило королевскую чету от нападавших, но долго так продолжаться не могло. Ещё несколько болтов ударились в камни около Юловара, закрывшего собой Линду. К счастью в этот момент опомнился Ильминг, и воздушный удар разметал в стороны искалеченные тела нападавших горожан. Он заорал «Все вниз!» и начал рассыпать по сторонам магические удары. Воздушные сгустки мага моментально расчистили улицу Красных каменщиков, а затем Ильминг сосредоточился на окнах домов, и оттуда полетели раздробленные доски и кровавые ошмётки стрелков.
Около короля на ногах остались только Гунвальд, Ильминг, пара гвардейцев и тот напомаженный граф, который столь сильно интересовался прошлым Линды. Остальные придворные или лежали мёртвыми, или разбежались. Гвардейцы полегли все, и Рибрин тоже. Народ, ещё недавно заполонивший улицу, разбежался кто куда, а тела нападавших, изуродованные магическими ударами Ильминга, штабелями лежали вдоль домов. Несколько раненых горожан ещё шевелились, с десяток уцелевших поднялись на ноги и бросились в новую атаку.
— С ума они посходили что ли? — взревел Гунвальд, разрубая нападавших одного за другим. — Проклятье, где остальные гвардейцы?
В наступившей секундной передышке каршарец заметил сгорбленную фигуру, вышедшую из-за угла дома — то ли бродягу, то ли попрошайку. Лысый старик со странно искажённым лицом явно не боялся ни происходящей
