— Вот мой дворец! — сказала она с иронией, плохо скрывавшей горечь. — Счастлива приветствовать вас здесь!
— Невероятно! — выдохнул Эрве. — Это призрак былого Тур-Гоше! Что произошло?
— Турниры, шевалье, воинские походы и прочие празднества, где необходимо было участвовать любой ценой, во всем блеске, и где очень редко удавалось выигрывать! Последний турнир стал фатальным, но признаюсь вам, — добавила она с неожиданной резкостью, — я вздохнула с облегчением. Для того, чтобы достойно его провести, пришлось продать земли и большую часть имущества. Если бы случился еще один, то мне, скорее всего, пришлось бы уйти отсюда навсегда. Идемте! Все же у меня осталась кухня, на которой есть чем подкрепиться...
Украшенная громадным камином, где можно было бы изжарить быка, но занятым теперь только большим котлом, чье содержимое кипело, иногда приподнимая крышку, а также длинным столом, лавками и натертой до чудесного блеска утварью, кухня казалась единственным живым и приветливым местом поместья, в чьих комнатах, большей частью лишенных мебели, можно было заметить лишь следы былого богатства хозяев. Она напомнила Оливье кухню Валькроза — как своей теплотой, так и женщиной, которая здесь царила. Более пожилая, чем Барбетта, она напоминала ее своими пухлыми формами, седыми волосами и задорным взглядом. Звали ее Жакотта, и вместе с пятнадцатилетним сыном по имени Тьено они составляли всю обслугу замка. Во всяком случае, в обычное время, но сейчас около стола сидела молодая крестьянка с великолепными румяными щеками. Она кормила бульоном двух маленьких светловолосых детишек, девочку при этом держала на коленях. Конечно, это была Мари, их кормилица.
Эрве, оказавшись в этом чудном месте, не сводил с малышей глаз. Он не знал их, поскольку к моменту их рождения уже присоединился к сообществу дровосеков шевалье д'Омона и полностью оторвался от семьи, но ему хватило одного взгляда, чтобы признать в них своих родных, настолько велико было фамильное сходство. Оба белокурые, с одинаковыми голубыми глазами, с круглыми рожицами, украшенными ямочками, они выглядели так, словно были близнецами, хотя Филипп был старше сестры на год. Впрочем, он уже утверждал свое превосходство, стуча ложкой по столу и требуя добавки, хотя Мари больше сил тратила на хорошенькую девчушку, прильнувшую к ее груди. Она казалась более хрупкой, чем брат, который лучился здоровьем.
Прекратив на минуту стучать, юный Филипп сурово поглядел на волосатого и бородатого незнакомца, который сел прямо перед ним и зачарованно уставился на него. Мальчугану это совсем не понравилось. Он угрожающе замахнулся на мужчину ложкой.
— Нет! — твердо возгласил он. — Виллан[77]!
Забыв про всех остальных, Эрве поставил локти на стол и широко улыбнулся:
— Виллан? Да нет, я не виллан, я ваш дядя, мессир Филипп. Разве я вам не нравлюсь?
— Дядя? — повторил малыш, сдвинув брови. — Нет! Виллан!
Оливье и Марианна наблюдали за сценой с улыбкой, но Оливье быстро помрачнел. Эта молодая женщина жила если не в нищете, то в очевидной скудости, даже если на ее характер это и не повлияло. Содержать двух детишек для нее, безусловно, обременительно, а со временем эта обуза станет еще тяжелее.
— Что вы собираетесь с ними делать? — спросил он, следя краем глаза за забавным дуэтом, который продолжали исполнять Эрве и племянник, не желающий признавать за ним семейные права.
Марианна взяла на руки Алину, которую Мари, наконец, покормила. Маленькая головка с белокурыми кудряшками прильнула к ее шее со счастливым вздохом. Молодая женщина взглянула на тамплиера с удивлением.
— Что за вопрос! Конечно, они останутся со мной! Что же мне, выбросить их на дороге и оставить в корзинке у ворот монастыря, где им, лишенных даже имени и отчества и отмеченным печатью проклятия, пришлось бы вести презренную жизнь в унижении и бедности... И, конечно, недолгую! Никогда! Я люблю их, знаете ли!
— Простите мою грубость, но сможете ли вы обременить себя...
— Их существованием? Еды для них хватит. Есть огород, виноградник, несколько баранов. Из их шерсти сделаем им одежду. А в остальном буду уповать на милость Господа, но если мать не сможет забрать их, они останутся со мной... А сейчас идите мыть руки! Скоро будет накрыт ужин.
— Только руки? С вашего разрешения, мы могли бы помыться колодезной водой во дворе. Должно быть, мы ужасно грязные, если судить по реакции юного Филиппа!
— Как вам будет угодно! Мы приготовим вам комнату.
— О нет, спасибо, мадам. Никакой комнаты! Мы ляжем в овине. Мы же тамплиеры, насколько вам известно...
— И вам нельзя ночевать под одной крышей с женщинами. Это верно... Хорошо, все будет так, как вы хотите.
Может быть, для того, чтобы показать Куртене былую роскошь, Марианна приказала накрыть ужин в главном зале, где уже не было занавесок и ковров — только коллекция щитов с гербами свидетельствовала о знатности семьи, да на каминной доске лежал большой двуручный меч. Белая скатерть покрывала стол, украшенный свежими цветами. Молодая женщина добавила к своему черному одеянию небольшой жилет из расшитого серебром бархата и белоснежную муслиновую шаль.
Она ухаживала за ними во время ужина с такой же грацией и достоинством, как если бы принадлежала к семейству Монморанси и какому-нибудь другому очень знатному роду. Им подали рагу из кролика с травами, кабаний паштет — Марианна сама ходила на охоту! — и вишни из собственного сада. Вино было бургундским, из тех запасов, что были подарены на свадьбу и которые она тщательно сохранила.
Странная вещь, в основном она разговаривала с Оливье. Эрве был очень задумчив, ел и пил молча, но глаза его очень часто останавливались на хозяйке дома — с выражением, которое Оливье не мог понять. Поскольку Куртене от природы был неразговорчив, Марианна вела беседу сама, расспрашивала его о семье и особенно о том, чем они с Эрве занимались после крушения Храма... Рассказала она немного и о себе, исключительно для того, чтобы гости узнали ее получше.
Родившись в благородной семье Дуньи, она осталась сиротой после почти одновременной смерти родителей: отец погиб во Фландрии, мать — от тоски, во время родов. Поскольку их кузенами были Монморанси, она воспитывалась вместе с Агнессой, которая стала для нее как родная сестра. Когда Агнесса вышла замуж за Готье д'Ольнэ, она стала настаивать, чтобы Марианна нашла себе жениха по соседству от нее. И больше из любви к кузине, чем по желанию, она согласилась выйти за барона де Вильнёв, не лишенного обаяния, но которого приданое интересовало ничуть не меньше, чем она сама... К несчастью, означенное приданое очень быстро испарилось, как и то, что сохранил Дамьен из собственного, довольно значительного наследства.
