– Да, Том. Том! Успокойся, прошу тебя!
Я вскочил, схватил его за плечи, наклонился. Меня трясло, словно мне передалась его лихорадка. Он вырывался, стараясь снова заговорить, и я закрыл ладонью его влажный рот. Он вырвался, чтобы глотнуть воздуха, я отпустил руку.
– Ты несешь бессмыслицу, – сказал я. Лампа пыхала, тени дрожали по стенам. Ветер завыл в углу. – Ты слишком заводишься от этого разговора. Послушайся меня, ляг, пожалуйста. Сейчас придет Док и разозлится. Тебе не по силам так говорить.
– И поступать так же… – прошептал он.
– Хорошо, хорошо. Успокойся немного, успокойся, успокойся.
Кажется, он наконец услышал. Я вытер ему лоб, сел. Чувство было такое, как после многомильной пробежки.
– Господи, Том.
– Ладно, – сказал он, – помолчу. Но ты должен знать.
– Я знаю, что ты выжил. Теперь все это позади, и больше я ничего не желаю знать, с меня этого довольно, – сказал я искренно.
Он тряхнул головой:
– Ты должен. – Рухнул на подушку. Бум, бум, бум, бум.
– Прекрати, Том.
Он прекратил. Ветер снова загудел, заполняя паузу в разговоре: уууууу-уууууу-уууууу.
– Ладно, буду молчать, – сказал Том другим, спокойным голосом. – Не хочу злить Дока.
– Вот и не зли, – серьезно сказал я. Испуг еще не прошел, сердце бешено колотилось. – Да и силы побереги, у тебя их не так много осталось.
Он покачал головой:
– Я устал.
Ветер выл, будто хотел подхватить нас и шмякнуть о землю. Старик смотрел на меня.
– Ты ведь не пойдешь туда? Ты обещал.
– Ну Том, – ответил я. – Сам знаешь, может случиться, что мне придется.
Он осел на подушку и уставился в потолок. Потом, не сразу, заговорил очень спокойно.
– Когда усвоил что-то очень важное и чувствуешь потребность передать это другому, кажется, что это возможно. Все, что ты испытал, стоит у тебя перед глазами, порою есть даже слова, которыми это можно выразить. Однако ничего не выходит. Нельзя передать другим то, чему тебя научила жизнь. Все ухищрения риторики, сила личности, ложный ореол учительства, даже притворная старость… Ничто не властно соединить края пропасти… Да и нет такого средства… Значит, я потерпел неудачу. Учил вас, учил, а выучил прямо противоположному своим намерениям. Но никуда не денешься. Я пытался совершить невозможное и… запутался.
Он сполз с подушки и теперь лежал на спине, распластавшись под простыней, словно сейчас заснет – глаза его были закрыты, дыхание ровное, как у очень усталого человека. Но тут один карий глаз открылся и взглянул, словно прожигая меня насквозь.
– Тебя научит что-то сильное, как этот ветер, подхватит и унесет в море.
Часть четвертая.
Округ Ориндж
Глава 19
На улице было темно, завывал ветер. Я стоял у грубой деревянной скамьи в саду, ветер трепал картофельную ботву, трепал мои волосы. На западе, в уходящей голубизне, готовой смениться ночным сумраком, высился Кучильо. Все выглядело по-новому, будто из дома я вышел в какие-то другие времена, в те времена, когда ветер терзал землю, точно бомбы. Не вздохнуть – ветер заталкивал дыхание обратно в глотку. Надо бы взять себя в руки.
– Готов? – выпалил Стив, я прямо подпрыгнул. Он, Мандо и Габби стояли за моей спиной. При таком ветре разве услышишь, как сзади подходят?
– Очень смешно, – пробурчал я.
– Пошли. Мандо сказал:
– Мне надо папу разбудить, чтобы посмотрел за Томом.
– Том уже встает, – ответил я. – Сам твоего папу позовет, если понадобится. Ну разбудишь ты его – и что ему скажешь, куда это ты идешь?
Мандо стоял в нерешительности.
– Пошли, – настаивал Стив, – хочешь идти, так пошли.
Не говоря ни слова, Мандо пошел по тропинке, назад к долине. Мы – за ним. Здесь, в зарослях, ветер дул слабее, лишь порывами. Деревья шелестели, поскрипывали, стонали. Бэзилон мы прошли, держась подальше от дома Шенксов. Через заросшие фундаменты добрались до бетонки. Тут пошли быстрей. Вскоре мы уже были в долине Сан-Матео, миновали место, где я столкнулся с Эдом. Стив остановился; мы ждали, пока он решит, как быть дальше. Он проговорил:
– Они сказали – у реки, где дорога подходит к берегу.
– Тогда не останавливаемся, – сказал Габби, – это дальше.
– Знаю, только… может, лучше нам не спускаться прямо туда.
– Давай пошли, – вступил я, – они, небось, уже ждут, а нам еще столько топать.
– Ну ладно…
Держась поближе, чтобы слышать друг друга в завывании ветра, мы шли к реке. Вдруг Мандо отпрянул – через дорогу пронесся шар перекати-поля. Стив и Габби расхохотались.
– Ой, какой страшный кустик, – съязвил Габби. Мандо не отвечал, но припустил вперед. Мы – следом. Дошли до реки Сан-Матео. Никого.
– Увидят нас и дадут знать, где они, – решил я. – Мы им нужны, и они знают, что мы пойдем по бетонке. Может, спрятались.
– Точно, – согласился Стив. – Может, нам перейти…
И тут нас ослепила вспышка яркого света, голос со стороны деревьев произнес: «Не двигайтесь!» Мы искоса поглядывали в сторону света. Вспомнилось, как в морском тумане перед нами возникли японцы. Сердце колотилось так, будто вот-вот выскочит из груди.
– Это мы! – откликнулся Стив. Габби презрительно фыркнул. – Из Онофре.
Свет погас, я точно ослеп. Среди завывающего ветра слышался какой-то шелест.
– Хорошо. – Что-то замаячило со стороны моря. – Спускайтесь сюда.
Наталкиваясь друг на друга, мы спустились по склону.
Нас окружили люди. Мы стояли у подножия склона, кустарник был нам по пояс. Вокруг – человек десять, а то и больше. Один из них, наклонившись, снял колпак с газового фонаря; низкие ветки кустарника скрадывали почти весь свет, но фонарь позволил разглядеть Тимоти Дэнфорта, мэра Сан-Диего. Брюки его были в грязи.
– Четверо, так? – оглушительно прокаркал он. Я как сейчас вспомнил вечер в его островном доме. Ответил Николен:
– Да, сэр.
Подошли еще люди, темные силуэты появлялись из кустарника у реки.
– Вы все здесь? – спросил мэр.
– Да, сэр, – подтвердил Стив.
– Отлично. Дженнингс, дайте им оружие.
Один из мужчин – теперь, когда его назвали, я увидел, что это действительно Дженнингс, – склонился над лежащим на земле огромным брезентовым баулом.
– А Ли здесь? – спросил я.
– Ли не любитель таких штучек, – объяснил Дэнфорт. – Да и от него здесь проку маловато. А что тебе?
– Я его знаю.
– Ты и меня знаешь, верно? И Дженнингса?
– Конечно. Просто спросил, вот и все.
Дженнингс дал нам по револьверу. Мне достался большой и тяжелый. Наклонившись, держа его обеими руками, я рассмотрел его при свете фонаря. Черный металлический ствол, черная пластиковая рукоятка. Если не считать толкучки, я впервые держал в руках оружие. Дженнингс дал мне кожаный мешочек с пулями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
