— Вроде был где-то... — огляделся тот. — А что?
— Ходил тут, тебя искал, — добавил второй.
Гоша в распахнутой шубе подходил то к одной
группе, то к другой и всех спрашивал. Подошел к братьям Русым:
— Вернули два «лимона» моему лучшему другу? А то звонить он уже мне перестал, обиделся.
— Некогда все, — ответил старший. — Но передай ему — в ближайшие дни рассчитаемся.
— Вот так, — обернулся Гоша к Фрязину. — Все его видели, а где он — никто не знает.
И, обняв Володю на плечи, подвел его к черной пасти гигантской трубы.
— А вон оттуда, из леса, навстречу другая нитка идет. Еще месяц-другой — и потечет черная кровь по жилам России-матушки! И воспрянет она, голуба... Альча! Ты, что ли?
И, забыв про Фрязина, Гоша полез через сугроб, увидев очередного кореша в оранжевой накидке поверх тулупа.
— Гоша! — удивился тот. — Я думаю, ты или не ты?
И стали обниматься у всех на виду, забыв о своем социальном неравенстве. А другие начальники с постными физиономиями поглядывали в их сторону, явно не одобряя такого панибратства Гоши с работягой, который был уже навеселе.
— Так чего ждем? — спросил между тем Гоша, взобравшись на просевшую под его тяжестью трибуну. — Министра? А мы что, не люди? Министр не обидится, если без него начнем, я правильно говорю? Потому что он наш! Сибирский! И губернатор у нас будет наш! Если меня выберете...
Толпа одобрительно загудела, засмеялась.
— А то ж замерзли, понимаешь, наши столичные гости! Мы-то с вами привычные, хоть сутки на морозе прождем, — продолжал Гоша.
— Так начинай! — крикнули ему снизу. — Скоро стемнеет.
— Начнем. Сейчас и начнем... Министр пусть обижается, не надо опаздывать... Да, чтоб не забыть... Томилина Олега Дмитриевича никто не видел? Олег, ты где? Тебя тут ищут все, найти не могут! Отзовись!
В толпе стали оборачиваться, искать глазами Томилина.
— Отзовись, а то без тебя не начнем! — крикнул Гоша.
— Спит где-нибудь, — предположил кто- то. — Давай приступай!
— Начнем! — объявил Гоша, и тут же кто-то пустил вверх ракету, стали хлопать пробки от шампанского.
Потом послышался гул, быстро нараставший, и вот из трубы повалила пыль, потом грязь, образовав ржавое пятно на белом снегу.
Все зааплодировали, засвистели, стали чокаться и бросать вверх шапки.
И тут что-то случилось. Володя не сразу понял, что именно и где. Только услышал, как крики и свист вдруг сменились всеобщим протяжным вздохом. Передние в толпе сначала подались назад, потом бросились вперед, туда, к ржавому пятну, где грохотала и свистела труба.
Еще не понимая, что происходит, Володя кинулся за всеми, проваливаясь в глубоком снегу.
И тут все остановились. Замерли... Володя по-прежнему ничего не видел. Мимо него пробежал, всех расталкивая, Гоша со своими парнями.
— Томилин... — донеслось до Володи. — Вот только что выбросило прямо из трубы!
Володя побежал вперед, прорываясь к Гоше. Туда же рвались уже два милиционера, дежурившие здесь для порядка.
— А как он там оказался? — говорили в толпе. — Спал там, что ли? Его все ищут, а он что, решил покемарить? Напился, наверное? Как молодую жену схоронил, так и свихнулся...
Володя пробился наконец к тому месту, где снег был покрыт толстым слоем ржавчины. И увидел бесформенное, в рваной грязной одежде тело человека, в котором лишь те, кто хорошо его знал, могли признать Томилина.
Он лежал с нелепо вывернутыми, по-видимому сломанными, руками и ногами.
Присевший с ним рядом Гоша перевернул его на спину, и все охнули, увидев, как откинулась у Томилина голова, будто у тряпичной куклы, и открылась, как огромный зев, рана на шее — от уха до уха.
...Утром Фрязин приехал в биологическую лабораторию бюро судебно-медицинской экспертизы.
— У вас готовы гистологические анализы, которые я заказал?
Эксперт-биолог протянул ему два бланка, заполненных от руки.
...Еще через день, после похорон, Володя позвонил Козлачевскому.
— Вы летите в Москву сегодня?
— Да, а что? Опять трудности с билетами? Сейчас сделаем.
— Нет, просто когда прилетите, постарайтесь, чтобы вас можно было сразу найти. Вас пригласят в следственную часть Генпрокуратуры в качестве свидетеля. Завтра же.
— Да ты что, милый, какое завтра! — заволновался Гоша. — Завтра я ужинаю в армянском посольстве! Ты хоть телевизор смотришь? Завтра начинаются переговоры нашей делегации с Президентом Азербайджана. Все решается, ты понял, все насчет трубы решается! Сколько нервов из-за нее...
— При чем здесь это, — сказал Володя. — Вас вызывают туда совсем по другому вопросу.
— Опять про Томилина? Слушай, ну будь человеком хоть сегодня! Ну что ты такой зануда? Последнего друга я только что похоронил! С ним на одной парте сидел. Самого верного мне человека...
Голос Козлачевского дрогнул. Фрязин молчал. Потом вздохнул и сказал спокойным голосом:
— Дело в том, господин Козлачевский, что согласно произведенным вскрытиям трупов смерть Томилина произошла почти на сутки раньше, чем смерть вашего телохранителя Тимура Ахмедова. Словом, есть все основания полагать, что смерть Томилина в ?ом же ряду, что и убийства Ивлева и Бригаднова... Вы меня хорошо слышите? Поэтому лучше договоримся сразу. Будет весьма некрасиво, если вас доставят на допрос приводом.
— Слушай... тля зеленая... — голос Козлачевского звучал придушенно, — чего ты добиваешься? Да одно мое слово, и ты здесь останешься. Навсегда!
— Вы чего-то не поняли? — усмехнулся Володя. — Я звоню вам из Москвы. Я уже здесь. И жду вашего возвращения.
— Ну не могу я завтра! — растерялся Гоша. — Мне к армянам надо. Пока в Баку переговоры идут, я договорюсь с ними о продаже танков для Карабаха...
— А зачем вы мне свои секреты рассказываете? — спросил Володя. — Возьмите себя в руки. Не надо так паниковать.
— Да как тебе еще втолковать, что не о своей я шкуре пекусь, а о национальных интересах России! Это ты, сука, хочешь за мой счет карьеру сделать, а на Россию тебе наплевать! На моей шее хочешь в рай въехать?
И Гоша швырнул трубку. Посмотрел на свою небритую физиономию в зеркало. И запустил в него фарфоровой статуэткой, оказавшейся под рукой.
...А Володя, положив трубку, посмотрел в окно. Площадь перед гостиницей окутали сумерки. Гоша в самом деле поверил, что Фрязин уже в Москве. А ему еще только ехать в аэропорт...
Слишком был в себя погружен Гоша, чтобы отличить местный звонок от междугородного.
Тем хуже для него. Тем лучше для расследования.
15
Я паковал наши чемоданы, пока Солонин, морщась, обрабатывал раненую руку йодом. Его, неуязвимого, в конце концов зацепило в перестрелке возле дома сына Президента.
Но это был единственный успех Кадуева. Итак, я паковал чемоданы, а Солонин морщился и рассказывал.
— Полиция вела себя не лучшим образом. Прятались за машинами и гадали, чья возьмет. Только после того, как Алекпер дозвонился до отца и тот прислал роту президентской гвардии, все утихло.
— Как они умудрились в тебя попасть? — спросил я.
— Рикошет, — сказал он. — От столба со светильником.
— Тут уж ничего не поделаешь... — согласился я, и Витя подозрительно покосился, смеюсь или нет. — А что архивы? — спросил я.
— Как раз сейчас их там просматривают, — ответил Витя. — Пришлось сопровождать Алекпера до президентского дворца. Там объявили перерыв в совещании для ознакомления с дополнительными материалами.
— Похоже, он чувствует себя в безопасности, только когда ты рядом, — сказал я. — Я говорю об Алекпере.
— И не он один.
— Надеюсь, твои скромные заслуги будут учтены при вынесении решения? Все-таки сын Президента против нашего варианта, а папа колеблется.
— Дело не во мне, — сказал Солонин. — Это труд многих ученых России с конца прошлого века... Алекпер говорил, что практически все, что они предвидели, сбывается. И это сэкономит сотни миллионов баксов на разведку новых месторождений.