Петр Иванович Бессонов (среди деревенских — просто Петька Бессонов) сидел на крыльце своего дома неподалеку от воронинской избы. Курил. Думал. Широкий щетинистый подбородок Петьки подпирал жилистый кулак, громадный козырек черной кепки типа «аэродром» покоился на его сухом хрящеватом носу. Кепку эту, или кепи, как величал ее Петька, нашел он на обочине шоссе возле деревни. Сдуло, видно, шелоником с головы проезжего кавказца, что гарцуют на «Жигулях» и «Волгах» у Псковского базара. В послевоенные годы Петька Бессонов бросил вызов консервативным вкусам сельчан, первым в деревне надев фетровую шляпу. Теперь он вновь стал законодателем моды — редко в каком деревенском окне не отодвигается занавеска, когда Петька проходит мимо в своем «аэродроме».
Запрокинув голову, Петька из-под козырька кепи смотрел на солнце. Смотрел неотрывно, пристально, не закрывая глаз и злясь на светило. Смотрел, можно сказать, принципиально, потому что не любил закрывать глаза, если его заставляли это делать. Он докуривал папиросу, когда услышал возле своего забора чьи-то шаги. Петька отвел взгляд от солнца, сморгнул с глаз искрящую рябь и увидел над забором голову, прикрытую старой армейской фуражкой. Это был Илья Яковлевич, один из немногих в деревне людей, которых даже он, Петька Бессонов, величал по имени-отчеству. Лично-подсобное хозяйство Ильи Яковлевича служило примером того, чего может достигнуть трудолюбием колхозный пенсионер в материальных своих устремлениях. Вдвоем с женой, которую в деревне звали просто Таськой и которая была много моложе мужа, держали они двух коров, бычка, телку, трех поросят, овец, кур, не считая образцового сада-огорода. Илья Яковлевич легко мог приобрести сотню-другую лошадиных сил (что он и сделал, подарив дочке к свадьбе новенького «Москвича»). В свое время отец Петьки Бессонова, погибший с продотрядом под Гдовом, раскулачивал деревенских богатеев, не имеющих и доли того, что имеет сейчас Илья Яковлевич. Но то было иное время, и Петька, конечно же, понимал разницу между кулаком и трудолюбивым колхозником. Петька сам с послевоенных лет и пока не выросли дети держал в хозяйстве скотину, хорошо знал цену ей и ту мороку, которую она доставляет. Но дети выросли, разлетелись, и когда услышали они с женой Татьяной по радио, что корова теперь в личном хозяйстве колхозника излишняя обуза, что молоко, мясо, масло удобнее и проще покупать в деревенском магазине, Петр Бессонов от коровы отрекся. Не потому отрекся, что поверил в обещанную скатерть-самобранку, а потому, что представился удобный случай. Много раз намечал он избавиться от коровы, особенно когда тяжело заболела Татьяна и сено приходилось раздобывать всеми правдами и неправдами. Да все решимости не хватало. Цепко держала его извечная крестьянская привычка к скотине, голодные послевоенные годы не шли еще из головы. И когда объявили по радио о молочно-мясных берегах в деревне, понял вдруг Петр Бессонов ясно: годы те, которых боялся он, не вернутся уже никогда. Конечно же, если войны не будет. Чуть лучше жить, чуть хуже, не все ли равно. Главное, чтобы не вернулось времечко, которое испытал, о котором от родителей своих слышал. И свел Петр корову со двора. Потом он никогда не жалел, что избавился от скотины, хотя жизнь поначалу казалась ему не только легкой, но и пустой. Сейчас Петька Бессонов, колхозный пенсионер-первогодок, только бы усмехнулся в ответ, предложи ему кто корову, хоть задарма. Вот почему он никогда не завидовал материальному благополучию Ильи Яковлевича. Тем более что всем благополучием в доме Ильи Яковлевича заправляла Таська. Сам же хозяин мог приобрести в магазине «Москвича», но не мог того, на что нацелен был сейчас он, Петька Бессонов. И уважал Петька Илью Яковлевича, и по имени-отчеству величал не за то вовсе, что сумел тот «с горкой» наполнить чашу дома своего. А за то, прежде всего, что, при всем своем беспродыхном трудолюбии, при всей своей боязни горластой жены Таськи, Илья Яковлевич никогда не чурался общения с человеком, находил время для этого общения. Сколько они порассказали баек с Ильей Яковлевичем из своей и колхозной жизни тому же Воронину. Не только Россия, вся Европа читает…
Голова Ильи Яковлевича, между тем, продолжала деловито скакать по забору, не поворачиваясь к Петьке лицом.
— Здоров, Илья Яковлевич! — окликнул Петька голову. — В магазин?
— Слава богу, здоров! — отозвалась голова. — За солью.
— А если еще чего? — спросил Петька.
— А где возьмешь? — с привычной уклончивостью отозвалась голова, замедляя ход.
— Думать надо, — пояснил Петька и выразительно кивнул головой в сторону воронинского дома.
— Не пройдет, — возразила голова, — Сережа пишет. Да и Мария Григорьевна не в настроении, петух под машину попал.
— Не в этом дело, — Петька поморщился, — мысль в принципе. Подход к делу обмозговать требуется. У тебя что, гости приехали?
— Ага. Зять с дочкой из Пскова и приятель с ним.
— Это хорошо, когда гости…
— Куды там… Ты мою Анастасию знаешь, ее ничем не проймешь…
— Это верно, твоя Таська что собака на сене…
— А что делать? — виновато проговорил Илья Яковлевич, и голова его, прикрытая армейской фуражкой, покатилась назад, к калитке.
— Серега Воронин зятя твоего в лицо знает?
— Вроде нет.
— Приятель зятя солидный вид имеет? Работает где?
— Вместе с Федькой и работают, в автохозяйстве слесарями, — пояснил Илья Яковлевич, присаживаясь рядом с Петькой на крыльцо.
— Слесарь — это хорошо, — одобрил Петька, — но лучше бы зять твой или приятель на лесоторговой базе работали. Ну, на «нет» и суда нет. Значит, так, Илья Яковлевич! Теперь слушай меня внимательно…
3
Не шел рассказ… Сергей Алексеевич попытался переключиться на пьесу об академике Павлове, над которой начал недавно работать, но и пьеса не пошла. Полный писательский «штиль».
Во дворе вновь бессовестно загалдели, и по голосам Сергей Алексеевич догадался: с рыбалки вернулся зять Анатолий, художник. Писатель отдернул с окна занавеску и увидел, как зять вываливает из корзины на стол килограмма два мелочи, которую сам он и в лодку-то никогда не допускает. Вокруг трепыхающейся мелочи восторженно прыгала толпа, зять улыбался победителем. «Черт возьми, — фыркнул Сергей Алексеевич, начиная злиться, — умеют эти художники пыль в глаза дунуть! Я в субботу целую корзину килограммовых горбачей наломал, никто лишний раз глазом не моргнул. А тут полсотни «хунвейбинов» в корзине, и уже на рыбацком пьедестале стоит».
Сергей Алексеевич поднялся из-за стола, раздраженно распахнул дверь и… увидел Петьку Бессонова, спешащего по задворью в сторону дома Ильи Яковлевича.
— Петя, здравствуй! — крикнул Сергей Алексеевич с порога.
— Здоров, Сережа! — откликнулся Петька не останавливаясь.
— Зашел бы поболтать, — предложил писатель.
— Некогда, — отказался Петька, — к Илье Яковлевичу бегу. Нужные люди к нему приехали.
— Что за люди? — насторожился Сергей Алексеевич.
— Один на лесоторговой базе в Пскове работает, заведующим вроде. А другой у него шофером на грузовой. Хочу попробовать фанеры им заказать и шиферу. Надо веранду подновить, может, дачников к тому лету пущу.
— Стой, Петя, погоди! — крикнул Сергей Алексеевич, но Петька в ответ лишь нетерпеливо и озабоченно махнул рукой.
Теперь уже Сергей Алексеевич и не пытался приниматься за рассказ. Это надо же какое сочетание у него под боком: заведующий лесоторговым складом и шофер! Ведь ежели по-человечески поговорить с людьми, книжку им подарить, неужели откажут? Всего-то ничего надо: пару кубов вагонки, листов двадцать шиферу, фанеры тоже бы неплохо. Ведь за свои же деньги прошу, и чтобы все по закону. Выпиши, как полагается, материалы, машину выпиши и привези. Ведь можно это, наверное, как-то сделать?
Сергей Алексеевич, спасаясь от шума, завернул за угол дома и присел в сквере под окном на скамейку. И вновь увидел Петьку Бессонова, идущего уже по шоссе.
— Что, Петя? — крикнул Сергей Алексеевич. — Как там у Яковлевича обстановка?
— В магазин иду, — сурово пояснил Петька. — В принципе дело уже решено, но закрепить надо.
— Слушай, Петр… Да подойди ты, черт возьми, ближе! — рассердился писатель. — Тебя что, минута устроит!
— Чего ругаешься, Сережа? — спросил Петька, подходя. — Чего нервничаешь?
— Можешь ты меня с этими людьми познакомить?
— С каким людьми? — не понял Петька.
— С этими, которые к Илье Яковлевичу приехали. Ну, пригласи меня к нему, представь…
— Как я тебя в чужой дом приглашу, Сережа? — возразил Петька. — Я сам у Яковлевича без приглашения.
— Придумай что-нибудь, — попросил Сергей Алексеевич. — Сам знаешь, тебе на меня обижаться не за что.
