Хочу вас честно предупредить — не ориентируйтесь на меня, потому что, если припрете меня к стенке, я назову свидетеля, который подтвердит, что я был с ним с полуночи до часу ночи. Так что лучше не тратьте на меня время и силы.
— Ваш свидетель — это Мэри Каннингхем?
— Черт побери! Откуда вам это известно, мистер Джексон?
— Скажу вам больше, мне даже известно, что до прихода в триста шестнадцатый номер Марты Каннингхем вы находились в постели ее дочери, а вот куда вы делись потом из номера, я хочу узнать.
— О господи, лейтенант, да никуда я из номера не девался. Если бы я знал, что вы в курсе моих отношений с Мери, то я бы давно сам все рассказал. Я же боюсь единственно того, что старуха узнает об этом и попросит меня из дома. Когда она постучалась к Роберту, мы с Мери сразу поняли, что после него она придет к нам, поэтому я взял свою одежду, туфли и залез под кровать. Там и пролежал, пока старуха не ушла. Между прочим, горничная на нашем этаже получает деньги зазря. Под кроватью полно пыли. Вот когда я в такой ситуации оказался пару лет назад в "Хилтоне" в Чикаго…
— Ладно, ладно, Креспи, потом опишете в своих мемуарах. Ответьте лучше, во сколько вы ушли из триста шестнадцатого номера.
— Около часа ночи. Я бы и раньше ушел, да Мери не хотела отпускать, пока не показала всего, что умела. Клянусь мадонной, если ее мамаша была в молодости такой же, то я очень жалею, что встретил ее не тогда, а сейчас.
— А вы шутник, Креспи. Скажите, Мери Каннингхем подтвердит, что вы были у нее до часу ночи.
— Святой Антонио! А почему же нет? Можете пойти и спросить ее сами, она-то свою мамашу не больно боится.
Лишь поздно ночью у себя в номере Генри Джексон закончил прослушивать сделанные им за день магнитофонные записи свидетельских показаний. Картина для него складывалась безрадостная. С момента убийства прошли сутки, а у него не было даже реального подозреваемого. В семействе Каннингхемов, включая Антонио Креспи, все имеют убедительные алиби. Остров, за весь день никто не покидал ни на пароме, ни на лодке, и из теперешних постояльцев отеля ни один не подходит на роль наемного убийцы. Нет, убил кто-то из своих, но кто? Вообще появление семьи Каннингхемов на Грин-Айленде под вымышленным предлогом явно не случайно. И откуда Марта Каннингхем вообще могла узнать о том, что ее брат с женой (как она думала) находится здесь? Стоп! От осенившей его догадки Генри Джексон вскочил с кресла и принялся мерить комнату из угла в угол быстрыми шагами. А что, если звонок Марты Каннингхем не был вымышленным?! Что, если убийца специально вызвал всю милую семейку на Грин-Айленд, чтобы попытаться обвинить в убийстве Роберта или Креспи и отвести тем самым подозрения от себя? Так-так, если потянуть эту ниточку, то многое становится объяснимым. От волнения Джексон начал хлопать себя по карманам, забыв, что уже год как бросил курить, потом быстро сел к столу и стал набрасывать на листе бумаги основные моменты только что родившейся в его голове новой версии.
На следующее утро 19 мая в 8 часов Генри Джексон сидел в глубоком кресле в шикарном трехкомнатном номере, занимаемом Ричардом Гарриманом, и бесстрастно говорил, сверяясь время от времени со своими заметками:
— Как видите, мистер Гарриман, все оказалось очень просто, стоило лишь связать все факты воедино. Помните сказку про Золушку? Из тысяч девушек хрустальной башмачок оказался впору только ей, потому что это был ее собственный башмачок. Так и шкура убийцы из всех, кому я ее примерял, идеально подошла только одному человеку — вам. Я пока не знаю, что побудило вас сделать это, но думаю, что скоро узнаю. Через пятнадцать минут я улетаю полицейским вертолетом на материк, чтобы успеть на рейс восемь пятьдесят на Сан-Франциско. Хочу получить показания вашей жены об обстоятельствах двух неудавшихся покушений на нее. Мне сообщили, что вы заказали себе билет на самолет до Сан-Франциско на одиннадцать сорок. Думаю, что завтра вас захочет видеть окружной прокурор, чтобы официально предъявить вам обвинение в умышленном убийстве Руфь Лейтон, поэтому прошу вас не покидать Сан-Франциско в течение этих двух дней.
— Послушайте, лейтенант, я не убивал Руфь, это какое-то дикое стечение обстоятельств.
— Но посудите сами, мистер Гарриман, до чего все логично выстраивается. Кто мог оборвать тормозной шланг у машины вашей жены, стоящей в гараже вашей виллы? Вы. Чужого на территории виллы сразу бы заметили. Кто мог подложить кактус под седло лошади вашей жены пока она с вашим приятелем собирала тюльпаны? Опять же вы. Не сумев убить жену, вы почему-то изменили свои планы и решили убрать со своего пути Руфь Лейтон. Возможно, она шантажировала вас, поставила перед выбором: или ваша жена, или она. Я вчера навел справки по телефону в полицейском управлении Сан-Франциско — в городе считают, что за последний год вы попали в финансовую зависимость от банка Эрнеста Лейтона, из которой вам уже не выбраться без помощи со стороны. Может быть, Руфь Лейтон требовала, чтобы вы развелись с женой, и угрожала вам гневом своего отца? Этого я пока не знаю. Во всяком слу чае, вы решили убить ее и, чтобы отвести от себя подозрения, позвонили своей сестре в Нью-Йорк и, изменив голос, вызвали ее сюда вместе с детьми. Вы решили утопить Руфь Лейтон, узнав от кого-то из местных жителей, что тела утонувших во время отлива никогда не находят, потому что их уносит течением в океан. Беда была только в том, что после инфаркта вы не можете из-за своего сердца плавать в холодной воде, поэтому вы задушили девушку на берегу и столкнули тело в воду, надеясь, что тела не найдут и вскрытия не будет. Вот здесь-то вы и просчитались. Как видите, логика здесь просто убийственная для вас. Думаю, что и присяжных она убедит. Боюсь, мистер Гарриман, что вам нечего будет противопоставить обвинению на суде.
Уже закрывая за собой дверь номера, Генри Джексон услышал вслед себе яростное проклятие Гарримана и удовлетворенно усмехнулся.
На аэродроме в Сан-Франциско его встретил полицейский на патрульной машине, довез прямо до ворот виллы "Миранда" и, не попрощавшись, уехал. Позвонив у витой чугунной калитки в каменной семифутовой стене, Генри Джексон с одобрением окинул взглядом двухэтажное белое здание виллы, видневшейся в глубине ухоженного сада. Здание стояло на самом краю
