– Насколько хорошо вы знаете Питера Торпа?
– Я занимаюсь его делом.
– Он вам нравится? У него действительно ужасный характер, как утверждает Виктор?
Калин ответил уклончиво:
– Видите ли, он немного странный… Но может быть очень обходительным с дамами.
– Это у него наследственное, я имею в виду его настоящего отца, – сказал Кимберли, – а вот его приемный отец, Джеймс Аллертон, к числу дамских угодников не относится. – Он улыбнулся. – Одним словом, мог бы этот человек стать моим помощником?
Калин перевел взгляд на Андрова, и тот ответил:
– Этого человека, в принципе, следовало бы ликвидировать. Но решать его судьбу вам. Давайте вызовем его. И еще нескольких людей, которых вы мельком видели. – Андров нажал кнопку переговорного устройства. – Пошлите их наверх. – Затем широким жестом Андров обвел рукой обширную мансарду, вдоль стен которой располагались различные электронные приборы с мигающими экранами и лампочками. – Мистер Кимберли, – сказал он, – мне неизвестно точное время «Удара», но думаю, что это случится еще до восхода солнца. Видите те два зеленых огонька? Они означают, что в настоящее время мы находимся в высшей степени мобилизационной готовности. То есть «Удар» будет вот-вот нанесен. Когда начнется часовой отсчет, станет мигать третья лампочка. Когда она перестанет мигать и будет гореть постоянно, знайте: до «Удара» остались считанные минуты.
48
Тяжелая металлическая дверь открылась, и в мансарду зашел очень высокий человек в военной форме. За ним следовал еще один русский, с гладко зачесанными назад волосами, в коричневом костюме. Последним вошел Питер Торп. Русские расступились, пропуская его вперед.
Андров встал и торжественно объявил:
– Майор Генри Кимберли, разрешите представить вам майора Питера Торпа.
Кимберли поднялся и пожал Торпу руку:
– Здравствуйте.
Питер с трудом скрывал удивление. Ведь он полагал, что это человек вот уже сорок лет мертв. Однако ему удалось справиться со своими чувствами. Торп взглянул прямо в голубые глаза Кимберли:
– Очень приятно познакомиться.
Андров бесцеремонно произнес:
– Это может быть последнее приятное событие в твоей жизни, Торп. – На лице у Питера отразились одновременно злоба и страх, но он промолчал.
Андров обратился к Кимберли:
– Генри, вы, видимо, помните этих двух людей. Вот этот – полковник Михаил Карпенко из 8-го управления КГБ, которое, как вы знаете, занимается вопросами обеспечения шифрованной связи. Помещение, в котором мы сейчас находимся, это царство Михаила.
Карпенко, высокий мужчина с лысым черепом, слегка склонил голову в знак приветствия.
– Второй – это Валентин Метков, – продолжил Андров. – Он из системы ПГУ, которое неофициально называют «управление мокрых дел».
Андров жестом пригласил Карпенко, Меткова и Торпа садиться. От его внимания не ускользнуло то, что Карпенко и Метков бросили взгляды на зеленые огоньки, горевшие на дисплее в дальней части комнаты.
– Да, время неумолимо приближается, – сказал он.
Торп заметил, что Алексей Калин, который никак не среагировал на появление Питера, выглядел угрюмым и расстроенным. Он был каким-то помятым, а на щеке у него красовался синяк. Если бы это было в Лэнгли, Торп заключил бы, что Калин попал в переделку при исполнении служебных обязанностей. Здесь же это могло означать, что Калина просто избил его начальник. Питер уже привык к тому, что нравы у русских достаточно крутые. От этих мыслей непривычный комок страха подкатил к горлу.
Андров откинулся на спинку своего кресла. Он нахмурился:
– Итак, Питер, ты пришел сюда, несмотря на то, что тебе было строго-настрого приказано никогда в наших официальных зданиях не появляться. В обычных условиях это можно было бы расценить, как серьезнейшее нарушение правил безопасности. Но, поскольку выяснилось, что «Удар» будет нанесен сегодня ночью, я могу рассмотреть вопрос о снисхождении по отношению к тебе. В том случае, конечно, если ты логично объяснишь причины своего поступка.
Торп покраснел. Во всех предыдущих тайных контактах с русскими именно он всегда занимал наступательную позицию. Его единственная встреча с Андровым два года назад закончилась тем, что Торп прочитал этому русскому нотацию относительно необходимости соблюдения его связными правил личной гигиены. Но теперь ситуация изменилась. Сегодня была последняя ночь, когда Торп был нужен русским и, соответственно, мог выпросить себе право на будущее.
Андров с издевкой продолжил:
– Для человека, который так любит повыступать, ты сегодня что-то очень тихий.
Торп осознавал, что должен держать себя в руках. В то же время, ему нельзя пресмыкаться перед ними. С хорошо взвешенной долей недовольства он произнес:
– Я хотел бы узнать, почему вы не проинформировали меня об изменении времени операции? Я также хотел бы узнать, какие вы приняли меры по обеспечению моей безопасности?
Андров ответил:
– Первое. Время операции сдвинуто в связи с последними событиями, в том числе с полученной тобой от Уэста информацией. Второе. Если бы ты действовал в соответствии с планом и пошел бы на вечеринку к ван Дорнам, то встретился бы там с Клаудией и получил от нее необходимые инструкции. Ты удовлетворен ответами?
Торп кивнул.
– Полагаю, – добавил Андров, – что ты не явился бы сюда, если бы тебя к этому не вынудили какие-то чрезвычайные обстоятельства. Так что это за обстоятельства?
Питер положил ногу на ногу.
– Николас Уэст мертв. Его убила Ева. Я убил ее.
Андров обвел взглядом комнату, посмотрел на Генри Кимберли, затем на Торпа.
– Это прискорбно, но уже не имеет значения. Скажи мне, где ты был сегодня после обеда?
Торп облизнул губы.
– Есть еще одна причина. После смерти Уэста я посчитал необходимым до конца разобраться с той информацией, которую он мне сообщил… В общем… я решил похитить… Кэтрин Кимберли. – Он взглянул на Генри Кимберли, однако лицо его оставалось непроницаемым. – Но она была с Тони Абрамсом, поскольку теперь он тоже влез в это дело…
– Теперь это тоже не имеет значения, – сказал Андров. – Судя по всему, твоя попытка похищения окончилась неудачей? Абрамс был здесь сегодня. А мисс Кимберли находится сейчас у ван Дорна.
Торп почувствовал, что, несмотря на работающий в комнате кондиционер, на лбу у него выступила испарина. Он откашлялся и пробормотал:
– Я не подозревал, что вы…
– Ты о многом не подозревал, Питер, – жестко сказал Андров. – Насколько я понимаю, нет ни политических, ни личных мотивов, которые заставляли бы тебя верить в социализм. Ты же индивидуалист до мозга костей. К тому же ты еще и не очень умен: ведь ты способствовал разрушению системы, которая породила тебя и которая единственная может обеспечить тебе выживание. Поверь мне, в том мире, который ты помогаешь создать, ты долго не протянешь.
Торп вспомнил вдруг то, что говорил ему перед смертью О'Брайен. И предостережения Уэста. Значит, они оба были правы?
Андров вновь откинулся в кресле, сложив руки на животе.
– Но ты прикончил О'Брайена. Это лучшее из того, что ты когда-либо сделал. Ладно, мы, может быть, оставим тебя в живых, если придумаем тебе какое-нибудь занятие.
– Джеймс Аллертон – это второй «Талбот»? – неожиданно спросил Торп.
– Да, – улыбнулся Андров. – И, как ни странно, он тебя любит, хотя ты явно не испытываешь к нему высоких сыновних чувств. Сейчас он обижен на тебя: ты забыл послать ему открытку на День отцов. Видишь, какой неожиданной стороной оборачиваются твои мелкие прегрешения? Ведь одной этой открыткой ты купил бы себе право на некоторую защиту в нынешней чрезвычайной ситуации.
Торп понимал, что Андров издевается над ним, но по тону русского он почувствовал, что смертный приговор еще не вынесен. Более спокойным, чем минуту назад, тоном он спросил:
– Где сейчас мой отец?
– В Кэмп-Дэвиде, – ответил Андров. – И еще до восхода солнца он сообщит президенту кое-что весьма интересное. – Андров перегнулся к стоящему у стены столу и достал кожаный саквояж. – А теперь приступим к следующему вопросу повестки дня. – Он повернул саквояж к Генри Кимберли. – Как утверждает мистер Торп, это принадлежит вам.
Кимберли уставился на старый саквояж. Андров сунул руку внутрь, вытащил перевязанную пачку бумажных листков и передал их Кимберли. Тот внимательно рассмотрел пожелтевшие бумаги. Это были письма, написанные на ходивших во время войны специальных листах, которые складывались в конверты. Адрес был выведен взрослой рукой, а дальше шли детские каракули и рисунки – цветочки, сердечки и буквы «X», означавшие поцелуй. Кимберли прочел наугад несколько строчек:
