Эта относительная свобода в следовании рациональной логике, которую предоставлял евреям их статус аутсайдеров, ни в чем не проявлялась лучше, чем в их отношении к деньгам. Едва ли не величайшим вкладом евреев в прогресс человечества было то, что они заставили европейскую культуру примириться с деньгами и их властью. Человеческие сообщества всегда демонстрировали упорное нежелание лишить деньги мистического ореола и увидеть в них только их истинную сущность – быть средством, чья цена, как и всего прочего, относительна. Они стремились придать всему абсолютную цену, не в силах видеть, что цена вещи зависит от времени и места; в особенности это относилось к деньгам, поскольку у них имеется номинальная стоимость. Они вкладывали в деньги определенный моральный оттенок. Почему Св. Павел заявил, а бесчисленные миллионы бездумно повторяют: «Любовь к деньгам есть корень всего зла»? Почему не любовь к земле или к табунам лошадей? Или к домам и картинам? Или, пуще того, любовь к власти? Нет никакой логичной причины, почему именно к деньгам следует относиться с подобным осуждением. Более того, моральное различие между деньгами и прочими предметами чрезвычайно затрудняет этическое обоснование накопления и экономического развития. Люди с честью разводили скот, с достоинством сеяли и убирали хлеб. Но если они «делали деньги», то сразу становились паразитами, «жили на нетрудовые доходы», как это впоследствии стали называть.
Первоначально евреи были в той же степени жертвами этого заблуждения, как и все прочие. Фактически именно они явились его авторами. Однако их умение рационализировать религию и сложность их положения как невольных добывателей денег, постепенно заставили евреев взглянуть в лицо проблеме и решить ее. Как мы уже видели, они стали вырабатывать двойной стандарт применительно к денежным сделкам с евреями и неверными. Некоторые элементы этого подхода сохранились до сегодняшнего дня; так, многие еврейские банки в Израиле (и в других местах) требуют, чтобы ссудные операции между евреями производились в соответствии с религиозными законами. Однако с конца XV столетия евреи-рационализаторы стали предпринимать попытки лишить деньги этого образа. Во время диспута, проходившего в Ферраре в 1500 году, равви Авраам Фариссоль из Авиньона, пользуясь знакомым (и не совсем честным) аргументом новаторов, настаивал на том, что дела существенно изменились с библейских времен, и деньги стали, дескать, простым товаром:
«Это привело к новой ситуации и новым обязательствам. [Вполне естественно давать что-то задаром нищему, из жалости, но] в других случаях, когда человеку требуется нечто, имеющееся в изобилии у его товарища,…он покупает это за некоторую плату. Отсюда… и установившаяся практика платы за найм жилья и работников… причем все это имеет свою цену… Потому что если бы природа и мудрость требовали оказывать помощь каждому, кто в ней нуждается, чтобы удовлетворить его пожелания, а деньги ссуживались бы без процента всякому, кто нуждается в деньгах, то природа бы также потребовала, чтобы всякого, кому нужен был бы дом, или лошадь, или работа, следовало бы удовлетворить бесплатно».
Фариссоль чувствовал, что согласованная система цен, заработной платы и процентов является социально выгодной, поскольку помогает регулировать дружественным образом экономические взаимоотношения в упорядоченном обществе. Получить доход от обладания деньгами стало не более и не менее позорным, чем от владения землей или любым другим товаром: «из установившейся практики и вообще из законов природы вытекает, что тот, кто получает выгоду за счет денег своего товарища, должен чем-то вознаградить его». Примерно в то же время Исаак Абрабанель сформулировал аналогичную стратегию обороны в своем комментарии к тексту Второзакония, впервые опубликованном в 1551 году: «Нет ничего нечестного в процентах… потому что справедливо, чтобы люди извлекали прибыль из своих денег, вина или зерна, а если кто-то желает взять у другого деньги… то почему бы фермеру, [который] получил пшеницу, чтобы засеять свое поле, не отдать заимодавцу 10 процентов в случае своего успеха, на который он обычно рассчитывает? Это – обычная сделка, причем честная». Беспроцентную ссуду, считает он, следует оставить для того, кто заслуживает особой нашей доброты, например, нуждающегося единоверца.
Готовность прямо подойти к проблеме денег и рассматривать ее честно и рационально имеет глубокие корни и в библейском и в раввинистском иудаизме. Иудаизм не противопоставлял друг другу благочестие и процветание. Он уважал бедность, осуждал скупость, но постоянно говорил о связи между благосостоянием и моральными ценностями. Во Второзаконии имеется прекрасный отрывок, где Моисей говорит о благодати, которую Бог ниспошлет тем, кто соблюдает его закон: «И возлюбит тебя, и благословит тебя, и размножит тебя, и благословит плод чрева твоего, и плод земли твоей, и хлеб твой, и вино твое, и елей твой, рождаемое от крупного скота твоего и от стада овец твоих, на той земле, которую он клялся отцам твоим дать тебе». И сам Израиль должен быть богат: «И ты будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы». «Ищущие Господа, – говорит Псалтирь, – не терпят нужды ни в каком благе». Псалтирь, Притчи Соломоновы, Книга Екклесиаста и книга Бен Сиры полны таких сентенций. Им вторит Талмуд: «Во время нехватки человек учится ценить богатство». Имеются семь вещей, что благоприятны для праведных и благоприятны для мира, «одна из них – богатство». Еврейская галаха всегда рассматривала напрямую реальные, а не теоретические проблемы бизнеса, исходя из того, что правильно организованная торговля не только совместима со строгой моралью, но и вполне добродетельна, поскольку позволяет совершать добрые дела и систематически заниматься благотворительностью, вокруг которой вращалась еврейская община. Кафедократия реалистично относилась к проблемам торговли и писала о них, поскольку в нее были вовлечены многие ее члены. Люди вроде Маймонида и Нахманида никогда не высказывались (в отличие от христиан-интеллигентов) в том смысле, что существует абсолютное различие между чтением и написанием книг с одной стороны и ведением бухгалтерских книг – с другой. Раввинистский иудаизм говорил о бизнесе слова, которые, как известно любому разумному человеку, верны и справедливы, но которые из соображений благопристойности обычно исключают из религиозных рассуждений.
При всем этом евреи были хорошо подготовлены к тому, чтобы извлекать выгоду из роста мировой экономики, который ознаменовал XVI столетие; фактически с учетом их изгнания с Пиренейского полуострова и отношения к ним в Европе в эпоху реформации и контрреформации у них не было выбора, кроме как раздвигать границы диаспоры и искать новых приложений своим деловым навыкам. Для Запада путешествия Колумба не были единственными, которые опирались на финансы и технику, принадлежавшие евреям и марранос. Изгнанные евреи оказались первыми торговцами, которые отправились в Америку. Они основывали фактории. В Сент-Томасе они оказались первыми крупными плантаторами. Испанские законы, запрещавшие евреям эмигрировать в колонии, доказали свою неэффективность и в 1577 году были отменены. Евреи и марранос особенно эффективно действовали при заселении Бразилии; первый генерал-губернатор Томаш де Соуса, присланный в 1549 году, был явно еврейского происхождения. Они владели большей частью плантаций сахарного тростника. Они контролировали торговлю драгоценными и полудрагоценными камнями. Евреи, которые были высланы из Бразилии в 1654 году, помогли создать сахарную промышленность на Барбадосе и Ямайке. Их приветствовали новые британские колонии на Западе. Губернатор Ямайки, который в 1671 году отверг петицию об их высылке, писал, что, по его мнению, «Его Величество не мог бы иметь более выгодных подданных, чем евреи и голландцы; они обладают огромными запасами и связями». Правительство Суринама заявило: «Мы обнаружили, что еврейская нация… доказала собственную полезность и выгодность для колонии».
На Востоке евреи проявляли активность на русских приграничных территориях, особенно на берегах Черного моря, по меньшей мере, со времен эллинов. Легенды связывают появление евреев в Армении и Грузии с историей десяти племен, пропавших при разграблении северного царства Израиля. В первой половине VIII века Хазарское царство было обращено в иудаизм. С раннего Средневековья евреи активно действовали на обширном пространстве Евразии в качестве торговцев и миссионеров. В 70-х годах XV века в быстро расширяющемся Московском княжестве еврейская деятельность привела к появлению полутайной секты, которую власти окрестили «жидовствующие» и предпринимали яростные попытки искоренить ее. Царь Иван Васильевич Грозный (1530—1584) приказывал топить евреев, которые отказываются креститься, и евреи официально не допускались на территорию России вплоть до раздела Польши в конце XVIII века.
