Способность евреев добывать и развертывать значительные денежные ресурсы сыграла решающую роль в двух крупнейших военных конфронтациях второй половины XVII века: в успешном сопротивлении Габсбургов продвижению Турции в Европу и их последующем контрнаступлении; и в большой коалиции, которая пресекла попытку Людовика XIV доминировать на европейском континенте. В обеих ведущую роль сыграл Самуил Оппенгеймер (1630—1703). Он был императорским военным поставщиком при австрийской монархии во время ее борьбы с Англией в 1673—1679 годах; во время борьбы Австрии с Турцией, начавшейся в 1682 году, он получил эксклюзивный контракт на поставки австрийской армии. Он занимался производством форменной одежды и рационов для войск, оплачивал их содержание, поставлял и кормил лошадей, содержал госпитали для раненых и даже строил плоты для перевозки по рекам пушек, лошадей и военнослужащих. Именно он, как никто другой, сделал все для спасения Вены во время неистовой осады 1683 года, когда оттуда сбежал император; именно он сыграл решающую роль в осаде и взятии Будапешта (1686) и Белграда (1689—1698). В 1688 году Оппенгеймера призвали экипировать и содержать армии, сформированные, чтобы противостоять вторжению Людовика XIV в Пфальц, так что в течение нескольких лет он ведал финансированием войны на два фронта, привлекая ресурсы обширной сети еврейских финансовых семей Германии и Нидерландов.
Придворным евреям присваивались самые разнообразные титулы: гоффактор, гофзюде, гофпроведитор, гофагент, кабинетфактор, комменциенрат, генералпроведитор и др.; великого Оппенгеймера в мирное время именовали обергоффактор, в военное – оберкригсфактор. Они пользовались большими привилегиями: прямой доступ к суверену, право путешествовать по своему выбору повсюду и в любое время; неподсудность еврейским судам и обычно местным судам тоже – вместо этого они подпадали под юрисдикцию верховного суда, гофгерихта. Они представляли собой специфическую классовую прослойку, различимую не только в обществе вообще, но и среди евреев: придворные евреи редко вступали в брак за пределами своего круга. Поэтому практически все они состояли в родстве друг с другом. Однако связи эти не всегда работали. Так, племянник Оппенгеймера, Самсон Вертгеймер, стал его главным соперником и врагом. Вообще же, как правило, именно семейные связи делали еврейскую систему добывания и переброски крупных сумм столь эффективной.
Более того, семейный принцип работал на укрепление еврейского принципа в жизни этих людей, что балансировали между двумя мирами. Придворный еврей все время стоял перед соблазном ассимилироваться в блестящем аристократическом обществе, которому он служил. Некоторым из них в дополнение к официальным титулам даровалось право иметь собственный герб. Им разрешалось носить мечи и пистолеты, ездить верхом и держать карету; они сами и их дамы могли выбирать одежду по своему усмотрению. И, что самое важное, они могли жить так и там, как и где им хотелось. Они могли купить дом за пределами еврейского квартала или вообще в городе, где проживание евреев было запрещено; так, например, Оппенгеймер завоевал право жить в Вене не только для себя, но и для доброй сотни семей, связанных с ним родством или находившихся в зависимости от него. Но немногие из этих людей, по крайней мере в XVII столетии, стремились по-настоящему отделиться от еврейской общины. Хотя их образ жизни был далек от условий гетто, они помогали своим братьям-евреям деньгами и покровительством. Они понимали, что семейная сеть и еврейское братство были их единственной надеждой в тяжелые времена. Они не могли доверять христианским законам. Христианская толпа всегда была готова выступить против них. Монархи были обычно непостоянны и ненадежны. Даже если некий монарх и был лоялен, то в случае его смерти враги придворного еврея могли накинуться на него как волки.
В этом смысле поучительной является история Оппенгеймера. Никто не сослужил большей службы Габсбургам, чем он. Однако когда был заключен Нимегенский мир (1679), австрийское казначейство отказалось выплатить ему долг в размере 200 000 флоринов, и даже его личное обращение к императору привело лишь к частичному погашению долга. В 1692 году, когда ему были должны уже 700 000 флоринов, казначейство предъявило ему ложные обвинения, и он был вынужден купить себе свободу ценой полумиллиона флоринов. Через два года ему были должны уже пять миллионов, и эта колоссальная сумма продолжала расти. Во время короткого мира 1698—1702 гг., когда его услуги стали не столь необходимы, толпе позволили напасть на его дом в Вене и подвергнуть его разграблению. В дальнейшем власти проявили некоторую активность и даже повесили двух грабителей, но, когда старик скончался в 1703 году, государство отказалось компенсировать свои долги ему. Поскольку Оппенгеймеру приходилось самому залезать в крупные долги, чтобы помочь государству, в Европе запахло серьезным финансовым кризисом, и Габсбургам, чтобы выбраться из созданного ими же тяжелого положения, пришлось пойти с протянутой рукой к конкуренту старика – Вертгеймеру. Однако с наследниками Оппенгеймера так никогда и не рассчитались, и его имущество было через 60 лет распродано с аукциона.
Другой член этой же семьи, Иозеф Оппенгеймер (ок. 1698—1738 гг.) с 1733 года пытался помочь герцогу Вюртембергскому установить авторитарное правление, основанное на его, герцога, контроле над экономикой, но стал трагической жертвой, когда через четыре года герцог скоропостижно скончался. В тот же день Оппенгеймера арестовали, обвинили в покушении на общинные права и растрате, вынесли приговор и повесили. Его тело было выставлено на всеобщее обозрение в железной клетке. Взлет и падение Оппенгеймера, известного также под кличкой «Зюс», или «еврей Зюс», послужили предупреждением евреям, которые доверяли неверным, и впоследствии легли в основу известного романа Леона Фейхтвангера.
Важно отметить, что Оппенгеймер, который в эпоху своего процветания фактически перестал быть евреем, вернулся во время заключения в лоно ортодоксальной веры, отказался крещением купить себе возможность помилования и умер, не изменив своей вере. На гравюре того времени он изображен чисто выбритым. Сбривали бороды и некоторые другие придворные евреи, но большинство отказывались. Саксонский выборщик, вокруг двора которого группировалось около 20 еврейских семей, предложил одному патриарху 5000 талеров за то, чтобы он сбрил бороду. Тот отказался, и тогда выборщик в ярости потребовал ножницы и сам отрезал бороду. Самсон Вертгеймер не только сохранил свою бороду, но и одевался, по словам придворных, «как поляк». Многие придворные евреи, хоть и вступали в брак исключительно в своей среде, оказывали услуги еврейским общинам на местах, выступая зачастую в роли штадлана (официального посредника). Агенты великого Оппенгеймера прочесывали Венгрию, Словакию и Балканы, выкупая бедных евреев, захваченных в заложники в австро-турецких войнах, и пристраивая их в безопасные общины. В суде еврей, сколь богат и могуществен бы он ни был, знал, что он никогда не находится в полной безопасности; всегда неподалеку можно было найти другого еврея, попавшего в отчаянное положение.
В 1648—1649 гг. на евреев юго-восточной Польши и Украины обрушилась катастрофа. Это событие, как мы увидим, имело по ряду причин огромное значение для истории евреев; непосредственным же его результатом явилось то, что оно напомнило евреям, где бы они ни находились, о хрупкости их положения и яростной мощи тех сил, которые могут без предупреждения нанести по ним удар. Тридцатилетняя война оказалась огромным бременем для экспортных продовольственных ресурсов Польши. Именно благодаря своим польским связям евреям удавалось обеспечить различные армии продуктами питания. Больше всех от этих поставок выиграли польские помещики, больше всех потеряли польские и украинские крестьяне, которые наблюдали, как все большая доля их урожаев с выгодой продается прожорливым войскам. В условиях арендной системы, когда польские шляхтичи сдавали внаем евреям не только землю, но и находящиеся на ней сооружения (мельницы, пивоварни, винокурни, постоялые дворы), а также право сбора пошлин и получали за это гарантированную плату, евреи процветали и их количество быстро росло. Однако система эта была внутренне неустойчива и несправедлива. Помещики, которые зачастую вели расточительный образ жизни вдали от своих поместий, оказывали постоянное давление на евреев, поднимая арендную плату всякий раз, как договор возобновлялся; евреи же, в свою очередь, оказывали давление на крестьян.
На Украине возмущение несправедливостью было особенно сильным, поскольку обе категории угнетателей, католическая шляхта и еврейская прослойка, отличались в религиозном отношении от православного крестьянства. Некоторые из руководителей евреев чувствовали проявляемую по отношению к крестьянам несправедливость и осознавали опасность этого. Собрание раввинов и общинных лидеров, проходившее в 1602 году на Волыни, обратилось к евреям-арендаторам с призывом освобождать крестьян от работы по субботам и еврейским праздникам в качестве жеста доброй воли: «Да не будут [евреи] неблагодарными к Дающему и щедротам его; пусть имя Господне прославляется ими». Однако многие евреи были не в состоянии заниматься благотворительностью; будучи суб– и субсубарендаторами, они были вынуждены тянуть последние соки из крестьян, чтобы самим расплатиться. А потому они возлагали надежды на силу оружия. И евреи и поляки укрепляли города; синагоги сооружались с амбразурами, на крыше устанавливались пушки.
