Клодий придержал коня, подождал, пока остальные окажутся рядом. Метель тем временем разыгралась не на шутку, снег валил и валил — и это после недавней оттепели. Если они сейчас свернут в лес, четверть клепсидры не успеет вытечь, как их следы уже заметет. Но золотая статуя…
— Там, в лесу, в пяти милях отсюда, святилище Эпоны и куча сокровищ, — сказал Клодий, когда остальные с ним и Поллой поравнялись. — А подле сокровищницы нас поджидают галлы. Это ловушка.
— Я, конечно, люблю золотишко, — признался Ворен. — Но жизнь я люблю куда больше.
— Золотая конная статуя, — уточнила Полла: голосок у нее в тот миг был точь-в-точь как у сирены. — Нужна тяжелая повозка, чтобы ее увезти.
Ворен закряхтел.
— А что делать с засадой? — спросил Клодий, уже внутренне готовый ввязаться в очередную авантюру, и даже не из страсти к золоту, а лишь потому, что такая возможность подвернулась. Впрочем, золото ему пригодится. Очень даже. Тем более, за эти деньги не придется потом отчитываться.
Но он не был уверен, что галлы согласятся преподнести Публию Клодию этот дар.
— … Я знаю дорогу в обход. Мы подойдем с другой стороны, оттуда нас не ждут, — завораживающе звенел голосок Поллы.
— Надо в ближайшем селении оставить почтарей, обоз и рабов, — решил Луций Ворен, — а сами вместе с охранниками верхами поскачем к святилищу. Не волнуйся, я не хуже любого в бою сгожусь. — Трое его спутников кивнули, подтверждая. — Щит ремнями привяжу к плечу.
Как тяжеленный римский щит — деревянный, обтянутый войлоком, с металлическим умбоном, весящим фунтов тридцать,[151] Ворен собирался держать на культе, Клодий дознаваться не стал. Но поверил, что Ворен справится.
Легионеры, составлявшие охрану обоза, радостно загудели. За снежной пеленой им уже мерещился блеск золотых статуй.
Полибий и Зосим переглянулись. Полибий был явно возбужден, Зосим же уныло равнодушен — он покорно склонял голову перед фатумом, а вернее — перед выбором своего патрона.
— Повозку надо взять, большую пустую повозку, — ворковала Полла. — Чтобы статую привезти.
— И еще крепкие веревки и блоки, — добавил Ворен. — Если статуя золотая, то ужас до чего тяжелая должна быть.
— Вдруг она слишком даже тяжелая, и нам придется ее бросить? — обеспокоился Зосим.
Ворен расхохотался:
— Чтобы римский центурион не смог утащить с собой добытое золото? Где ты такое видел?! Мы ее разобьем. Долото и молот — вот что нам еще нужно.
II
Снег был залит кровью. Полибий ходил среди убитых и снимал золотые торквесы с мертвецов. С полсотни трупов — пятьдесят торквесов, вот и вся добыча. Волосы галлов, обсыпанные известью, стояли дыбом даже после смерти, а лица скалились, будто еще надеялись достать зубами врагов. Один из легионеров пробил пилумом грудную клетку галлу, но тот еще дергался. А его убийца уже затих, ткнувшись щекой в снег возле врага. Снег подтаивал вокруг мертвого, но все еще теплого лица римлянина. Вокруг ног легионера снег тоже подтаял, а тот, что не подтаял, — пожелтел. Мочевой пузырь после смерти опорожнился.
Атака римлян была вполне ожидаемой — никто не стоял к нападавшим спиной, их встретили лицом к лицу. Но ярость и дикость галльских воинов уступила отлаженной машинерии легионеров. Римляне спешились еще загодя и в атаку шли, сомкнув строй. Галлы кинулись на римлян, едва завидели тех за редкими стволами подле поляны. Варваров встретил дождь из пилумов. За первым залпом последовал второй. А потом одновременно мечи ударили — будто огромный зверь вонзил зубы в людскую плоть…
Клодий со своими людьми остался верхом и прикрывал левый фланг этой атаки — посреди зимнего леса разыгрывалось сражение по всем правилам. Надо было зорко смотреть, чтобы римлянам никто не вышел в тыл. Легионеры быстро прорубились на поляну и принялись добивать галлов без всякого азарта, как будто делали привычную, но изрядно поднадоевшую работу.
У одного из галлов — видно, вождя — были прочная кольчуга и меч с золотой рукоятью. Случилось так, что именно Ворен столкнулся с вождем. Размашистые и мощные удары галла сыпались на римлянина со всех сторон. Но Ворен ловко скрывался за щитом и пытался достать галла жалящими и точными ударами меча. Привязанный к культе, щит центуриона был уже изрядно изувечен. Клодий хотел прийти на помощь Ворену, но тут на него самого налетели сразу два галла… А когда эти двое растянулись на снегу, однорукий Ворен тоже лежал на земле, и сверху на него навалился вождь. Клодий спешился и кинулся к центуриону. На том месте, где обычно у человека находятся нос и рот, у Ворена зияла красно-черная дыра, и еще поблескивало что-то белое. Клодий не сразу сообразил, что это выбитые зубы. Ворен был еще жив и даже моргал, но при каждой попытке вздохнуть он захлебывался кровью и хрипел. Полибий и Зосим вытащили умирающего из-под грузного галльского тела и привалили к огромному, в три обхвата, мерзлому дубу.
Ворен дергал единственной рукой и тыкал себя в грудь. Видимо, под доспехами и туникой вез завещание. Многие солдаты им дорожат куда больше награбленной добычи. Клодий кивнул, давая понять, что завещание он передаст в случае чего, а пока… Да, пока рано уступать Танату бравого центуриона. Клодий из кошеля на поясе достал бронзовое стило, тем удобное, что трубка была полой, затупил раздвоенное его жало о ближайший камень, чтобы не пораниться самому ненароком, а потом галльским кинжалом рассек раненому трахею и вставил в прорезь трубку. Теперь Ворен мог дышать и не захлебываться кровью, и его успеют довезти до ближайшей деревушки. В глазах Ворена мелькнула надежда — страстная упрямая надежда: на залитой кровью поляне, после безумной и бессмысленной схватки ему дарили жизнь, дарили в тот миг, когда и надежды на жизнь никакой не осталось.
— Ну, и где твоя золотая Эпона? — спросил Клодий у девчонки — она носилась вокруг нескольких грубо отесанных продолговатых камней, сложенных друг подле друга, и выкрикивала что-то бессмысленно-радостное.
— Вот она, вот скачет! Ты что, не видишь? — засмеялась Полла, тыкая рукой куда-то поверх капища.
Она наклонилась, зачерпнула горсть окровавленного снега и принялась жевать; талая розоватая влага стекала по подбородку. Полла вновь захохотала и резво вскарабкалась на капище.
— Иди сюда! Сюда! — Она протянула Клодию руку, маня за собой. — Вот же она, вот! — Полла погладила ладонью невидимое изваяние богини. — Золотая! Так вся и горит!
Клодий поднялся по камням вслед за обманщицей.
— Вот же она! — повторила Полла.
Клодий протянул руку и ощутил под пальцами твердость невидимого металла.
— Бери, римлянин! Бери все! — захохотала девушка, отступая. — Вы уже взяли Галлию. Бери теперь богиню! Я дарю себя тебе! Дарю!
И вдруг рухнула вниз. Клодий ринулся за ней — но ударился о невидимую преграду, и сквозь снежную кутерьму вдруг сверкнули желтым металлические копыта. Клодий отшатнулся и слетел вниз. Упал на спину, но почти не ушибся: внизу под снегом толстым слоем лежала палая листва. Он тут же вскочил — так ему показалось. Но там, где должно было быть тело Поллы, остался лишь отпечаток на снегу. Он завертелся на месте, озираясь. Полла исчезла.
— Это все фокусы друидов, — шепнул Зосим. — Надо бы уходить отсюда поскорее. Смеркается. До темноты не успеем вернуться.
— Ты зарубки делал на деревьях, как я велел? — спросил Клодий, все еще осматривая камни в поисках следов Поллы.
— Как велел, доминус. И фонарь при мне.
Полибий уже был в седле. Ворена Клодий с Зосимом усадили на лошадь позади гладиатора, привязав ремнем к Полибию, чтобы раненый не свалился. В знак благодарности Ворен пожал руку Клодию. Пожатие было на удивление сильным — этот парень не собирался умирать.
— Подождите! — Клодий вернулся к капищу, мечом сорвал пучок дерна, потом, обдирая в кровь ногти, отвернул один из плоских камней.
Под верхним камнем были дерн, гравий, палая листва. Такое впечатление, что все насыпано недавно. Клодий поддел клинком полосу дерна. Под ним сверкнуло желтым.
— Ого! — захохотал Полибий.
Он дернулся — хотел спрыгнуть с лошади, позабыв, что сзади привязан Ворен.
— Спокойно! — Клодий поднял руку. — Ворен, ты будешь сказочно богат!
Центурион лишь энергично махал рукой — ибо после операции Клодия онемел.
Двое отставных легионеров уже резали скальпами[152] дерн, лишь клочья летели в стороны. Из-под земли и снега вдруг появились два золотых копыта лошади…
— Повозка нам пригодится, — сказал Зосим, — пойду, подгоню ее поближе.
Картина VII. Марк Антоний, старый друг, новый враг
Да, мы заключили с Цезарем договор, но я ни на палец не верю императору. Каждый из нас будет держаться соглашения лишь до той поры, пока это выгодно. Он милосерден не потому, что добр от природы, — о, нет! Он считает, что милосердие привлекает к нему сердца народа. Так что не стоит полагаться на милосердие человека, который добр по расчету разума. Но пока он присылает мне золото, я — его союзник. Каждый из нас задумывает свое. Вопрос лишь в том, кому улыбнется Фортуна. Пока я прикроюсь этим союзом, как щитом, и слава Цезаря станет моей славой.
