уеде
те. Но толь
ко до Бел
города. А со мной пря
мо до гос
питаля. И ни
каких пе
рекладных. Да и по
комфортнее. А по
ка пой
дём, по
можем на
шим дев
чонкам па
коваться. Марина, увлекаемая Лесей, выбралась из толпы выходящих из аэропорта и нехотя уселась в салон белой потрёпанной «тойоты».
Внутри аппетитно пахло. Марина даже оглянулась назад:
— Как дома пахнет…
Леся рассмеялась.
— Мы дома и готовим. Вкусняшки для ребят. Вся машина пропахла. Да лекарств вот прислали и из Якутии, и амурчане. Ростовские большую посылку собрали с важным. Пришлось лично сюда лететь.
— Молодцы вы. Я про вас слышала от наших девчат. У нас тоже гоношатся, всё собирают, денежки собираем помаленьку, кто с зарплаты, а мы с пенсий. Наших забайкальцев тут у вас ох как много.
— А у нас все «наши», чужих нету. Вся Россия помаленьку шевелится… Но мало… Мало! Сколько всего надо — вы не представляете! Скотча, влажных салфеток, обуви непромокаемой, да много чего. Свечей от геморроя! Ракеты у нас есть, а о мелочи… мелочи не подумали, — сокрушалась собеседница. Потом покрепче перехватила руль и стала внимательнее вглядываться в дорогу. Спустя короткое время припарковались к зданию огромного храма. В цоколь храмового здания вошли через боковой неприметный вход. Внизу было несколько комнат, и в одной из них на столах стояли длинные картонные коробки. Вокруг суетились три женщины. Из-за повязанных на голову белых платочков казались похожими, как сестры. Они стремительно фасовали пакеты, набирая из разных коробок вещи.
— Привет, родные! — весело прокричала им Леся. — Два свежих помощника. Нужны?
— Нужны, милая, нужны, — улыбнулась ей старшая из женщин. Тут же коротко растолковала:
— Ставь сумку свою, вот тебе пакет. В каждый кладешь сладостей, станки, влажные салфетки, батарейки. Обязательно письмо от детей, вот коробка с письмами. В общем, чтобы примерно у всех одинаково было. И потом вот в эти коробки по 20 пакетов в каждую.
Сняв джемпер, Марина устроилась возле стола, и, поглядывая на «сестёр», стала фасовать по пакетам еду и бытовые мелочи. Напротив встала Леся. Руки её только мелькали над столом.
— Когда домой? — спросила ростовчанка.
— Завтра утром. Бойца встретим, я его матери обещала, — ответила Леся, не поднимая головы от пакетов.
— Тогда двигай вон в комнатку напротив. Там диванчик. И спать. Ты за рулём. Поняла? И без разговоров, дорога есть дорога, — властно отправила её женщина. — А тебя-то как по имени-отчеству?
— Марина Николаевна.
— А я Нина Ивановна. Силы если есть, то помоги маленько. Нам к утру всё рассортировать надо, приедут уже, заберут всё ребята, — сказала она. — Две наших помощницы домой побежали, деток посмотреть, а нам вдвоём тяжеловато.
— Конечно, конечно, — приободрилась Марина. Бесцельное ожидание встречи с сыном было бы невыносимым. А так и время быстрее пройдёт, и помощь от неё.
И снова мелькали руки над столами, шуршали обёртками сладости, глухо постукивали друг о дружку банки тушёнки и сгущенки.
«Ребятишечкам моим», — смахивая непрошеные слёзы, наполняла и наполняла пакеты забайкальская помощница. — Вот такие «Баунти» Ванька любит. А вот такие носки, однако, колючие ему будут… — рассеянно думала она, видя за каждым пакетиком своего бойца, представляя, как бы он обрадовался. Подумав, добавила в один из пакетов ещё две шоколадки, обожаемые сыном.
В три часа ночи работа была закончена. Женщины с оглушительным треском разматывали скотч, оклеивали им длинные коробки. Марину отправили в комнатку к Лесе. Стараясь не шуметь, она прошла туда, легла на заранее раскрытое кресло, подложив под голову свой же джемпер. Какие-то минуты перед глазами всё ещё мелькали упаковки, банки, руки, а потом всё это закрутилось пёстрой каруселью, и Марина провалилась в сон.
Проснувшись утром, обнаружила, что Леси на диване уже нет. Испугалась: не уехала ли без неё. Сердце колотилось, казалось, где-то в горле, пока не обнаружила на полу, возле дивана листочек бумаги с коротким текстом: «Заберу пассажира и за вами вернусь. Леся».
Умывшись, Марина поднялась из цоколя вверх по лестнице и с удивлением обнаружила в свечной лавке храма вчерашнюю Нину Ивановну.
— Доброе утро, сестра. Леся скоро подъедет. Бери свечи да пройди к Николаю Чудотворцу, к Богородице. Лишним не будет. Леся-то рассказала, что за нужда тебя сюда пригнала. Иди-иди. Молитвы там на стенах есть. — И указала в центр храма.
Пройдя по кругу вдоль стен, останавливалась Марина у икон и, не зная толком молитв, терпеливо считывала их со стен. А у Николы Чудотворца припала на колени, памятуя, как уважала именно этого святого баба Вера. А ей, тогда ещё маленькой, казалось, что глаза деда Гани и Николы — совершенно одинаковые. И, стоя сейчас перед ним, рассказывала, как родному своему деду, про ту беду, что случилась с их Ваней, слёзно просила помочь.
Тут и нашла её Леся. Наскоро выпили по чашке кофе, приготовленного Ниной Ивановной, через двадцать минут уже мчались в сторону Белгорода.
— А с парнем-то очень хорошо получилось. Встретила его, идём в аэропорту, а он встречает сослуживца. За пополнением тот приезжал, один из командиров. И не пришлось мотаться ему с нами: сразу на армейском транспорте к расположению части и поехал. Дово-о-ольный, — радуется Леся. — Я уж с мамой его созвонилась, всё рассказала. Один сын, думала она, его после ранения отговорить ехать, да куда там. Слушать не стал.
Молоток-парень, из Улан-Удэ. Осколочные в обе ноги, но восстановился быстро.
— А сколько после ранения можно быть дома? — спросила Марина, и, как ей показалось, даже сердце приостановилось в ожидании ответа.
— У всех по-разному. Смотря какое. Да не рвите душу, скоро увидитесь — и успокоитесь, — как можно бодрее кивнула головой Леся. Всё равно домой отпустят, наверняка.
— А скоро мы приедем?
— Ещё часа два — и Белгород. По пути там ещё одну посылку в госпиталь да Вику с собой заберём, разгружаться вдвоём сподручнее.
Почти шесть часов дороги от Ростова-на-Дону промелькнули быстро. Марина незаметно для себя даже уснула, вымотанная ожиданием и непривычным для неё, деревенской, стремительным ритмом дорог.
На окраине Белгорода прихватили ещё несколько пластиковых вёдер с горячей едой, судя по аппетитному парку, и хрупкую женщину с модными ресницами. Правда, руки её, как и у Леси, были больше похожи на деревенские: ободранные, со сломанными ногтями и не очень чистые.
Между собой женщины общались на каком-то непонятном Марине языке:
— Из-за ленточки двадцать пятая пришла. Заказ экстренный — два тепляка срочно надо, птичку, нателка нужна, жгуты.
На ходу с кем-то созванивались, давали указания. Марине стало неловко, что она кого-то обременяет своим присутствием. Вжавшись в уголок между двумя коробками, вглядывалась вдаль. Навстречу то и дело проносились военные
