Гусеница была превосходной!
Соловей откашлялся, выдал трель, взял легко верхнее «до» чистым звуком. Люди внизу остановились, захлопали.
Соловей раскланялся и подумал:
— Даже те, кто живет, чтобы петь, должны жрать, чтобы петь.
Он снова защелкал, засвистал под аплодисменты. Жаль, гусеница этого не слышала, потому что пусть небольшая доля в успехе соловья, безусловно, принадлежала ей.
Верно говорят: «искусство требует жертв!» В смысле, хотите соловьиного пения — дайте гусениц!
Смерть Пушкина
Лет десять назад у нас на студии снимали кино о Пушкине, об Александре Сергеевиче, царство ему небесное. Тогда государство денег кидало кучу, снимали с размахом, как говорится, не жалея картечи, не считая солдат, да и съемочной группе трофеев перепадало. У меня до сих пор в гараже мортира стоит в отличном состоянии с ядрами. Если что, пару дней продержусь. А я был-то помощником оператора. Представляешь, у начальства сколько золотых ядер осело. Сейчас в смету паршивая лошадь не влезет целиком.
Ну так вот, в те добрые старые времена снимали, значит, про Александра Сергеевича, про то, как сразила его завидущая пуля Дантеса и, соответственно, закатилось солнце русской поэзии. На это широкоформатное убийство государство отвалило денег немерено. По тем ценам хватило бы перехоронить весь Союз советских писателей дважды.
Снимали эпизод у дома Пушкина, что на Мойке. Выходит артист на балкон и говорит: «Пушкин помер!» А народ внизу дружно убивается, узнав об его гибели. Повторяю, денег отвалили столько, что статистов набрали тьму, вся набережная запружена. Будто не Пушкин, а Сталин помер. Тогда статисту платили вроде бы пять рублей в день, а это денежки были! Тогда за пять рублей вся страна с удовольствием бы прошла мимо гроба, не поинтересовавшись, кто там! Тысячи под три было народу, плюс любопытные, их гоняют, а они, естественно, просачиваются в кадр. А всех надо одеть под девятнадцатый век. Не годится, чтобы народ, узнав о гибели Пушкина, убивался в джинсах, в дубленочках. Ну, приодели. Цилиндры, накидки, меха, кареты. Нет, красиво! Александру Сергеевичу его похороны точно бы понравились.
О чем говорю? Снимается сцена, как люди с нетерпением ждут последних известий: помер поэт или до сих пор нет? Кульминация. Он же не сразу богу душу отдал, а потрепал людям нервы. Туда — сюда, туда — сюда, душа маялась. Снимал режиссер Игорь Станиславович. Талантливый, но когда съемка — зверь. И укусить мог. Да! Одному актеру ухо левое откусил. Правда, потом извинился, но когда съемка — береги уши! Вот он в мегафон и гавкает: «Приготовились! Дубль 16402!» Он еще не договорил, народ хором как зарыдает! Когда Пушкин умер, по нему не так, думаю, убивались! Что значит деньги, сразу сострадание просыпается!
Одна дама в соболях на асфальт гикнулась, ножками сучит, пена изо рта, как из огнетушителя. То ли эпилепсия, то ли тянет на эпизодическую роль, потому как с деньгами худо.
Режиссер орет: «Стоп! Стоп! Прекратить истерику! Ни копейки не заплачу! Вам же еще не сказали, что Пушкин умер! Вы надеетесь, что он жив! Пока актер на балкон не выскочил, не сказал: «Пушкин умер!» — ни одна сволочь не ревет! А вот когда рукой махну, слезами залейтесь!»
Народ мысль понял. Слезу скупую смахивают, но ручей берегут под кончину.
Вроде все шло неплохо, но тут режиссер в камеру глянул и как заорет: «Битюгов! Битюгов, твою мать!» Я думал, Александр Сергеевич в гробу перевернулся.
А Битюгов, он кто? Директор картины. Жуковатый тип, но спец. Мог все. За ночь дворец построит, колонну танков пригонит, поле брани украсит телами погибших. И себя не обидит. Уже в те годы у него дачка была, где можно было снять все семь чудес света, включая бассейн с русалками восемнадцати лет без хвоста. Но режиссера побаивался: знал, сгоряча и ухо откусит. Игорь Станиславович снова: «Битюгов!» Причем на Мойке акустика дивная. Он орет: «Битюгов!» А эхо отвечает: «Твою мать!» Такой эффект стереофонический.
Короче, Битюгов прискакал. Режиссер орет: «Глянь в объектив, вредитель!» Тот сощурился до китайца, смотрит: «Хорошо выстроен кадр! Впечатляющий!» Игорь Станиславович зубами лязгает, к уху примеривается: «Еще как впечатляющий. В кадре смерти Пушкина в девятнадцатом веке напротив японское консульство, «тойоты» стоят! Он что, в Японии умер?!»
Во, юмор! На Мойке-то напротив дома Пушкина открыли японское консульство. Японский флаг развевается, машины и, естественно, японцы в кадре. На фоне карет, цилиндров и прочего русского средневековья! Глазеют как туристы на старинную русскую забаву «Похороны Пушкина».
Режиссер вопит: «Битюгов! Японцев из кадра вон!» А с ним не поспоришь, если уши дороги, и у тебя их всего два. Битюгов с ребятами к японскому консульству рысью! Одна группа машины оттаскивает, вторая ворвалась внутрь. Требует у консула сорвать японский флаг к чертовой матери, пока уши не откусили!
Консул японский пробует вежливо выяснить, что случилось, почему нужно рвать добрососедские русско-японские отношения, позвольте позвоню в Токио, узнать, что произошло!
Битюгов слюной брызгает, уши трет: «Японцы не должны принимать участия в похоронах Пушкина! Вас тогда не было!» И дает команду сорвать японский флаг на фиг!
Консул белеет: «Это вероломное нападение на Японию без объявления войны! Курилы не отдаете, так еще на консульство нападаете! Вы за это ответите перед мировым сообществом!»
А что такое для Битюгова мировое сообщество, когда режиссер вот-вот ухо откусит!
Короче, заперли японцев в комнате, флаг сорвали, тойоты перетащили. И все это за две минуты.
Игорь Станиславович в объектив глянул: «Отлично! Снимаем! Кадр 16403! Мотор!»
Вышел на балкон артист, не помню фамилию, лысый, от чистого сердца объявил: так, мол, и так, товарищи, не расстраивайтесь, Александр Сергеевич только что приказал долго жить!»
Режиссер махнул ручкой, народ, согласно договоренности, залился слезами по черному. Та баба опять на асфальт и давай пену пускать. Эпизод сняли, народ зареванный пошел за деньгами, а баба все об асфальт ножками бьет. Ее крупным планом, а уже потом в больницу на «скорой».
Сколько стоил эпизод с такой толпой — говорить не буду. Сегодня на эту сумму целое кино сняли бы с банкетом впридачу!
Самое смешное то, что при монтаже этот эпизод в картину вообще не вошел. Выкинули. Просто актер выходит на балкон, говорит: «Пушкин умер», и возвращается в комнату, где убиваются родные и близкие.
Вот так-то. А сколько потом объяснялись с японцами на высшем уровне! Сколько голов полетело с ушами вместе. Вот такое кино! Думаю, японцы Александра Сергеевича никогда не забудут и нам его гибели не простят.
Жулье
— Почем стакан воды?
— Сорок рублей!
— Ничего себе! Но хоть вода чистая?
— Как слеза первокурсницы, потерявшей невинность!
— Тогда два стакана! Слушайте, что же вы делаете?! Вода разбавленная! Это вы другим будете врать, «она чистая»! Что я, воду не пил! Разбавленная вода! Ну жулье, уже воду разбавляют!
— А что делать? Инфляция, рекет, налоги, как жить? Вот и приходится! Но я еще по-божески разбавляю. Вон мужик напротив продает воду, к нему толпа, так у него водой вообще не пахнет!
Грязь
Русским языком сказал: плюнь ты на эту уборку! Пять лет ничего не мыли и еще столько же проживем в любви и согласии!
Нет, ей, видите ли, вдруг стало противно: «Окна немытые, ничего не видать, пыль, тараканы по углам, пауки.»
— Тебе что до пауков? — говорю. — Ты же не муха!
Ну, женщину, если заклинило, не переубедишь!
Окна каким-то составом вылизала до блеска. Ну и что в результате? Когда глаза к свету привыкли, огляделись. Мама родная! Жили-то, оказывается, в хлеву! Друг друга при свете увидели — вздрогнули! Ну и рожа! Пять лет, оказывается, прожил с бабой Ягой! И у нее мысли аналогичные, на меня глядя, а иначе с чего в обморок грохнулась?
Естественно, разошлись.
Все ее дела! Я говорил: не мой окна! Плюнь!
Форд
— Видел бы какую машину мне пригнали из Гамбурга! «Форд-Гренада»!
— Поздравляю!
— Формы потрясающие! Бордовенькая! Блестит, пахнет духами! Педальки, кнопочки, фары кокетничают, гудок — полонез Огинского! Была бы она не машиной — женился!
— Ты ведь женат.
— Оттого и продаю, жена ревнует. И можешь себе представить — не берут! Такую красавицу за семьсот долларов не берут!
— Погоди! Семьсот — это дешево!
— Это же дешево, это подарок! «Форд-Гренада» за шестьсот долларов, извини меня!
— Да за такие деньги…
— Вот именно! Пятьсот! Это же не деньги! Тьфу!
— Почему не берут?!
— Придурки! Единственный недостаток — ну не едет она! Как вкопанная год стоит во дворе. Но как стоит! Королева! Хочешь, за сто долларов подарю?
