Здесь перед нами встают два вопроса. Во–первых, верно ли, что если материализм истинен, то жизнь после смерти невозможна? Иными словами, есть ли непреодолимые препятствия для воскрешения тела, которое умерло и впоследствии разложилось, или же для того, чтобы какое–то новое тело стало, тем не менее, той самой материальной личностью, которой прежде являлось другое тело? И, во–вторых, в самом ли деле против дуализма существуют доводы настолько сильные, что (как это обыкновенно утверждается или подразумевается) всякого дуалиста можно попросту счесть упрямцем или глупцом? Первый вопрос мы обстоятельно рассмотрим в дальнейшей части данной главы, а второй кратко разберем уже сейчас.
Действительно, в пользу материализма можно сказать многое. Мы часто выражаемся так, как если бы он был истинным. Мы беспокоимся из–за собственного веса, делаем комплименты друзьям по поводу их внешности, жалуемся, когда нас грубо толкают. Но, разумеется, будь мы нематериальными душами, мы бы не обладали весом, наши друзья не имели бы никакой внешности и никто бы нас никогда не толкал. Кроме того, невозможно отрицать теснейшую связь сознания с нашим мозгом: повреждение мозга причиняет ущерб работе сознания. В зависимости от тяжести этого повреждения вы можете утратить память, лишиться способности к определенного рода интеллектуальным действиям, потерять дар речи или же все это вместе и даже больше. Стоит ввести в вашу кровь какое–то вредное вещество, и ваш мозг перестанет нормально функционировать, а расстройство в работе вашего мозга отразится и на вашем сознании. Все это легко объяснить с позиций материализма: сознание есть мозг или, может быть, что–то вроде компьютерной программы, работающей в нем. Объяснить же эти факты с точки зрения дуализма гораздо труднее и не в последнюю очередь потому, что нелегко понять, как нематериальная душа могла бы взаимодействовать с материальным мозгом. В фильме «Привидение» есть эпизод, где герой Патрика Свейзе — это самое привидение — впервые пытается отшвырнуть ногой консервную банку. И не может. Все мы, конечно, сразу же поймем, в чем тут дело: наше привидение принадлежит к такого рода существам, которые уже не способны взаимодействовать с физическим миром. (В фильме проблема быстро «решается», но мы вправе думать, что не всякий может принять ее «разрешение» с философской серьезностью.) В общем, материализм кажется наилучшим объяснением взаимодействия и взаимозависимости души и тела, а к тому же он пребывает в гармонии со здравым смыслом.
Но является ли что–нибудь из сказанного неотразимым аргументом в пользу отрицания дуализма? Едва ли. Тот факт, что мы часто выражаемся так, как если бы материализм был истинным, сам по себе ничего не доказывает — в особенности потому, что мы столь же часто выражаемся так, как если бы он был ложным. (Посмотрев в зеркало, вы говорите: «Ненавижу свое тело». Следует ли отсюда, что вы ненавидите самого себя? Нет. Даже если вы и вправду себя ненавидите, мы, как правило, понимаем, что подобная ненависть и любого рода ненависть, которую могли бы вы питать к собственному телу, — не одно и то же. А значит, мы иногда выражаемся так, как если бы мы представляли собой нечто отличное от своих тел. Очко в пользу дуализма! И подобных примеров можно привести множество.) Сходным образом, тот факт, что взаимозависимость души и тела получает объяснение — или даже наилучшее объяснение, что бы это ни означало конкретно с позиции материализма, — представляет собой, самое большее, лишь единичное доказательство в пользу материализма. Неопровержимым аргументом его можно признать только в том случае, если у нас не существует никаких столь же убедительных оснований принимать дуализм.
Но такие равной силы основания у дуалистов есть. Ведь теисты уже убеждены в существовании, по крайней мере, одного нематериального духа — а именно Бога. И было бы, мягко говоря, странно, если бы одни духи оказались материальными, а другие — нематериальными. Кроме того, едва ли не каждый теист готов утверждать, что Бог может взаимодействовать с материальным миром. А значит, теисты убеждены также в возможности взаимодействия материальных вещей с нематериальными. Иначе говоря, «проблема взаимодействия» должна казаться теисту надуманной. Реальный же факт заключается в том, что хотя нам и в самом деле трудно понять, почему или каким образом нематериальный дух может находиться в столь тесной зависимости от связанного с ним мозга, однако ничуть не легче уразуметь и то, каким образом кусок мяса, вроде нашего мозга, способен, к примеру, испытывать боль, любить других людей или мыслить о носорогах. С позиций материализма сам факт сознания остается совершенно непостижимым. Отсюда, конечно, не следует (и это нередко специально подчеркивают), будто дуализм сам по себе дает разрешение какой–либо из сложных проблем сознания. Но теисты, во всяком случае, уже убеждены в том, что, по крайней мере, одна нематериальная вещь действительно обладает сознанием, что она способна иметь опыт, любить, мыслить и так далее. А это, вместе с другими только что упомянутыми соображениями, должно, как минимум, послужить для нас серьезным аргументом в пользу дуализма — аргументом, который отнюдь не опровергается с полной очевидностью какими–либо особенностями нашего обычного словоупотребления или фактом взаимозависимости души и тела.
Заметьте: мы здесь не утверждаем, будто представили доказательство истинности дуализма. Наша цель куда скромнее. Мы хотим лишь одного: показать, что, вопреки общепринятому мнению, дуалистическую позицию нельзя считать явным образом иррациональной. В самом деле, если кто–то является теистом, то дуализм, на наш взгляд, должен быть для него, как минимум, вполне серьезным, живым и реальным выбором — несмотря на все доводы, традиционно выдвигаемые в поддержку материализма. Если это верно, то даже если материализм подразумевает невозможность жизни после смерти, обычные доводы в пользу материализма не составят действительной угрозы для веры теиста в посмертное бытие.
Люди порой рассуждают так, словно наука уже каким–то образом доказала, что нематериальной души не существует. В действительности, однако, ничего подобного наука не доказала. И не может доказать. Ведь нематериальные души, по самой своей природе, науке недоступны. А значит, утверждать, будто наука доказала, что нематериальных душ не существует, — это все равно что утверждать, будто, визуально обследовав собственную комнату, я обнаружил, что в ней нет невидимых гномов. Если я вознамерился доказать отсутствие в комнате невидимых гномов, то мои глаза просто не способны послужить мне орудием для решения такой задачи. Точно так же и методы науки совершенно непригодны для доказательства несущестовования душ. Дело, однако, в том, что и каких–либо особенно убедительных философских доводов против дуализма также не обнаруживается. Как мы уже говорили выше, с дуализмом обычно не спорят — над ним потешаются. Но здесь, как это часто случается в философии, обращение к насмешке лишь свидетельствует об отсутствии серьезных аргументов. А когда это становится очевидным, то уже сама насмешка начинает казаться смехотворной.
9.3. Жизнь после смерти и тождество личности
Итак, мы рассмотрели несколько разных концепций продолжения жизни после смерти, а кроме того, кратко обсудили вопрос, какого рода существами — материальными или нематериальными — мы являемся. Теперь мы уже готовы обратиться к вопросу, которым завершится установление нашей философской мизансцены, а именно: что может означать для нас пережить свою смерть (или любое иное изменение).
Ответ на этот вопрос отчасти зависит от того, что такое мы сами. Если основой нашего естества является нематериальная душа и не более, то ответ оказывается довольно простым: мы способны пережить изменение, если и только если его может пережить наша душа. Тут, конечно, нас могут спросить: «А что значит для нематериальной души пережить изменение?» В этом вопросе, однако, обнаруживается замечательное единогласие. На протяжении всей истории большинство философов склонялось, похоже, к мысли, что нематериальные души, если они вообще существуют, могут пережить изменение, если и только если их не уничтожит Бог или какое–то другое божественное существо. А потому философы–нетеисты, а также философы, полагавшие (по тем или иным причинам), что Бог не станет уничтожать души, склонны были считать душу неразрушимой. Традиционные же теисты, как правило, допускали вероятность того, что при конце всего сущего Бог может уничтожить некоторые души.
Кто–нибудь, впрочем, мог бы заключить, что одного лишь тождества души недостаточно для тождества личности. Если ваша душа переживет смерть, утратив, однако, все свои прежние психологические состояния, то едва ли мы скажем, что смерть пережили вы. Отсюда, по–видимому, следует, что если вы представляете собой какую–то субстанцию — душу или любой иной вид субстанции, — то помимо продолжения существования голой субстанции должно иметь место и сохранение некоторых ее свойств. А это порождает серьезные проблемы не только для сторонников концепции жизни после смерти как продолжения существования души, но и для тех, кто понимает посмертное бытие материалистически, и для тех, кто исходит здесь из представления о человеке как о сложном духовно–телесном целом.
