(1922)
422
ЗАОЗЕРЬЕ
Памяти матери
Отец Алексей из Заозерья —Берестяный светлый поп,Бородка — прожелть тетерья,Волосы — житный сноп.
Весь он в росе кукушейС окуньим плеском в глазах,За пазухой бабьи души,Ребячий лоскутный страх.
Дудя коровьи молебныВ зеленый Егорьев день,Он в воз молочный и хлебныйСвивает сны деревень.
А Егорий Поморских писемМчится в киноварь, в звон и жуть,Чтобы к стаду волкам и рысямЗамела метелица путь,
Чтоб у баб рожались ребятаПузатей и крепче реп,И на грудах ржаного златаТрепака отплясывал цеп.
Алексею ружит деревня,Как Велесу при Гостомысле.Вон девка несет не креняДва озера на коромысле.
На речке в венце сусальномКупальница Аграфёна,В лесах зарит огнепальноДождевого Ильи икона.
Федосья — колосовицаС Медостом — богом овечьим,Велят двуперстьем креститьсяДетенышам человечьим.
Зато у ребят волосьяЖелтее зимнего льна…В парчевом плату Федосья, —Дозорит хлеба она.
Фролу да Лавру работа —Пасти табун во лесях; —Оттого мужичьи воротаВ смоляных рогатых крестах.
Хорошо зимой в Заозерьи:Заутренний тонок звон,Как будто лебяжьи перьяПадают на амвон.
А поп в пестрядиной ризе,С берестяной бородой,Плавает в дымке сизой,Как сиг, как окунь речной.
Церквушка же в заячьей шубеВ сердцах на Никона-кобеля: —От него в заруделом срубеЗавелась скрипучая тля!
От него мужики в фуражках,У парней в раскидку часы!Только сладко в блинах да олашках,Как в снопах, тонуть по усы.
А уж бабы на Заозерьи —Крутозады, титьки как пни,Все Мемёлфы, Груни, Лукерьи,По верётнам считают дни!
У баб чистота по лавкам,В печи судачат горшки, —Синеглазым Сенькам да СавкамСпозаранка готовь куски.
У Сеньки кони — салазки,Метель подвязала хвост…Но вот с батожком и в ряскеКолядный приходит пост.
Отец Алексей в притвореСтукает об пол лбом,Чтоб житные сивые зориПокумились с мирским гумном.
Чтоб водились сиги в поречьи,Был добычен прилет гусей…На лесного попа, на свечиСмотрит Бог, озер голубей.
Рожество — звезда золотая,Воробьиный ребячий гам, —Колядою с дальнего краяЗакликают на Русь Сиам.
И Сиам гостит до рассветокВ избяном высоком углу: —Кто не видел с павлинами клеток,Проливающих яхонт во мглу?
Рожество — калач златолобый,После святки — вьюг помело, —Вышивают платки зазнобыНа морозное глядя стекло.
В Заозерьи свадьбы на диво, —За невестой песен суслон,Вплетают в конские гривыИрбитский, Суздальский звон.
На дружках горят рубахиОт крепких, девичьих губ,Молодым шептухи да свахиСтелют в горнице волчий тулуп.
И слушают избы и звездыПервый звериный храп,У елей, как сев в борозды,Сыплется иней с лап.
Отцу Алексею ругаЗа честной и строгий венец…У зимы ослабла подпруга,Ледяной взопрел жеребец.
Эво! Масленица навстречу,За нею блинный обоз!..В лесную зыбель и сечуПовернул пургача мороз.
Великие дни в деревне —Журавиный плакучий звон,По мертвой снежной царевнеЦерквушка правит канон.
Лиловые павечерья,И, как весточка об ином,Потянет из ЗаозерьяБерезовым ветерком.
Христос Воскресе из мертвых,Смертию смерть поправ!..И у елей в лапах простертыхВенки из белых купав.
В зеленчатом сарафанеСлушает звон сосна.Скоро в лужицу на полянеОбмокнет лапоток весна.
Запоют бубенцы по взгорью,И как прежде в тысячах дней,Молебном в уши ЕгорьюЗадудит отец Алексей.
(1927)
423-425
ПЛАЧ О ЕСЕНИНЕ
(а)
Младая память моя железом погибает,
и тонкое мое тело увядает…
(Плач Василька, князя Ростовского)
Мы свое отбаяли до срока —Журавли, застигнутые вьюгой.Нам в отлет на родине далекойСнежный бор звенит своей кольчугой.
Помяни, чортушко, ЕсенинаКутьей из углей да омылков банных!А в моей квашне пьяно вспененаОпара для свадеб да игрищ багряных.
А у меня изба новая —Полати с подзором, божница неугасимая.Намел из подлавочья ярого слова яТебе, мой совенок, птаха моя любимая!
Пришел ты из Рязани платочком бухарским,Нестираным, неполосканым, немыленым,Звал мою пазуху улусом татарским,Зубы табунами, а бороду филином!
Лепил я твою душеньку, как гнездо касатка,Слюной крепил мысли, слова слезинками,Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка,Ушел ты от меня разбойными тропинками!
Кручинушка была деду лесному,Трепались по урочищам берестяные седины,Плакал дымом овинник, а прясла соломуПускали по ветру, как пух лебединый.
* * *
Из-под кобыльей головы, загиблыми мхамиПротянулась окаянная пьяная стежка.Следом за твоими лаковыми башмакамиУвязалась поджарая дохлая кошка.
Ни крестом от нее, ни пестом, ни мукой,(Женился ли, умер — она у глотки,Вот и острупел ты веселой скукойВ кабацком буруне топить свои лодки!А все за грехи, за измену зыбке,Запечным богам Медосту и Власу.Тошнехонько облик кровавый и глыбкийЗаре вышивать по речному атласу!
* * *
Рожоное мое дитятко, матюжник милый,Гробовая доска — всем грехам покрышка.Прости ты меня, борова, что кабаньей силойНе вспоил я тебя до златого излишка!
Златой же удел — быть пчелой жировой,Блюсти тайники, медовые срубы.Да обронил ты хазарскую гривну — побратимово слово,Целовать лишь ковригу, солнце да цвет голубый.
С тобою бы лечь во честной гроб,Во желты пески, да не с веревкой на шее!..Быль иль не быль то, что у русских тропВырастают цветы твоих глаз синее?
Только мне горюну — горынь-трава…Овдовел я без тебя, как печь без помяльца,Как без Настеньки горенка, где шелки да канваКараулят пустые, нешитые пяльца!
* * *
Ты скажи, мое дитятко удатное,Кого ты сполохался-спужался,Что во темную могилушку собрался?Старичища ли с бородою,Аль гуменной бабы с метлою,Старухи ли разварухи,Суковатой ли во играх рюхи?Знать, того ты сробел до смерти,Что ноне годочки пошли слезовы,Красны девушки пошли обманны,Холосты ребята все бесстыжи!
* * *
Отцвела моя белая липа в саду,Отзвенел соловьиный рассвет над речкой.Вольготней бы на поклоне в Золотую ОрдуИзведать ятагана с ханской насечкой!
Умереть бы тебе, как Михаиле Тверскому,Опочить по-мужицки — до рук борода!..Не напрасно по брови родимому домуНахлобучили кровлю лихие года.
Неспроста у касаток не лепятся гнезда,Не играет котенок веселым клубком…С воза, сноп-недовязок, в пустые бороздыТы упал, чтобы грудь испытать колесом.
Вот и хрустнули кости… По желтому жнивьюБродит песня-вдовица — ненастью сестраСчастливее елка, что зимнею синью,Окутана саваном, ждет топора.
Разумнее лодка, дырявые грудиЦелящая корпией тины и трав…О жертве вечерней иль новом ИудеШумит молочай у дорожных канав?
* * *
Забудет ли пахарь гумно,Луна — избяное окно,Медовую кашку — пчела,И белка — кладовку дупла?
Разлюбит ли сердце моеЛесную любовь и жилье,Когда, словно ландыш в струи,Гляделся ты в песни мои?
И слушала бабка-Рязань,В малиновой шапке Кубань,Как их дорогое дитяЗапело, о небе грустя.
Напрасно Афон и СаровТекли половодьем из слов,И ангел улыбок крыломКропил над печальным цветком.
Мой ландыш березкой возник, —Берестяный звонок язык,Сорокой в зеленых кудряхУселись удача и страх.
В те годы Московская РусьСкидала державную гнусь,И тщетно Иван золотойЦарь-Колокол нудил пятой.
Когда же из мглы и цепейВстал город на страже полей —Подпаском, с волынкой щегла,К собрату березка пришла.
На гостью ученый набрел,Дивился на шитый подол,Поведал, что пухом ХристосВ кунсткамерной банке оброс.
Из всех подворотен шел гам:Иди, песноликая, к нам!А стая поджарых газетСкулила: кулацкий поэт!
Куда не стучался пастух —Повсюду урчание брюх.Всех яростней в огненный мракРаскрыл свои двери кабак.
* * *
На полете летит лебедь белая,Под крылом несет хризопрас-камень.Ты скажи, лебедь пречистая, —На пролетах-переметах недосягнутых,А на тихих всплавах по озерышкамТы поглядкой-выглядом не выглядела ль,Ясным смотром-зором не высмотрела ль,Не катилась ли жемчужина по чисту полю,Не плыла ль злат-рыба по тихозаводью,Не шел ли бережком добрый молодец,Он не жал ли к сердцу певуна-травы,Не давался ли на родимую сторонушку?Отвечала лебедь умная:На небесных переметах только соколы,А на тихих всплавах — сиг да окуни,На матерой земле медведь сидит,Медведь сидит, лапой моется,Своей суженой дожидается.А я слышала и я видела:На реке Неве грозный двор стоит,Он изба на избе, весь железом крыт,Поперек дворище — тыща дымников,А вдоль бежать — коня загнать.Как на том ли дворе, на большом рундуке,Под заклятой черной матицейМолодой детинушка себя сразил,Он кидал себе кровь поджильную,Проливал ее на дубовый пол.Как на это ли жито багровоеНалетали птицы нечистые —Чирея, Грызея, Подкожница,Напоследки же птица-Удавница.Возлетала Удавна на матицу,Распрядала крыло пеньковое,Опускала перище до земли.Обернулось перо удавной петлей…А и стала Удавна петь-напевать,Зобом горготать, к себе в гости звать:
«На румяной яблонеГолубочек,У серебряна ларцаСторожочек.Кто отворит сторожец,Тому яхонтов корец!
На осенней ветицеЯблок виден, —Здравствуй, сокол-зятюшка —Муж Снафидин!У Снафиды перстеньки —На болоте огоньки!
Угоди-ка вежеством,Сокол, теще,Чтобы ластить павушекВ белой роще!Ты одень на шеюшкуЗолотую денежку!»
Тут слетала я с ясна-месяца,Принимала душу убойнуюЧто ль под правое тепло крылышко,Обернулась душа в хризопрас-камень,А несу я потеряжку на родинуПод окошечко материнское.Прорастет хризопрас березынькой,Кучерявой, росной, как Сергеюшко.Сядет матушка под оконницуС долгой прялицей, с веретенышком,Со своей ли сиротской работушкой,Запоет она с ниткой наровнеИ тонехонько и тихохонько:
Ты гусыня белая,Что сегодня делала?Баю-бай, баю-бай,Елка челкой не качай!
Али ткала, али пряла,Иль гусеныша купала?Баю-бай, баю бай,Жучка, попусту не лай!
На гусеныше пушок,Тега мальчик-кудряшок —Баю-бай, баю-бай,Спит в шубейке горностай!
Спит березка за окномГолубым купальским сном —Баю-бай, баю-бай,Сватал варежки шугай!
Сон березовый пригож,На Сереженькин похож!Баю-бай, баю-бай,Как проснется невзначай!
(б)
