журналами, более ста граммофонных пластинок с музыкой разных жанров, а граммофон (который мы тоже нашли на чердаке) положила на заднее сиденье, как и альбом со старыми марками.
Я считаю, что эти три эпизода из моей жизни, а именно: квартира в Левошово, крыша деревенского домика и квартира тёти Вали, были одного порядка, поскольку позволили мне соприкоснуться с целой человеческой жизнью, которая длилась, длилась, длилась-длилась и закончилась. Мне было интересно перебирать все эти старые открытки и фотографии, канцелярские книги с записями результатов спортивных матчей и журналы кройки и шитья, абажуры и поделки из дерева, школьные тетрадки давно выросших и умерших людей, пластинки и бобины с неведомыми записями, съеденные молью мягкие игрушки и фуражки с олимпийской символикой, статуэтки, шкатулки, пуговицы и столовые сервизы, соломенные шляпки и вымпелы со значками, заначки крупы, которыми не успели воспользоваться. Среди множества книг мне на глаза сразу попалась хрестоматия по истории философии; я с гордостью вспомнил о том, что единственный из группы получил четвёрку по философии. Открыл книгу примерно на середине и прочитал второй сверху абзац: «Мир, в котором мы обитаем, представляет собой как бы огромный театр, причём подлинные пружины и причины всего происходящего в нём от нас совершенно скрыты, и у нас нет ни знания достаточного, чтобы предвидеть те бедствия, которые беспрестанно угрожают нам, ни силы достаточной, чтобы предупредить их. Мы непрестанно балансируем между жизнью и смертью, здоровьем и болезнью, изобилием и нуждою, — всё это распределяется между людьми тайными, неведомыми причинами, действие которых часто бывает неожиданным и всегда — необъяснимым». Кто это? Давид Юм. Положу эту книжку в машину, — буду читать в пробке. Отложив книгу, стал рассматривать полки с многочисленными поделками из дерева, — алкаш-сожитель тёти Вали, который умер примерно полтора года назад, был склонен к прикладному искусству, всё его поделки из дерева имели практическую сторону — являлись светильниками. Но меня заинтересовал предмет массмаркета, а именно вылитый из какого-то металла бюст Николая Васильевича Гоголя, и, судя по весу, он не был полым. Протерев занавеской бюст, я оба своих трофея отнёс в машину; книжку положил на пассажирское сиденье, а бюст Гоголя закрепил в боковой сеточке-держателе в багажнике. Вернулся в квартиру. Мама по большей части, как и я, не выгребала мусор, а разглядывала вещи; один Ратмир ходил с охапками хлама на помойку и обратно.
Я смотрел диафильм про чужую жизнь и улыбался. Не считаю себя слишком уж особенным человеком, но кое-что скажу наверняка: когда закончится моя жизнь, никто не станет разгребать мои «культурные пласты», потому что моя история написана пальцем по поверхности воды…
Глава 10
Девятнадцатое мая. Суббота. Казанское время: одиннадцать утра.
— Вот то, что ты меня просил, — сказал Шамиль и протянул мне пакетик.
— О, спасибо. Как договаривались?
— Да, давай четыре с половиной. «Мы своё признанье не забууудем, — свет и радость и мы приносим люуудям», — Широколицый не лишён чувства юмора; я так и знал, что он был воспитан на добрых мультиках.
— Но… «дворцов заманчивые своды не заменят никогда свобоооды…» — я задумался над своими же словами.
«Нам любые дороги дорооооги», — вступил на заднем плане хор МВД. — «Ла-ла-ла-ла-ла-ла!»
Я отдал деньги Шамилю, попрощался с ним, выходя, попрощался с буфетчицей. Сегодня отличная погода, и, если верить синоптикам, завтра тоже будет хорошая погода. Интересно, а мне отпуск полагается? Последние дни из головы не выходила мысль о том, что мне пора соскакивать со всех тем и купить квартиру в ипотеку в северной столице, утроится на какую-нибудь работёнку, сосредоточиться на литературной деятельности. За последнее время ничего художественного из-под моего пера не вышло. Я по-прежнему, занимаясь всей этой работой, не чувствовал себя в своей тарелке. Я набрал Мусю, но после двух гудков скинул, потому что подумал, что сейчас ещё слишком рано, чтобы не спать, — суббота всё-таки. Однако, Муся сразу же перезвонила. Я скинул её звонок и перезвонил сам.
— Ты что скидываешь? — спросила Муся.
— Привет. Ты сейчас что делаешь? Может увидимся?
— Приезжай. Через сколько будешь?
— Пятнадцать минут, — ответил я.
Я заехал к Раисычу, потом за мороженным, и уже через двадцать минут я сидел на кухне у Муси.
— Помнишь, ты мне говорила, что осенью собираешься отправиться на Бали? Или куда-то ещё? — начал я.
— Да… На Бали собира… лись, — ответила Маша.
— Собирались?! Так ты не одна едёшь! Вон оно что! А я хотел с тобой напроситься… Понятно… — я премного огорчился.
Муся была моим проводником в мир наркотиков, поэтому я резонно считал, что ехать в Азию в нарко-тур лучше всего именно с ней.
— А что такого, ты можешь поехать с нами. Я даже сама хотела тебе предложить, — её слова звучали искренне, и я тут же радостно закивал.
— А когда примерно ты планируешь ехать?
— Осенью. Точнее не скажу. Может в сентябре, может в ноябре.
— А там тепло будет?
— Конечно, в Индонезии всегда тепло. Там бывает тепло с дождями и тепло без дождей. Но тепло…
— Ты уже сделала паспорт?
— У меня ещё действителен.
Я две недели назад получил паспорт нового образца.
— А ты? — спросила Муся.
— Я — да. Две недели назад получил паспорт нового образца, — ответил я. — Обложку к нему купил с «Angry birds».
— Прикольно, — резюмировала Муся. — Значит, предварительно договорились.
— Кстати говоря, у меня кое-что есть, — я вытащил из сумки пакетик, который мне дал Шамиль, и поцокал языком.
Через пятнадцать минут.
— Мария! — исступленно зашипел я. — Герои сериалов наблюдают за моей жизнью!..
— Ладно, — Мария сидела с закрытыми глазами, приставив указательный палец к виску.
Глава 11
— Что это у тебя за книжка тут лежит, — спросил Тони, вынимая из бардачка учебник по философии, — единственную книгу, которую я решил взять из квартиры тёти Вали, когда мы проводили там уборку тринадцатого мая.
— Это хрестоматия по философии. Закладку не вырони. Читаю, когда стою в пробке на Миллениуме.
— «Быстрее всего — ум, ибо он обегает все», — прочитал Тони вслух. — «Сильнее всего — неизбежность, ибо она властвует всем. Мудрее всего — время, ибо оно раскрывает всё. Что приятнее всего?..» — Тони оторвался от книги и повторил. — Ну и? Что приятнее всего? Судя по закладке — ты это место уже прочитал.
— Что приятнее всего? — переспросил я у Тони.
— Да.
— Удача? — я не помнил в точности, как ответил философ на этот вопрос, и кто был этот философ.
— Правильно. Идём далее: «Самые достойные люди всему предпочитают одно: вечную славу — смертным вещам. Большинство же по-скотски пресыщено», — Тони начал листать книжку.
— Дай,
