— Я только не пойму, — сказал последний, — почему Юрий Петрович не пришёл в избушку? Её же отсюда видно, — посмотрел на меня перепуганными глазами Николай.
— Когда его встретим, может, нам и объяснит. Давай-ка за ним по следам. Похоже, Петрович не шёл, а бежал, — заключил я, разглядывая след человека. — Значит, что-то его сильно перепугало…
Мы вместе перешли устье ручья и по следам Юрия Петровича и его собак направились по кромке гари. Три километра, а то и более Петрович бежал, потом перешёл на шаг и метров через двести побежал снова.
— Ты можешь понять, от кого он так улепётывает? — показал я на следы Юрия эвенку.
— От самого себя, — буркнул Коля. — Что-то у него с головой. «Оттуда» нормальными возвращаются только шаманы.
Слова охотника меня насторожили. Значит, тунгус не верит, что всё хорошо кончится. И у него на это есть основание. Пройдя ещё пару часов по следам Юрия, мы увидели впереди на снегу его вязаную шапку. Очевидно, она упала с головы во время бега, но Петрович это даже не заметил. Я положил шапку в свой рюкзак и почувствовал, что на меня накатила волна страха.
«Неужели я считал информацию с его шапки?» — невольно пронеслось в сознании.
Прошёл ещё один час напряжённой ходьбы, и вдруг где-то далеко впереди, куда умчались наши собаки, раздался еле слышный их лай.
— Собаки лают не на человека, — остановился эвенк. — Скорее всего, амикан!
— Здесь владение шатуна, — напомнил я ему.
— Значит, они с ним и дерутся.
— Но почему днём?
— Придём, всё увидим, — посерьёзнел эвенк. — Зря собаки лаять не будут.
После его слов мы оба, не сговариваясь, побежали. Через несколько минут лай усилился. Было ясно, что собаки затеяли драку с медведем. К их гавканью примешивалось и его рычание.
«Почему Михайло Потапыч не убегает? — недоумевал я. — Он что, самоубийца? Не понимает, что вслед за собаками могут прийти люди?»
Когда мы, наконец, оказались рядом с тем местом, откуда раздавались звуки потасовки, то в растерянности остановились. Перед нами на снегу, свернувшись клубочком, лежали обе лайки Петровича. Рядом с ними валялось его ружьё и верхняя одежда. Снег же вокруг был утоптан следами отчаянной борьбы человека и зверя. Туда, откуда раздавалось медвежье рычание и лай наших собак, по снегу вёл кровавый потаск.
«Вот оно что, почему медведь не убегает? Он охраняет свою добычу, убитого им человека!» — стиснул я от злобы зубы.
Мы посмотрели на собак Юрия. Обе лайки подняли в нашу сторону свои головы, но остались лежать на месте.
«Какой стресс перенесли животные! На их глазах погиб их хозяин. И помочь ему они не сумели. Хотя по следам было видно, что пытались. Теперь же им всё равно…»
Мы сбросили рядом с лежащими собаками свои рюкзаки и, переглянувшись, не спеша пошли на звуки драки.
— Когда «тырда» на нас кинется, — сказал я эвенку, — не спеши, дай мне возможность хорошо прицелиться, всё равно из твоего оружия сразу его не убить.
Николай молча кивнул. Не прошло и двух минут, как в согре, откуда доносились звуки борьбы собак с медведем, всё изменилось. Лай стал быстро приближаться в нашу сторону.
— Всё! — остановился я. — Зверь нас почувствовал — ринулся в бой!
И в этот момент между стволами берёз мелькнула медвежья спина.
Через секунду зверь оказался в трёх метрах! Его маленькие глазки глядели на нас с такой злобой, что казалось, из них вот-вот ударят молнии. Мушка моего ружья легла между ними, и я плавно спустил курок. Пуля остановила зверя в прыжке. Он перевернулся в воздухе и рухнул на бок. И сразу же на нём оказались обе наши лайки. Они рвали своего врага с такой злобой, что казалось, немедля растащат его на куски. Я обернулся к эвенку. Тот стоял без винтовки, держа в руке свой топор.
«Вот она храбрость и сила духа! — думал я. — Фактически против такой зверюги безоружный…»
Я подошёл к Николаю и обнял его.
— Молодец! Такими, как ты, твой народ должен гордиться! В этом амикане килограммов 500, а то и более. На него страшно смотреть. А ты на него со своим топориком! Так и скажу твоему отцу, что сын у него настоящий богатырь!
— Да я за тебя боялся… — пробормотал смущённый эвенк.
— За меня?
— Погибать так вместе, — добавил он.
— Ну что, Коля, пойдём искать Юрия. Где-то здесь эта бестия его закопала, — показал я на тушу громадного медведя.
Оставив собак разбираться с косолапым, мы отправились туда, откуда прибежал шатун. Вскоре в кустах вместе со штанами нашли сапоги Сурова, потом его рубаху, свитер и наконец его самого. Зверь раздел человека догола, выел его грудную клетку, а то, что осталось, присыпал землёй. Мы смотрели на изуродованное шатуном лицо Юрия Петровича и не могли поверить своим глазам. Наш погибший друг был абсолютно седым!
«Не мог же он поседеть во время нападения на него медведя? Значит, всё-таки что-то произошло. Но что?»
Ещё раз взглянув на закопанного зверем человека, мы пошли обратно. Собаки всё ещё вертелись рядом с убитым шатуном и всё никак не могли успокоиться. Не обращая на них внимания и я, и Николай стали выбираться из согры на место гибели Юрия. Когда мы, наконец, вышли на кромку гари, то услышали голоса людей. И вскоре среди соснового мелкача показались головы ехавших верхами на учагах эвенков.
«У них хорошая интуиция, — подумал я. — Молодцы! Приехали вовремя. Теперь мне можно смело отправиться в посёлок и сообщить о случившемся… Николай один не останется…»
Спешившись и мать, и отец Николая, это к радости молодого эвенка были они, сразу же по следам поняли, в чём дело. Эвенки молча, посмотрев друг на друга и о чём-то между собой поговорив, подошли ко мне.
— Тебе духи вперёд нас сообщили, что беда, — сказал Борис Леонтич. — А мы тебе не поверили. Ладно, что сами живы остались. Шибко умный медведь. Мы видели место, где ты ночевал. Подкрался к твоему костру вплотную. И нападал быстро, очень быстро! Из-за этого Юрий Петрович в него и промазал. Два раза стрелял, — поднял с земли отец Николая «Тоз-34» Юрия.
Борис Леонтич был прав: в ружье оказались две стреляные гильзы.
— А как вы поняли, что Юрий в медведя стрелял и промазал? — спросил я старого охотника.
— Да вот, на пригорке по снегу, обе его пули! Посмотри сам.
Я взглянул туда, куда указал Борис Леонтич и сразу всё понял. Медведь бросился на человека внезапно и на большой скорости. И Юрий Петрович растерялся, а перезарядить оружие не успел.
— Мне надо срочно в посёлок — сообщить о случившемся, — сказал я эвенкам. — Можно вас попросить, чтобы вы здесь побыли, пока я привезу сюда кого-нибудь из прокуратуры?
— Пошто спрашиваешь, мы будем тебя ждать. Раз надо, значит надо, — сказал Борис Леонтич. — А сейчас пока светло, айда к медведю. До ночи его ободрать и сказать духу аминака, чтобы шёл восвояси и больше не вредил людям.
Когда мы все вместе снова зашли в согру и остановились рядом с застреленным шатуном, Борис Леонтич, осмотрев зверя, сказал:
— Откуда-то пришёл, наверное, с Туруханского края из-за болот. Уж очень здоровый. И это не шатун. Непонятно, почему такой злой?
Все вместе к вечеру со зверя сняли шкуру. Медведь оказался очень жирным. На шатуна он, действительно, не походил. Эвенки, глядя на огромную жирную тушу аминака, о чём-то между собой переговаривались. У костра вечером ко мне подошёл Борис Леонтич и, глядя на своего сына, сказал:
— Спроси у него, Геша, кушать мясо людоеда-аминака нельзя — грех!
— А я что настаиваю, чтобы его съесть? — посмотрел я на него с удивлением. — Можете мясо сжечь, утопить, что хотите, то и делайте.
— Я тебе сказал потому, что оно твоё. Твоя пуля остановила аминака.
— Оно также принадлежит и Николаю. Вместе били. А что касается меня, то я завтра подамся в жилуху. Так что делайте со зверем, что находите нужным.
— До твоего приезда мясо людоеда мы не тронем. Когда приедешь, по обычаю придадим его огню…
Назавтра, захватив с собой собак Юрия Петровича, я отправился в обратный путь. На душе было скверно.
«Что я скажу жене Сурова? Человек приехал ко мне в гости, а я его не сберёг! Но с другой стороны, в чём моя вина? Неужели не поймёт?»
Без особых приключений я добрался до озера Турэ и от него на своей казанке помчался вниз по Орловке. Приехав в посёлок, я сразу же о случившемся сообщил в промхоз и в местную районную прокуратуру… Из прокуратуры мне ответили, чтобы я никуда из посёлка не уезжал и ждал вертолёт с прокурором и следователем. Ночью ко мне заявился на квартиру раздосадованный участковый Клешнёв.
— Ты почему развёл партизанщину?! — сходу начал он. — Приехал и давай звонить!
— Без доклада вам? — усмехнулся я. — Думал, у вас и своих забот хватает. А позвонить нетрудно…
— А медведь-то здоровый? — несколько смягчился участковый инспектор.
