опубликовать. Он изучал португальский язык, беря уроки у отставного учителя, жившего в том же доме. Он продолжал напряженную физическую подготовку, как будто оставался профессиональным боксером, познакомился со всеми букинистическими магазинами города, где скупал все книги по юриспруденции, какие находил, немецкие, английские и португальские. Но время по-прежнему тянулось мучительно медленно, и он раздражался из-за своей неспособности принять участие в конфликте, раздиравшем земной шар.
Постепенно перевес в конфликте перемещался на сторону союзников. В войну вступили Соединенные Штаты Америки, и «летающие крепости» бомбили города Германии. Манфред прочел об ужасном пожаре, уничтожившем Кельн, и написал Хайди, наверное, в сотый раз после приезда в Португалию.
Три недели спустя, в одно из его регулярных посещений консульства, атташе протянул Манфреду конверт, и в приливе радости Манфред узнал почерк Хайди. В письме говорилось, что она не получила ни одного из его предыдущих писем и считала, что он погиб. Она выражала удивление, благодарность и прислала снимок, свой и маленького Лотара. По фото Манфред увидел, что она слегка пополнела, но стала еще величественнее и прекраснее, чем когда он видел ее в последний раз, а его сын менее чем за три года вырос в крепкого мальчика со светлыми локонами. Его черты говорили не только о будущей красоте, но и о силе. Снимок был черно-белый и не давал представления о цвете глаз. Желание увидеть жену и сына грозило поглотить Манфреда. Он написал Хайди длинное страстное письмо, объясняя обстоятельства своего отсутствия и умоляя сделать все возможное, чтобы получить дорожные документы и приехать с ребенком к нему в Лиссабон. Не говоря прямо, он дал понять, что в финансовом плане он способен позаботиться обо всех и что в будущем не мыслит себя без них.
* * *
Хайди Деларей лежала без сна, прислушиваясь к бомбардировщикам. Те прилетали три ночи подряд. Центр города был опустошен, оперный театр и железнодорожный вокзал полностью разрушены, и из сведений, к которым у нее в министерстве пропаганды был доступ, она знала, что войска союзников побеждают во Франции и в России, знала правду о сотнях тысяч немецких солдат, взятых в плен русскими под Минском.
Рядом с ней тревожным сном спал полковник Зигмунд Больдт; он ворочался, бормотал и мешал ей спать больше, чем бомбардировщики. У него есть причины для тревоги, думала она. Все тревожатся со времени неудачного покушения на фюрера. Она видела фильмы о казни предателей, видела каждую минуту их мучений, когда их подвешивали на мясные крюки. Генерал Цоллер был среди них.
Полковник Больдт не входил в круг заговорщиков, она была уверена в этом, но был достаточно близок к заговору, чтобы его подхватила последовавшая приливная волна. Хайди уже год была его любовницей, но заметила первые признаки убывания его к ней интереса, к тому же она знала, что дни его власти и влияния сочтены. Она снова окажется одна, без особых продовольственных пайков, которые давали возможность существовать ей и маленькому Лотару.
Она прислушалась к бомбардировщикам. Налет закончился, и рев их моторов превратился в комариное гудение, но они вернутся. В наступившей после их отлета тишине она думала о Манфреде и о письмах, которые он ей писал и на которые она ни разу не ответила. Он в Лиссабоне, а в Португалии сейчас нет бомбардировщиков.
На следующий день за завтраком Хайди поговорила с Зигмундом. «Я думаю только о маленьком Лотаре», – объяснила она, и ей показалось, что она увидела искру облегчения в его взгляде. Может, он тоже ломал голову над тем, как избавиться от нее без скандала. В этот день через немецкое консульство в Лиссабоне она написала Манфреду и вложила свой с Лотаром снимок.
Полковник Зигмунд Больдт действовал быстро. У него еще сохранилось в министерстве достаточно власти и влияния, чтобы за неделю получить пропуск и дорожные документы. Он отвез Хайди с сыном в черном «мерседесе» в аэропорт Темпельхоф и поцеловал ее на прощание у трапа транспортного «юнкерса».
Три дня спустя Зигмунд Больдт был арестован в своем доме в Грюневальде, а еще неделю спустя умер во время допроса в камере гестапо, продолжая заявлять о своей невиновности.
* * *
Маленький Лотар Деларей впервые увидел Африку через поручни португальского парохода, входящего в Столовый залив. Он стоял между отцом и матерью, держа их за руки, и радостно смеялся, глядя на шедшие им навстречу паровые буксиры.
Война закончилась два года назад, но Манфред предпринял чрезвычайные предосторожности, прежде чем вернуться с семьей в Африку. Прежде всего он написал дяде Тромпу, которого в конце войны выпустили из заключения, и от него узнал новости семейной и политической жизни. Тетя Труди здорова, обе девочки теперь замужем. Рольф освободился одновременно с дядей Тромпом и вернулся в университет. Они с Сарой счастливы и здоровы и до конца года ждут нового прибавления в семье.
Политические новости были многообещающими. Хотя «Оссева брандваг» и другие тайные общества были дискредитированы и запрещены, их члены влились в Национальную партию доктора Дэниэла Малана, укрепили эту партию и оживили ее. Единство африкандеров никогда не было так прочно, а открытие грандиозного памятника воортреккерам на холме над Преторией объединило Volk, так что даже те, кто вступил в армию Сматса и воевал в Северной Африке и в Италии, теперь переходили на другую сторону.
Сматс и его Объединенная партия вызывали все большее недовольство. Считалось, что он ставит интересы Британского Содружества Наций, в создании которого он сыграл такую большую роль, выше интересов Южной Африки.
Более того, Сматс допустил политическую ошибку, пригласив в страну британскую королевскую семью, и ее присутствие вызвало дополнительную поляризацию общественного мнения между англоязычными шовинистами и африкандерами. Даже многих людей Сматса оскорбил этот визит.
Доктор Хендрик Френч Верворд, который оставил преподавание в Стелленбосском университете и стал издателем «Die Vaderland», в своей газете только раз упомянул о королевском визите. Он предупредил читателей, что в Йоханнесбурге в связи с приездом в город иностранцев возможно нарушение уличного движения.
Во время выступления королевы на открытии южно-африканского парламента доктор Малан и все депутаты – члены его националистической партии в знак протеста отсутствовали.
Дядя Тромп закончил письмо так: «Мы, как Volk, вышли из бури более сильными и чистыми, мы как никогда полны решимости достичь своей цели. Впереди
