товарищей, все залюбовались его статностью, ростом, благородством его движений.
Но он уже не обращал внимания на их объятия и благословения, – ему было не до того; он узнал, что Гасан-хан с войском возвращается из Карса – об этом сказали ему карсскне жители. В тот же миг послал он двух конных в Гюмри, а другим приказал не мешкая увести женщин и детей и укрыть их где-нибудь в крепости или в ущелье, скотину же и овец перегнать через ущелье, в шурагяльскую степь. Сам же собрал всех, кто только владел ружьем и шашкой, и с ними поднялся круто в гору. Десяти-пятнадцатилетние мальчики, тоже превратились во львов, жаждали отомстить за свою кровь.
У пленных тюрков и курдов тоже отобрали оружие, связали их всех вместе и отвели в крепость. Если б не Агаси, они не уцелели бы – карсцы хотели убить их камнями или сбросить в воду.
Было 23 июля 1821 года, когда достославный древний армянский город Ани увидел воочию храброе воинство, более чем в триста человек, не считая подростков, вооруженное и снаряженное.
Когда воины вошли в осиротелую свою столицу, глаза их наполнились слезами. Целый час, повергнувшись ниц, лежали они в храме и не могли оторваться от земли.
Но надо было быть начеку Агаси попросил товарищей в другой раз сказать и исполнить все, чего требовало их сердце, и разделил войско на две части. Одну половину он поручил Каро, искусившемуся и набравшемуся опыта в минувших боях, другую взял под собственное свое начало. Каждый положил себе в карман все необходимое для еды. Еще человек тридцать он приставил к женщинам. Сам Агаси засел в крепости. Каро занял западное ущелье, Муса остался при женщинах. По милости божией порох и пули подоспели вовремя
Условились между собою так: ежели Гасан-хан войдет в ущелье, – выждать, пока все его войско пройдет мимо, потом действовать. Если же враг пойдет прямым путем на крепость, – не выходить, пока все не соберутся, и нагрянуть сразу, в самый разгар боя – половина с одной стороны ущелья, половина – с другой, и так ошеломить врага, чтобы ему ничего не оставалось, кроме бегства.
Решили, что если бог пошлет им такую удачу, то и Муса должен оставить женщин в защищенном месте, а коней и людей своих вывести, – быть может, удастся нагнать врагов и всех перебить
Утренняя прохлада уже прошла, когда все разошлись и заняли свои места. Настал полдень. Но не так жара распаляла землю, как кровь горячила сердца и жилы храбрых армянских воинов. Бессмертным подвигом почитали они пролить кровь за землю своего народа, своих князей и царей, доблестно лечь костьми.
Солнце уже на два гяза отклонилось от середины неба, когда из крепости заметили подымавшуюся пыль. Облако ее постепенно увеличивалось и покрыло, наконец, аннйскую равнину.
Из ущелья тоже се приметили, – все затихли на своих местах.
Жилы готовы были лопнуть, сердце – разорваться. Многие охотно оставили бы крепость и ущелье, – рвались в открытое поле, им не терпелось показать свое мужество.
Видимо, враг, по милости божией, не знал, как обстоит дело, и потому именно спешил прибыть сюда, здесь отдохнуть малость и с вечерней прохладой снова пуститься в путь.
У них не видно было ни пушек, ни иного оружия, – одни только всадники выехали вперед, спеша прискакать в
Ереван и сообщить радостную весть, что они взяли и разрушили Карс, выселили из всех окрестных селений народ и теперь ведут людей, погоняя их шашками.
Никак не мог Гасан-хан, разоривший на своем веку столь многолюдные края, заподозрить, что именно здесь, в каких-то развалинах, куда разве лишь пастух забредет, где только вороны вьют своп гнезда, на возвратном пути подстерегает его лихая беда!
Пыль и туман обволокли город. Казалось, развалины стен и башен тоже завидели своих разрушителей и позакрыли веки, не желая смотреть.
Пословица говорит: «Ежели есть на то благоволение божие, ягненок жертвенный сам к твоим дверям подойдет». Как раз нечто подобное и случилось.
Вступив в город, Гасан-хан тотчас слез с коня. Разбили шатер.
У персов такой обычай: как только слезет перс с коня, так кладет ружье, доспехи, бурку на седельную луку, а коней, по четыре, по пять отдает прогуливать кому-нибудь из своих слуг. Сам же, если время намаза, совершает намаз; если время еды, закуривает кальян и садится есть, поджав под себя ноги.
На сей раз случилось время и того и другого. Человек двадцать здесь, человек сто там, усталые с дороги, поразостлали свои бурки, вынули из-за пазух круглые камни и гребни, из ножен – шашки и все это разложили перед собой.
Можно было принять их за неких духов тьмы: с закрытыми ртами, поднимались они и вновь опускались, прикасались лицом к камню, к шашке, пребывали некоторое время приникшими к земле, потом опять поднимали головы и опять припадали ниц, всё это с шапкой на голове, – снова приподымались и с полуопущенной головой шептали себе под нос молитвы, так тихо, что и собственные уши не слышали, затем клали руки на колени, нагибаясь, глядели на камень, на шашку, вновь откидывались на коленях и вновь головою прикасались к земле.
Всем известно, что если магометанину во время совершения намаза даже голову отрубить, он и лица не повернет. Так чувствует он силу молитвы, – хоть сам и не понимает ни единого слова, ибо все молитвы на арабском языке.
Как только персы в первый раз опустились на колени, наши ребята сразу же хотели на них наброситься, но храбрый Агаси поднял палец, чтоб они не двигались с места. Пленные турки убивались, что не могут помочь своим единоверцам. Кое-кому из них тут же на месте выпустили кишки. А другие, получив острастку, – как увидели, так и присмирели.
Агаси, выросший среди персов, хорошо знал, что пока намаз не дошел до половины, действовать еще не время.
Ребята, бывшие в ущелье, не слыша никаких выстрелов, догадались, что волк сам угодил в капкан, повылезли из пещер и тихонько, по скалам, подобрались к городу.
Слуги персов даже заметили кое-кого из них, – но как могло прийти им в голову какое-либо подозрение? Они думали, что это свои люди, вышедшие поохотиться с целью преподнести потом добычу какому-нибудь хану или беку и получить за то подарок.
Это движение приметили и засевшие в крепости, – их бросило в дрожь.
Теперь уже нельзя было терять ни минуты. Стоит врагу узнать, дело погибло.
Издали, со стороны Еревана, тоже мчалось два-три всадника, – они припали к ушам коней и подымали пыль.
