Полсекунды спустя Поло (или кто-то еще) заявила:
— Больше не хочу тебя видеть!
А Грэйви (или кто-то еще) отрезала:
— А я никого из вас не хочу больше видеть!
И Кларисса стала умолять Джен вразумить их всех, но с нее тоже было довольно, и вскоре Кларисса осталась наедине со Сьюзи, которая по-прежнему сидела на столе, болтая тощими ногами и вскидывая выщипанные брови так высоко, как это позволял бо-токс.
— Хочешь открыть подарки? — спросила Сьюзи.
— Кларисса, детка. — На кухню вошел Саймон, с трудом протискивая в двери огромного желтого утенка. И этот… У мужиков явные проблемы сплюшевыми игрушками… — Надеюсь, я ничего не пропустил?
Сьюзи бросила на него змеиный взгляд, сползла с разделочного стола, обхватила Саймона за талию и потащила во двор.
— С чего лучше начать?..
Таковы были последние слова, услышанные Клариссой, после чего она опустила на пол все свои семьдесят два (семьдесят восемь) килограммов беременного веса.
Некоторое время она наслаждалась чувством острой жалости к самой себе, затем посмотрела на кухонный стол, на подарок, оставленный этим дутым Аароном. Кларисса поднялась, что далось ей очень нелегко, и подошла ближе. Аккуратный сверток, и плоский и легкий — похоже на рамку для фотографий. Кларисса с кривой ухмылкой начала разрывать оберточную бумагу. Рамка для фотографий от отца ее ребенка… Профессионал — он во всем профессионал.
Картина… Та самая акварель с аукциона, та самая, которая ей так понравилась и которую забрал себе белобрысый алкаш, оказавшийся подлинным Аароном.
«Рыбачья лодка на закате» отныне принадлежала ей.
Кларисса поставила картину на стол и долго смотрела на нее, на эту простенькую акварель, которая чем-то ее привлекла, и размышляла, насколько изменилась ее жизнь за последний год. Она думала о том, кем была раньше, когда все это только началось, и гадала, в кого превратится сейчас.
А потом так же задумчиво умяла целую тарелку крохотных черничных пончиков.
28. Рождение… ну и кто у нас?
Суд над Тедди прошел без сучка без задоринки — если не считать того факта, что его приговорили к шести месяцам в федеральной тюрьме. По счастью, срок заключения начинался через неделю, так что Тедди смог посетить гала-концерт «Юных Ангелов», чтобы вместе с дочерью полюбоваться, как его бывшая жена, в чулках и в цилиндре, вместе с еще двадцатью бабулями отплясывает бесконечную чечетку под музыку, которая устарела раньше, чем ее сочинили.
— Могло быть и хуже, — сказал Тедди, когда они с Клариссой ехали на это шоу по Голливуд-бульвару. — Аарон меня просто спас. Этот адвокат, которого он мне нанял, — настоящая чертова акула.
Кларисса поправила ремень на огромном животе. Прямо под пупком торчал то ли локоток, то ли коленка. Она потерла эту выпуклость и поежилась. Она еще не говорила отцу, что Аарон — вовсе не Аарон. У Тедди в жизни и без того довольно проблем.
— Думаю, что твой срок в тюрьме пролетит быстрее, чем мамины танцы-шманцы.
— Кларисса, довольно! Ты должна поддерживать мать.
— Как будто мало поддержки в том, что я вообще собралась на этот балаган.
— Она заботилась о тебе все это время. Прояви уважение, — велел Тедди и сурово покосился на дочь.
— Что на тебя нашло? — Кларисса повернулась к отцу; тот вел машину с серьезным, почти мрачным видом.
— Что на меня нашло? — Тедди покачал головой. — Кларисса, мне шестьдесят лет, и я второй раз в жизни отправляюсь за решетку. У меня есть бывшая жена, которой я почти все время изменял, и дочь, которая на меня постоянно злится. Кроме тех случаев, разумеется, когда просит денег.
— И кто в этом виноват?
— Я, Кларисса. Это моя вина.
— Шутить изволишь, Тедди?
— Ты не обязана мне верить. И все же я думаю, что ты должна чуть получше обращаться с матерью, вот и все.
Кларисса вжалась в сиденье и уставилась в окно. Она, зрелая женщина, готовая вот-вот родить ребенка, неожиданно почувствовала себя хулиганистой школьницей, которую отчитывает отец.
— Ты дуешься, — укорил Тедди.
— Я не дуюсь, — мотнула головой Кларисса, продолжая дуться.
Тедди ухватил ее за нижнюю губу, как делал когда-то давным-давно.
— А это что такое?
— Я не дуюсь, — еще больше надулась она.
Шоу «Юных Ангелов» представляло собой взрывной коктейль ярко-красных губ, напудренных лиц и ног, которые выглядели на двадцать пять, но на самом деле топтали землю уже добрых лет пятьдесят. Когда появилась мать Клариссы, Тедди завопил, как выпускник школы, впервые попавший на футбольный матч. Глядя на отца, который с горящими глазами хлопал в ладоши и свистел — и при этом вовсе не был пьян, — Кларисса поняла, что Тедди до сих пор любит мать. Хотя они пропустили друг дружку через все круги супружеского ада, он все еще ее любил.
Кларисса сама не знала, что раздражает ее сильнее — полные жизни престарелые чечеточницы, на фоне которых сама она выглядела горой картофельного пюре, или тот факт, что родители, сводившие друг друга с ума на протяжении стольких лет, по-прежнему были близки. Тут даже самый здоровый человек слег бы в постель на неделю.
Прямо посреди патриотического выступления «девочек» в красно-бело-синих шляпах с ленточками и кружавчиками, надушенных так, что хоть задохнись, Кларисса внезапно почувствовала, как у нее в животе что-то сжалось, и тронула Тедди за локоть.
— Я в туалет, — сказала она. — Надо немного пройтись. Опять сигналит.
Ложные схватки вот уже целую неделю доводили ее до остервенения. Тедди сочувственно кивнул:
— Как я тебя понимаю. У меня тоже кошмарно болит спина.
Кларисса покачала головой и вышла из-за стола, очень стараясь ни на кого не наступить.
Поход в туалет отнюдь не облегчил ложных схваток, и Кларисса задумалась о других возможностях, — к примеру, о схватках настоящих.
— Это не схватки, — заявила она по телефону Грэйви, не выходя из кабинки. Они были в ссоре и не общались друг с другом, но это не значит, что не болтали каждый день.
— Откуда тебе знать, что это не схватки? У тебя что, уже раньше бывали схватки?
— Что-то не припомню, — простонала Кларисса. В животе опять все сжалось, и она стиснула его руками.
— А часто у тебя эти схватки?
— Это не схватки, идиотка! — завопила Кларисса из туалетной кабинки. — Это ложная тревога!
— Вы там скоро? — спросил кто-то снаружи. — Тут уже целая очередь.
— О боже, — выдохнула Кларисса. — Я перезвоню.
Длинная очередь и впрямь уже выстроилась перед жалкими двумя кабинками, рассчитанными на пятисотместный зал.
