К моей вожатой, как малыш спешит
Всегда туда, где верной ждёт опоры;
4 Она, как мать, чей голос так звучит,
Что мальчик, побледневший от волненья,
Опять весёлый обретает вид,
7 Сказала мне: "Здесь горние селенья.
Иль ты забыл, что свят в них каждый миг
И все исходит от благого рвенья?
10 Суди, как был бы искажён твой лик
Моей улыбкой и поющим хором,
Когда тебя так потрясает крик,
13 Непонятый тобою, но в котором
Предвозвещалось мщенье, чей приход
Ты сам ещё увидишь смертным взором.
16 Небесный меч ни медленно сечёт,
Ни быстро, разве лишь в глазах иного,
Кто с нетерпеньем иль со страхом ждёт.
19 Теперь ты должен обернуться снова;
Немало душ, одну другой славней
Увидишь ты, моё исполнив слово".
22 Я оглянулся, повинуясь ей;
И мне станица мелких сфер предстала,
Украшенных взаимностью лучей.
25 Я был как тот, кто притупляет жало
Желания и заявить о нём
Не смеет, чтоб оно не раздражало.
28 Но подплыла всех налитей огнём
И самая большая из жемчужин
Унять меня в томлении моём.
31 В ней я услышал[1563]: "Будь твой взор так дружен,
Как мой, с любовью, жгущей нашу грудь,
Вопрос твой был бы в слове обнаружен.
34 Но я, чтоб не замедлен был твой путь
К высокой цели, не таю ответа,
Хоть ты уста боишься разомкнуть.
37 Вершину над Касино[1564] в оны лета
Толпами посещал в урочный час
Обманутый народ,[1565] противник света.
40 Я — тот, кто там поведал в первый раз,
Как назывался миру ниспославший
Ту истину, что так возносит нас;
43 По милости, мне свыше воссиявшей,
Я всю округу вырвал из тенёт
Нечистой веры, землю соблазнявшей.
46 Все эти светы были, в свой черёд,
Мужи, чьи взоры созерцали бога,
А дух рождал священный цвет и плод.
49 Макарий здесь, здесь Ромоальд,[1566] здесь много
Моих собратий, чей в монастырях
Был замкнут шаг и сердце было строго".
52 И я ему: "Приязнь, в твоих словах
Мне явленная, и благоволенье,
Мной видимое в ваших пламенах,
55 Моей души раскрыли дерзновенье,
Как розу раскрывает солнца зной,
Когда всего сильней её цветенье.
58 И я прошу; и ты, отец, открой,
Могу ли я пребыть в отрадной вере,
Что я узрю воочью образ твой".
61 И он мне: "Брат, свершится в высшей сфере[1567]
Всё то, чего душа твоя ждала;
Там все, и я, блаженны в полной мере.
64 Там свершена, всецела и зрела
Надежда всех; там вечно пребывает
Любая часть недвижной, как была.
67 То — шар вне места, остий он не знает;
И наша лестница, устремлена
В его предел, от взора улетает.
70 Пред патриархом Яковом она
Дотуда от земли взнеслась когда-то,
Когда предстала, ангелов полна.[1568]
73 Теперь к её ступеням не подъята
Ничья стопа, и для сынов земли
Писать устав мой — лишь бумаги трата.
76 Те стены, где монастыри цвели, —
Теперь вертепы; превратились рясы
В дурной мукой набитые кули.
79 Не так враждебна лихва без прикрасы
Всевышнему, как в нынешние дни
Столь милые монашеству запасы.
82 Всё, чем владеет церковь, — искони
Наследье нищих, страждущих сугубо,
А не родни[1569] иль якобы родни.
85 Столь многое земному телу любо,
Что раньше минет чистых дум пора,
Чем первый жёлудь вырастет у дуба.
88 Пётр[1570] начинал без злата и сребра,
А я — молитвой и постом упорным;
Франциск смиреньем звал на путь добра.
91 И ты, сравнив с почином благотворным
Тот путь, каким преемники идут,
Увидишь сам, что белый цвет стал черным.
94 Хоть в том, как Иордан был разомкнут
И вскрылось море, промысл объявился
Чудесней, чем была бы помощь тут".
97 Так он сказал и вновь соединился
С собором, и собор слился тесней;
Затем, как вихорь, разом кверху взвился.
100 Моя владычица вдоль ступеней
Меня взметнула лёгким мановеньем,
Всесильным над природою моей;
103 Ни вверх, ни вниз естественным движеньем
Так быстро не спешат в земном краю,
Чтобы с моим сравниться окрыленьем.
106 Читатель, верь, — как то, что я таю
Надежду вновь обресть усладу Рая,
Которой ради, каясь, перси бью, —
109 Ты не быстрей обжёг бы, вынимая,
Свой перст в огне, чем предо мной возник
Знак, первый вслед Тельцу,[1571] меня вбирая.
112 О пламенные звезды, о родник
Высоких сил, который возлелеял
Мой гений, будь он мал или велик![1572]
115 Всходил меж вас, меж вас к закату реял
Отец всего, в чём смертна жизнь, когда
Тосканский воздух на меня повеял;[1573]
118 И мне, чудесно взятому туда,
Где ходит свод небесный, вас кружащий,[1574]
Быть в вашем царстве выпала чреда.
121 К вам устремляю ныне вздох молящий,
Дабы мой дух окреп во много крат
И трудный шаг[1575] свершил, его манящий.
124 "Так близок ты к последней из отрад, —
Сказала Беатриче мне, — что строгий
Быть должен у тебя и чистый взгляд.
127 Пока ты не вступил в её чертоги,
Вниз посмотри, — какой обширный мир
Я под твои уже повергла ноги;
130 Чтоб уготовать в сердце светлый пир
Победным толпам,[1576] что сюда несутся
С веселием сквозь круговой эфир".
133 Тогда я дал моим глазам вернуться
Сквозь семь небес — и видел этот шар[1577]
Столь жалким, что не мог не усмехнуться;
136 И чем в душе он меньший будит жар,
Тем лучше; и к другому обращённый
Бесспорнейшую мудрость принял в дар.
139 Я дочь Латоны[1578] видел озарённой
Без тех теней,[1579] чьё прежде естество
Искал в среде густой и разреженной.
142 Я вынес облик сына твоего,
О Гиперион[1580]; и постиг круженье,
О Майя и Диона,[1581] близ него.
145 Я созерцал смягчённое горенье
Юпитера меж сыном и отцом;[1582]
Мне уяснилось их перемещенье.
148 И быстроту свою, и свой объем
Все семеро представили мне сами,
И как у всех — уединённый дом.
151 С нетленными вращаясь Близнецами,
Клочок, родящий в нас такой раздор,
Я видел весь, с горами и реками.[1583]
154 Потом опять взглянул в прекрасный взор.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Восьмое, звёздное небо. — Торжествующие1 Как птица, посреди листвы любимой,
Ночь проведя в гнезде птенцов родных,
Когда весь мир от нас укрыт, незримый,
4 Чтобы увидеть милый облик их
И корм найти, которым сыты детки, —
А ей отраден тяжкий труд для них, —
