Арцеулов спал тревожно. Короткие, странные сны сменяли друг друга. Снилась война. Он видел заснеженное поле, обгорелые хаты на окраине брошенной станицы, мелькнули лица Орловского, Корфа, убитого под Екатеринодаром Мити Завалишина. И тут, заслоняя других, появился знакомый силуэт в короткой, не по росту, шинели с косо висевшим солдатским «Георгием». Из-под теплой зимней фуражки насмешливо сверкнули серые глаза:
– Отдыхаешь, Ростислав?
Виктор Ухтомский стоял, опираясь на винтовку, и на левой щеке краснела знакомая отметина, полученная в бою под Невинномысском.
– Виктор! – капитан понимал, что это сон, но все же обрадовался.
– Мы увидимся, правда?
– Я сейчас далеко, Виктор, но я выберусь. Найду тебя и всех наших…
– Меня не найдешь, – князь усмехнулся, на раненой щеке начала медленно проступать капля крови. – Тебе скажут, что я пропал без вести под Каховкой. Это будет через полгода… Но не хорони меня. Мы увидимся, только очень нескоро… Ты дождись…
– Дождусь, – даже во сне капитан сообразил, что Виктора уже давно может не быть в живых. Похоже, князь тоже понял:
– Нормально, гвардия! Как там ты пел? «Не падайте духом…»
– «…поручик Ухтомский»,– одними губами проговорил капитан, и вдруг лицо Виктора исчезло. В ушах прогремел резкий голос генерала Маркова:
– Ар-рцеулов! Пр-роспите цар-рствие Небесное!
…Ростислав открыл глаза и мгновенно привстал. Рука по фронтовой привычке сжала лежавший рядом трофейный револьвер. В комнате все было спокойно, разве что немного душно. Фонарь светил теплым желтым огоньком, Тэд спал, положив ладони под щеку и чему-то улыбался. А вот Косухина нигде не было видно.
Поначалу этот факт был воспринят Арцеуловым достаточно безразлично. Возможно, краснопузого потянуло перекурить. Капитан и сам был не прочь прикончить папиросину. Рука потянулась к лежавшей на виду пачке, вторая привычно нащупала зажигалку в кармане полушубка. Но перекурить не случилось. Взгляд упал не неровные пляшущие буквы, нацарапанные карандашом по твердому картону. Все еще не понимая, Ростислав поднес пачку к свету…
…Первое, что почувствовал Арцеулов – это обиду. Обыкновенную человеческую обиду. Краснопузый не должен был так поступать! Это, в конце концов, просто не по-товарищески, не говоря уже о том, что соваться в монастырь без разведки, да еще и без оружия – Степин карабин оказался на месте – да еще, считай, со смертным приговором в кармане…
И тут на смену обиде пришел страх. Да, красный командир проштрафился. Его вполне могут поставить к стенке – хотя бы за Челкель. И поэтому краснопузый мог попытаться загладить вину – откупиться его, Арцеулова, головой…
Рука вновь сжала револьвер, глаза уже начали искать «сидор» с продуктами. Капитан накинул на плечи полушубок, вскочил и замер.
Страх прошел, его сменил стыд. Ростиславу представилось, что не Степа, а он сам решился на безумную вылазку, а проснувшийся Косухин вдруг решает, что беляк задумал сдать беглого представителя Сиббюро и тем заслужить прощение. Капитан взглянул на часы – начало четвертого. До монастыря спокойного ходу минут двадцать, значит, за это время их с Тэдом успели бы давно арестовать – даже если перед этим требовалось время для большевистского митинга с вынесением резолюции. Выходит, в Степином послании правда, он где-то там, в Шекар-Гомпе, если, конечно, еще жив…
Ростислав быстро оделся, застегнул «гусарский» полушубок и проверил оружие. В любом случае досыпать до утра он не собирался, равно как и сидеть и ждать. Мелькнула мысль самому попытаться подобраться поближе к монастырю, но рассудок тут же ее отбросил. Прямо в лоб не подойдешь, а обходных путей Арцеулов не знал. Косухин по крайней мере мог попытаться сойти за своего…
Оставалось одно – добраться до помещения с окошком, прорезанным в скале, и наблюдать. Ростислав закинул оружие на плечо и повернулся, чтобы идти.
– Оу, война?
Тэд сидел, протирая глаза, но в руке уже держал карабин.
– Идите за мной!
Объяснятся было некогда. Арцеулов быстро прошел по коридору, спустился по ступенькам и почти вбежал в помещение, откуда они наблюдали за монастырем. Первое, что он заметил – «окошко». Оно было открыто, в углу горела лампадка, а рядом с окном сидел один из монахов. Услышав шаги, он встал и быстро поклонился.
– Добрый вечер, вернее, утро, – заторопился Ростислав. – Как бы это спросить… Тэд, где вы?
– Почти здесь! – Американец уже спускался по лестнице. Монах поглядел на капитана и молча указал на монастырь.
– Наш товарищ… – неуверенно начал Арцеулов. – Он…
Монах быстро кивнул, вновь указав худой загорелой рукой на темневший на горе Шекар-Гомп.
– Что случилось, Ростислав? На нас напали? Где Стив? – Валюженич скатился по ступенькам, зацепился за одну из них носком наполовину надетого унта и чуть не упал.
– Он в… – капитан никак не мог вспомнить, как будет «монастырь» по-английски. – Идите сюда, Тэд!..
Валюженич тоже обиделся на Степу, но рассудил, что лично с него, Тадеуша, толку в разведке мало, а Стив, похоже, настоящий герой. Предложение подежурить до утра было принято с восторгом. Американец заявил, что выспался на месяц вперед и, вообще, начинает скучать. Пристроившись у окна, он стал внимательно рассматривать пустую, освещенную прожекторами, котловину.
Между тем монах поманил Арцеулова за собой. Неяркий свет лампадки осветил неровный участок стены. Рука молчаливого монаха легла на один из выступающих камней. Послышался легкий скрип, в открывшуюся щель пахнуло ледяным морозом.
– Спасибо, – понял Арцеулов и повернулся к американцу. – Ну что там, Тэд?
– Оу, я мало что понимаю в во всем этом, но кажется только что сменили караул у ворот…
– А по-моему, вам не впервой влипать в подобные истории, – заметил Арцеулов, присаживаясь рядом.
– Ну, что вы! Археология – наука специфическая. Великий Ботта как-то сказал, что обычный график работы археолога – копать днем и отстреливаться по ночам. Остальное время уходит на написание отчета…
– Наверное, поэтому ваш отец и не хотел, чтобы вы жили по подобному графику, – предположил капитан.
– А-а! Старик сам в молодости копал Ниневию и привез с собой две пули в предплечье… Ростислав, видите?
…Мимо подножия горы прошло несколько солдат. Откуда-то из тени появились две темные фигурки и стали не спеша двигаться в сторону лагерных ворот.
– Это в лагерь, – рассудил капитан. – Интересно, откуда они вышли? Наверное, там тоже проход в скале.
– О подземельях Шекар-Гомпа я слыхал еще в Кампале. Между прочим, по слухам, там похоронен Гэсэр-хан. Это уже седьмая могила Гэсэра, о которой я слыхал. Знаете, как в Средние века: в Кельне хранились мощи Иоанна Крестителя-младенца, в Аахене его же – тридцатилетнего, а в Аугсбурге – посмертные останки и топор, которым ему отрубили голову.
– Сами выдумали? – усмехнулся Арцеулов.
– Не я. Кто-то из протестантских публицистов, чуть ли не Меланхтон… Смотрите, их встречают!..
– Да, похоже, смена караула…
Выстрелов они не услыхали. Просто внезапно стали гаснуть прожектора…
– Оу! – удивился Валюженич. – Они, кажется перешли на режим экономия электроэнергии!
– Нет-нет! – догадался капитан. – Скорее! Карабин не забудьте!
Рука несколько раз без толку ударила по камню, прежде чем спрятанный в глубине скалы механизм сработал, и вход начал медленно открываться. И тут же в уши ударил сухой треск выстрелов.
Котловина, только что залитая бледным электрическим огнем, теперь тонула в темноте. Со стороны аэродрома дернулся луч прожектора, начал неуверенно ползти по склону…
– Они там… – Арцеулов, закусив губу, на секунду задумался. – Тэд?
– Жду приказа!
– Стойте у входа и бейте по каждому, кто подойдет. Лучше в голову или в сердце – чтоб наверняка…
– Оу, понял, но у меня нет серебряных пуль… А вы?
Ростислав, не ответив, нырнул в темноту. Лучи прожекторов, шарившие по темному дну котловины, скрестились, высветив какие-то фигуры, но затем все вновь исчезло. Капитан остановился, не зная, что делать. И тут в нескольких шагах от него кто-то пробежал, следом мелькнула густая черная тень. Крик! Арцеулов взял карабин наперевес и бросился на голос.
…Кто-то лежал на земле, закрыв голову руками, а огромный черный пес наклонился, пытаясь достать до горла упавшего. Арцеулов, вспомнив, что этих тварей пули не берут, размахнулся – и со всей силы обрушил приклад на заросший густой шерстью загривок. Собака упала молча, задние лапы дернулись, пасть оскалилась – удар перебил позвоночник. Арцеулов наклонился над тем лежащим.
– Степан?
Но он уже понял – это не Косухин. На человеке была не лохматая Степина шуба, а белый полушубок – тоже знакомый…
