– Рутгер! – К воеводе подошёл Сардейл. При каждом шаге он морщился, и, кажется, даже слегка постанывал. Это никак не походило на несгибаемого забияку-ветерана.
– Что с тобой? Неужели крепко досталось? Ранен?
– Нет, всё в порядке. Просто мне здорово намяли бока. – Сардейл рассмеялся. – Первый раз в жизни не одел под доспехи тегиляй, и тут же меня обколотили как яблоню! Это знак, не иначе.
– Сколько вигов погибло?
– Пока не знаю. Воины добивают безнадёжных. – Он заметил, как поморщился воевода. – Что же ты хочешь? Это – война, и милосерднее будет убить быстро и безболезненно, чем пытаясь вылечить, каждый день, перевязывая, и продолжать страдания бойца. В конце концов, они знали, на что шли, и были готовы к смерти. И Бессмертный Тэнгри, и Великая Пустота встретят их с почётом, ведь они погибли в битве.
– Может быть, когда-нибудь в Обитаемом Мире наступит время без войн? Неужели так и будет продолжаться вечно?
– А чем тебе плохо наше время? Чем бы виги занимались, если бы не было войн? Я ничего не умею, кроме как махать секирой, и труд на земле или в кузнице совсем не для меня! Для этого есть харвеллы и заулы… – Сардейл смолк, потому что с холма спустился Аласейа и Анди, ведя перед собой приведённого в чувства степняка.
Тот смотрел по сторонам безумными глазами, и казалось, что мало чего понимал. Он остановился, и обессилено опустился на вытоптанную траву между телами своих соотечественников.
– Встань! Перед тобой воевода Стальной Барс! – Начал было ветеран, но был остановлен Рутгером.
– Как твоё имя?
Степняку потребовалось какое-то время, прежде чем он смог осознать вопрос, и найти в себе силы, говорить:
– Зачем тебе имя того, кого ты всё равно убьёшь? Достань свой меч, и давай закончим на этом.
– Ты торопишься умереть?
– А что мне остаётся? Я покрыл своё имя несмываемым позором, и на Родине, в степях, меня ждут только проклятия!
– Я не хочу тебя убивать, и если ты ответишь мне на несколько вопросов, то будешь отпущен.
– Зачем свобода тому, кто уже мёртв? Впрочем, на твои вопросы я отвечу, и скажу всё, что знаю. Может, в благодарность за это твоя рука будет тверда, и я умру быстро.
– Откуда вы знали, что мы перейдём Чёрный Лес именно здесь?
– Знали? Нет, мы не знали этого наверняка, но я догадался, где пройдёт ваш путь. Не забывай, я – тысячник, а этого звания Аллай-хан так просто не давал.
– Так ты – Сагынай?
Степняк кивнул, и опустил голову.
Рутгер задумался. У него был так много вопросов, что он не знал с какого начать. Каждый казался важным, и на каждый он надеялся получить полный ответ. Слишком многое он хотел прояснить, и слишком многое хотелось узнать.
– Ты был в шатре у Владыки Альгара. Зачем? Чтобы просто поблагодарить его за милости оказанные пленным?
– Нет. Меня привели туда после разговора с лордом Фельмором. О! Это страшный человек! Повелитель Сармейских степей по сравнению с ним просто щенок! От одного его взгляда пробирает холод! – Тысячник немного помолчал, о чём-то раздумывая, а потом уже тише добавил: – Как же должна быть несчастна страна, где властвуют такие чудовища…
– О чём вы говорили?
– Это был не разговор. Говорил только лорд Фельмор. Я всего лишь внимал ему, и дал клятву выполнить его приказ. – Челман поднял голову, и встретился взглядом с Рутгером. – Я видел всякое, я видел разное. Я видел, как плетутся интриги и заговоры, но я никогда не видел, как за кучу золотых монет и обещание власти продают собственную страну! Почему сердца ваших властителей полны жадностью и алчностью?
– Не трогай эту рану. Она затянется ещё не скоро, и что бы мы ни делали, будет кровоточить ещё очень долго. – Барс немного помолчал, удивляясь, что какой-то тысячник из степей, пришедший с войском врага всё это смог разглядеть, понять, и спросил, надеясь на правдивый ответ: – Так что приказал тебе лорд Фельмор?
– Мне было приказано вырезать отряд вигов, перейдущий Чёрный Лес. Я не знаю всех тонкостей этого заговора, и могу лишь догадываться о ставке в нём, но с уверенностью могу сказать, что твои враги, Стальной Барс, настроены очень решительно. Случайно мне стало известно, почему Повелитель Аллай-хан с запада повернул на север. Ведь раньше он совсем не собирался идти на Северный Союз племён. Мы были просто не готовы к войне со страной Лазоревых Гор!
Рутгер напрягся. Он понял, что стоит на пороге какой-то большой тайны, какая своей оглаской может поставить весь его устоявшийся мир с ног на голову. Это было страшно, и в то же время до ужаса любопытно. Он должен был это узнать. Чтобы стать сильнее, и не питать каких-либо иллюзий относительно лордов.
– Вина! Дайте тысячнику смочить горло!
Он подождал, пока челман шумно отфыркиваясь, разбрызгивая батгейское вино, напьётся, и только тогда спросил:
– Что же тебе стало известно?
– Это ваши лорды, вступив в сговор с повелителем Ивтуром, призвали в свою страну нашу орду. Я не знаю всех имён, но я точно знаю, что это так. Аллай-хану обещали, что победа будет лёгкой, и он без труда одолеет ваше войско. Он просчитался. Виги сделали невозможное, особенно ты – Стальной Барс. После Волчьих Ворот твоё имя вызывает ужас, и безграничное уважение. Любой воин посчитал бы великой честью встать под твоё знамя.
Вопросы к тысячнику челман ещё оставались, но воевода посчитал, что они уже не так важны. Главное, что он хотел узнать, и в чём хотел удостовериться, он уже понял. Его сердце кипело от праведного гнева, в голове всё перемешалось, и была только одна мысль – смерть всем предателям, и тем, кто хоть как-то причастен к этому чудовищному заговору.
– Отпустите его. Пусть убирается в свои степи, и запомнит, что в следующий раз Союз Северных племён перейдёт Чёрный Лес, и стерёт с лица земли все народы, что будут угрожать ему. Я могу поступить с пленными так, как поступали наши предки, но пока не буду этого делать. Пока я тебя просто предупреждаю. У Аллай-хана есть сын?
– Да. – Поспешно кивнул тысячник. – Я уверен, что как только ему станет известно о смерти своего отца, он начнёт собирать свою орду, чтобы отомстить. Как бурная река, постепенно набирающая свою силу, сын хана накопит собственные силы, и когда уже не сможет их сдерживать, обрушится на страну Лазоревых Гор.
– Постарайся убедить его, что не стоит этого делать, ради будущего вашего же народа, иначе вы все будете уничтожены. Все! Вплоть до последнего человека!
Рутгер повернулся, и хотел уже уйти, но его окликнул Сагынай:
– Стальной Барс! А как поступали ваши предки с пленными?
Воевода повернулся, и с ухмылкой, медленно произнося каждое слово, так, чтобы звучало весомо, и отпечаталось в голове степняка, произнёс:
– Взятым в бою пленникам отрубали правую руку.
Тысячник вздрогнул, представив возвращающиеся домой толпы одноруких мужей. Что может быть страшнее и ужаснее? Разве может после такого увечья полноценно существовать человек? Разве сможет он защитить свою семью, работать на земле, охотиться? Он будет обузой, и его род зачахнет.
– Почему ты меня отпускаешь?
– Сколько вас пришло на нашу землю? Сколько уходит? Вы уже достаточно наказаны, и я надеюсь, что надолго запомните эту войну.
– Я поклялся убить тебя!
Рутгер посмотрел в глаза челмана, но кроме боли ничего там не увидел. Ему было жаль раненного тысячника. Он казался ему обманутым, растоптанным человеком, коего использовали в тёмную в грязной игре. Он такая же жертва чьей-то жадности, как и многие другие сотни степняков.
– Что тебе эта клятва? Ты попытался её исполнить, и потерпел поражение. Ты дал её тому, кто хотел твоей смерти. Вернись домой, к жене и детям. Тебя обманули! Забудь про свою клятву, и не ищи для себя оправданий. Но запомни, если ты ещё раз попадёшься нам с мечом в руках, то будешь убит.
Стальной Барс повернулся, и отошёл к телеге, что стояла у подножия холма, увязнув в телах мёртвых челман. Возле неё крутилось несколько вигов, осматривая её, и пытаясь очистить от трупов.
– Будь я проклят. – Хмуро проговорил Сардейл, носком сапога пиная огромное, треснувшее колесо. – Идея пустить на врага телеги вместо тарана – блестяща, и всё же…
– Что?
– Одна сломана, и починить её нет возможности. Вот эта ещё ничего. Поменяем колесо, и можно будет ехать. Только на это уйдёт много времени. Не меньше полудня.
– Это не так много. Я боялся худшего. Завтра с утра принимайтесь за ремонт, а пока….
Рутгер повернулся лицом к склону, и его сердце болезненно сжалось от увиденного. Солнце клонилось к закату, пометив красным кромки облаков, и вершины невысоких холмов простиравшихся до самого горизонта. Но совсем не это взволновало молодого воеводу. Отсюда, снизу, он смог увидеть весь ужас и кровь произошедшего недавно боя. Он уже немало видел кровавых тел, видел смерть, и всё же не мог к ней привыкнуть. Да и разве можно привыкнуть к человеческой жестокости?
