«Слушай Господа, слушай, что Он говорит!» Алиенора старалась – как же она старалась! – смирить свои бурлящие мысли, чтобы очистить разум и впустить Его. Но ничего не получалось; если и раздавался спокойный, тихий голос, который пытался что-то сказать ей, она его не слышала.
Королева услышала другое: возвращение Амарии с подносом, на котором лежали хлеб, небольшие кусочки мяса и эль. Алиенора не чувствовала голода, но заставила себя немного поесть, Амария села напротив и принялась по-простецки заталкивать в рот куски еды. Отвращение переполняло Алиенору. Неужели никто не говорил этой женщине, что еда – это не только возможность удовлетворить плотские потребности, но и продемонстрировать хорошие манеры, учтивость, поговорить?..
Что она и попыталась сделать.
– Вы живете поблизости? – начала Алиенора.
Амария холодно посмотрела на нее, шумно вгрызаясь в кусок хлеба.
– Нет, леди, – ответила она.
Алиенора попробовала еще раз:
– У вас где-то неподалеку семья?
– Нет.
– Тогда откуда вы?
– Из Норфолка.
– И что же вы делаете в Нормандии? – Природное любопытство Алиеноры начинало приносить результаты.
– Мой муж был одним из капитанов короля и повсюду следовал за ним. Я скучала по нему, а потому нашла работу прачки при королевском дворе, чтобы путешествовать с ним.
– Он здесь – с вами? Ваш муж.
– Он мертв, – последовал откровенный ответ.
– Примите мое сочувствие, – искренне сказала Алиенора. – И давно вы вдовствуете?
– Три месяца. Но вам что до этого, леди?
– Я просто подумала, что если уж мы вынуждены все время быть рядом, то можем попытаться сдружиться – так будет легче нам обеим.
– Вам, вы хотите сказать, – прозвучал грубый голос.
– Конечно. Но от этого и вам тоже будет польза.
Последовала пауза – Амария обдумывала ее слова.
– Мне запрещено много говорить с вами, леди, – ответила она. – Только прислуживать вам.
– Я не буду говорить о том, почему я здесь, – пообещала Алиенора. – Только о вас и обо всяких общих делах. Мне вот интересно узнать, как вы оказались на этом месте.
– Когда леди Алиса де Пороэт содержалась здесь заложницей, за нее отвечал мой муж, и я прислуживала ей. Это было несколько лет назад, но после этого я, когда требовалось, прислуживала еще нескольким приезжим дамам.
– И некоторые из них были заложницами, как леди Алиса?
– Я не знаю. Мне только говорили, что я хорошо поработала и его величество король доволен. Думаю, поэтому за мной и прислали на днях и сказали, что я буду прислуживать вам, леди.
– Вам сказали, почему я здесь? – спросила Алиенора.
– Нет, только то, что вы пленница короля.
– Но до вас ведь доходили слухи, да?
Ответом был неприветливый взгляд. Женщина поджала губы:
– Об этом я не могу говорить.
– Справедливо, – ровным тоном ответила Алиенора, стараясь не разрушать ту хрупкую связь, которая только-только начала устанавливаться между ними. – Скажите, а дети у вас есть?
– У меня есть один сын. Марк. Ему двенадцать. Он учится в школе при соборе в Кентербери. Умный мальчик. Будет священником. – Взгляд Амарии неожиданно смягчился от гордости. У нее даже внешность изменилась.
Алиеноре подумалось, что когда-то Амария, возможно, была хорошенькой.
– Вы, наверное, гордитесь им, – сказала она. – Я тоже мать и понимаю, чту вы чувствуете. Дети – самое главное в мире, правда?
Алиенора спрашивала себя, достаточно ли у Амарии ума понять, чту Алиенора пытается донести до нее: все, что она сделала, она сделала ради своих сыновей.
Амария посмотрела на нее с озадаченным, но сочувственным выражением и быстро отвернулась, когда Алиенора улыбнулась ей.
– Я должна убрать все это, – сказала она и стала собирать остатки завтрака.
– Мне нужны кое-какие вещи, – проговорила Алиенора.
– В сундуке, – ответила Амария.
Алиенора опустилась на колени, подняла крышку и нашла кипу чистых тряпиц, используемых при месячных и давно уже ей не нужных, свежее белье, головные платки и чулки – все это было переложено свежими травами. Еще она увидела два шерстяных платья: одно темно-зеленое, другое темно-синее, оба простые и удобные. Ничего королевского или блещущего великолепием; лишение ее каких-либо знаков высокого положения было частью наказания. С содроганием Алиенора подумала о том, какое платье она наденет, когда ее поведут на казнь.
– Я вижу, вы постарались, собирая это, – признательно сказала она Амарии. – Спасибо.
Вид у женщины, когда она услышала это, был смущенный. Служанка явно не знала, что думать о своей королеве.
«Может быть, она ожидала увидеть чудовище, – подумала Алиенора, – а теперь удивлена, поняв, что я существо из плоти и крови, как она сама. И что я люблю своих сыновей так же сильно, как она своего». Это было хоть какое-то основание, на котором можно строить дальнейшие отношения.
– У меня есть еще просьба, – сказала Алиенора, вставая на ноги. – Я бы хотела в моих испытаниях иметь утешение веры. Можно ли прислать ко мне священника?
– Я спрошу, леди, – ответила Амария и снова постучала в дверь.
Вернулась она через четверть часа.
– Завтра утром сюда придет отец Гуго – выслушать вашу исповедь и отслужить мессу, – сообщила она Алиеноре. Манеры служанки стали теплее.
Амария принялась стелить кровать, а Алиенора уселась на единственное кресло, спрашивая себя, что, черт побери, будет она делать в долгие часы, которые ее ждут. Необходимо чем-нибудь занять себя, чтобы отвлечься от тех ужасных мыслей, что преследовали ее. Но ничего такого, чем она привыкла занимать себя, здесь не было: ни книг, ни музыкальных инструментов, ни вышивки, ни дам, с которыми она привыкла играть в шахматы или шарады… и, конечно, ни малейшей возможности отправиться на прогулку верхом. Или хотя бы пройтись по саду. Заключение, хотя оно и оказалось легче, чем Алиенора предполагала, было удушающим, она больше не могла выносить его ни минуты.
Но куда же деваться? Надо сделать что-нибудь.
– Скажите мне, Амария, как вы любите проводить время?
– Я шью, – ответила женщина. – Прежде мне нравилось возиться у себя на огороде. Но теперь дома больше нет. Нет нужды его сохранять.
– Не могла бы я помочь вам вязать? – спросила Алиенора. – Мне нечем себя занять.
– Тут целую кипу простыней нужно подшить, – ответила Амария.
– Тогда давайте за дело! – с благодарностью откликнулась Алиенора.
– Я их принесу. – На лице женщины изобразилось некое подобие улыбки. – Ох, не думала я, что когда-нибудь придется чинить простыни с королевой Англии!
На второй день кипа простыней уменьшилась, но лишь незначительно по сравнению с предыдущим утром. Алиенора хотела бы заняться чем-нибудь, требующим умственных усилий, чтобы отвлечься от мыслей о нынешнем прискорбном положении, но она была благодарна Амарии хотя бы за то, что та если и не прониклась к ней дружескими чувствами, то стала проявлять чуть больше участия. Им удавалось поддерживать разговор о еде, деторождении, путешествии и множестве других мирских дел. Алиенора отчаянно желала довериться этой женщине, но она боялась рисковать возникшим между ними хрупким согласием. Ах, как ей хотелось поделиться с кем-нибудь своими страхами! Священник в этом смысле оказался бесполезным – старик, глупый и глухой, он выслушал произнесенную шепотом исповедь с усталым и умным видом, потом наложил на королеву нестрогое наказание. Она немедленно исполнила его, проговорив несколько раз за шитьем «Аве Мария». Алиенора поняла, какое это трудное испытание – сидеть и шить, не имея ничего другого, чем занять мечущийся ум, и думая о том, что не за горами сумасшествие.
Но такое времяпрепровождение не затянулось. Внезапно дверь распахнулась, и вошел капитан стражи.
– Приготовьтесь, леди, сюда идет король, – сообщил он. – Ты, женщина, иди со мной, – сказал стражник Амарии и пятясь вышел в дверь.
И тут Алиенора осталась наедине со своей судьбой. Страх наполнил душу, когда услышала она, как шпоры Генриха быстро постукивают по ступеням лестницы, потом пики снова разошлись, и король быстрым шагом вошел в комнату – плотная фигура в обычной охотничьей одежде, бычья голова наклонена вперед, рыжие волосы и борода отливают седыми прядями, в глазах лед ярости и ненависти. Алиеноре достаточно было раз поглядеть на мужа, чтобы понять: разговор легким не будет. Но разве она надеялась на что-нибудь иное?
Королева сделала реверанс и наклонила голову, соблюдая ритуал. Конечно, более действенно было бы опуститься на колени или упасть ниц в мольбе, но Алиенора напомнила себе, что виноватая здесь не она. Если держаться этой позиции, ей мало что поможет, но согласиться с тем, что она не права, Алиенора не могла.
– Нет слов, чтобы передать, что я о тебе думаю! – без всякого вступления прорычал Генри. Алиенора подняла голову, но муж не пожелал встречаться с ней взглядом. – Это самое горькое предательство за всю мою жизнь, – заявил он, и лицо его покраснело от гнева и обиды.
