– Не стану говорить, что рад тебе, Алиенора, – начал он сипловатым голосом. – Ты бы все равно мне не поверила. Но надеюсь, твое путешествие было приятным.
– Почему ты меня вызвал, милорд? – спросила она. Продолжать обмениваться любезностями не имело смысла, хотя все вокруг с живым интересом смотрели на них.
– Я везу тебя – и этих молодых дам – в Англию. Благодаря твоим усилиям война все еще продолжается. – Генрих злобно посмотрел на жену. – Теперь даже шотландцы зашевелились, словно нам мало тех неприятностей, что доставляют Людовик и твои возлюбленные сыновья. Они все угрожают вторжением в Англию, и мой английский юстициарий засы́пал меня мольбами о помощи. Не сомневаюсь, тебе, мадам, это известие доставляет удовольствие.
Алиенора не могла оставить незамеченным этот укол.
– Мне очень жаль, что у тебя столько хлопот, – произнесла она. – Но ты сам их накликал.
– Значит, ты к этому не имеешь никакого отношения? – фыркнул Генрих, сохраняя бесстрастное выражение.
– Я никогда и никого не провоцировала вторгаться в Англию. Не понимаю, как мое присутствие в Англии поможет тебе.
– Неужели ты думала, я оставлю тебя в Руане, когда война бушует на всех фронтах и Париж неподалеку? – злобно ухмыльнулся Генрих. – Одному из наших сыновей – а возможно, и самому Людовику – может прийти в голову освободить тебя. Я не дурак, Алиенора. Ты будешь помещена в надежную тюрьму в Англии и оттуда уже не сможешь сеять смуту.
Алиеноре словно положили на грудь тяжелый камень. Она боялась, что опять потеряет сознание, как это случилось, когда Генри сказал ей о судьбе, которая ее ждет. Надеяться на свободу и вдруг снова провалиться в яму отчаяния – это ужасно! Но Алиенора сумела сохранить контроль над собой.
– И куда ты отправляешь меня?
– Пока еще не решил. Где бы тебе не понравилось больше всего?
Она чуть было не ответила, что в Вудстоке, но вовремя сдержалась. Любая тюрьма, пусть самая мрачная и зловещая, была бы лучше.
– Пока моим сыновьям грозит опасность, мне все равно, где я буду, – ответила Алиенора. – Но что ты собираешься делать с этими девочками – их женами?
– За ними будет хороший присмотр. Я отправляю Маргариту, Констанцию и Алису в замок Мальборо, как гарантию хорошего поведения моих сыновей и короля Людовика. Я поручаю их моей сестре.
– А Иоанна и Иоанн?
– Иоанна поедет с ними. Иоанн с этого времени будет при мне. Он единственный преданный сын из всех моих чад. – Лицо Генриха смягчилось при упоминании о младшем сыне.
– Мне позволено будет обнять моих детей? – спросила Алиенора.
– Что-то ты не очень думала о том, чтобы обнять их, когда отправляла в Фонтевро, – ответил Генрих.
– Это ты их туда отправлял, – возразила она.
– Будь честна, Алиенора, ты дождаться не могла, когда избавишься от Иоанна, хотя он был еще ребенком.
Алиенора была поражена его словами.
– И в этом тоже твоя вина, – бросила она ему в лицо.
– Моя? При чем тут я?
– Это длинная история, и тебе ее не понять, – устало ответила она.
– Алиенора, у меня мало времени, – раздраженно покачал головой Генрих. – Мы должны погрузиться и отплыть как можно скорее, чтобы поймать прилив. Пусть твоя служанка принесет твои вещи.
Алиенора словно опять вернулась в 1154 год, вот только теперь, в июле, путешествие обещало быть гораздо спокойнее. Но как только они вышли в море, волны стали раскачивать корабль, а потом начали дыбиться так высоко, что корабль бросало вверх и вниз и судно скрипело и трещало, словно готово было вот-вот развалиться.
Женщины, включая Алиенору, находились в каюте в носовой части судна, кто-то страдал морской болезнью, большинство были пуганы, девятилетняя Иоанна тихонько плакала рядом с матерью и цеплялась за нее.
– Ну-ну, деточка, – успокаивала ее Алиенора.
Обнимая собственного ребенка, королева благодарила судьбу за эту маленькую радость среди страха и несчастий. Но когда она попыталась успокоить плачущую Констанцию, девочка грубо стряхнула с себя ее руку. Алиенора отпрянула и поклялась себе, что больше никогда не прикоснется к девчонке.
Снаружи до них доносились громкие предупреждающие крики моряков. Потом начался дождь, он неистово молотил по стенам и крыше. Жуткое раскачивание на волнах, казалось, не кончится никогда. Алиенора попыталась молиться, но никак не могла сосредоточиться. Неужели она в самом деле хотела, чтобы Господь пощадил ее? Не лучше ли будет для всех, включая и ее, если корабль пойдет ко дну?
Потом все услышали голос короля, который перекрикивал бурю. Он обращался к корабельной команде:
– Если Господь в Своем милосердии решил, что после моего прибытия в Англию должен воцариться мир, то пусть Он дарует мне безопасный переход через Канал. Но если Он решил наказать мое королевство, то пусть я никогда не достигну берегов моей страны!
Господь оказался милосерден. Вскоре после этого море успокоилось, а к вечеру они увидели Саутгемптон. Но милосердия у Генриха было меньше, чем у Создателя. Как только они причалили и ближайшему окружению короля принесли хлеб и свежую воду, король подошел к Алиеноре, которую до этого времени умудрялся просто не замечать, и удостоил ее короткой совместной прогулки.
– Я направляюсь в Кентербери, чтобы принести наконец покаяние перед гробницей святого и блаженного мученика, как теперь называют покойного Томаса, – сказал он. – Ты знаешь, что его канонизировали?
Алиенора знала. Она испытала язвительное удовольствие при мысли о том, как кентерберийские монахи будут охаживать короля плетью. Господь свидетель, он это заслужил, и не только за ту неблаговидную роль, что сыграл в смерти Бекета.
– Да, – ответила она. – Это случилось до того, как ты запер меня под замок.
Генрих не ответил на ее выпад, его мысли опережали разговор.
– Я решил отправить тебя под стражей в замок Сарум, где ты будешь находиться, пока я не отдам иного приказа. Ты должна понимать, Алиенора: это твое наказание за то, что ты стала угрожать моей короне… и за то, что по собственной воле разрушила наш брак.
– Обвинять в этом ты можешь только себя! – воскликнула она, охваченная гневом.
– Весь мир порицает тебя как изменницу твоего мужа и короля. Послушала бы ты, что о тебе говорят! И после всех твоих измен я должен снова поверить тебе?
– Доверие – дело взаимное, – горько ответила она. – Мое доверие ты подорвал много лет назад. Твой вклад в наш брак был одним многолетним предательством! Ты начал разрушать его задолго до того, как я стала защищать наших сыновей.
– Мужчины отдают дань молодеческой страсти, – пожал плечами Генрих. – С чего ты взяла, что ты какая-то особенная среди жен и должна ждать верности от мужа? Я отдавал тебе дань любви, Господь тому свидетель, но ты ее убила.
– Да, но это случилось только после того, как Розамунда похитила эту любовь. Ты меня больше не любил – ты любил ее, ты сам об этом сказал. Произвел на меня впечатление! – Алиенора произносила эти слова с презрением, но ее раны еще не зарубцевались, она до сих пор чувствовала боль. И от перспективы дальнейшего заключения у королевы волосы вставали дыбом. – Генри, как долго ты собираешься держать меня взаперти?
Король собирался дать какой-то язвительный ответ на ее замечание о Розамунде, но Алиенора внезапно переменила тему и прогнала эту его мысль. Он хотел ответить жене побольнее, хотел отплатить за долгие и горькие годы борьбы, распрей и тяжелых сражений, ведь она отчасти была ответственна за это.
– Пока не умрешь, – язвительно ответил он.
Глава 49
Сарум, Уилтшир, 1175 год
Грозная каменная квадратная башня Сарума стояла на вершине холма, на открытом всем ветрам месте. Травянистый холм был одной из насыпей времен железного века, но об их древности почти ничего не знали те, кто строил на них укрепления. Ходили смутные слухи о том, что горбы на холмах были похоронными курганами, поэтому никто не хотел приближаться к ним, боясь злых теней, которые, может быть, прячутся там, защищая покойников. Позднее это место колонизовали римляне. В земле время от времени находили куски то гончарных изделий, то строительных камней, один раз нашли фрагмент мозаики, увидев который горожане покачивали головами и бормотали о божественных духах. Сарум – или Солсбери, как некоторые его называли, – был источником множества легенд, и последние из них ткались из слухов об английской королеве, запертой в замке.
Никто ее не видел, хотя она провела там уже много месяцев. Привезли ее тайно посреди ночи и – если верить слухам – держали под замком в тайной комнате, высоко в башне. Никто не знал точно, почему она там, под такой завесой секретности все было сделано, но в харчевнях поговаривали, что она каким-то образом виновата в войнах, уже более года бушевавших в Англии и за морем. Это был кровопролитный конфликт между королем и его сыновьями, которых все время поддерживал французский король, а Господь свидетель – французам никогда нельзя доверять. Если только слухи не врали, то была противоестественная война, потому что сыновья воевали против отца, муж против жены. Но что можно ожидать, если король и вся его родня – дьяволово семя?
