Лошадь Генри прядала ушами, переступала с ноги на ногу, и Генри почувствовал ее веселое нетерпение. Ей хотелось бежать за остальными, но она будто ждала приказа, и Генри огладил ее шею, даже сквозь перчатку чувствуя гладкую, теплую шерсть. Ему так нравились эти животные, что на секунду ему в голову пришла безумная мысль: вдруг они тоже волшебные и понимают человеческий язык, как ночные стражи? Чтобы проверить, он наклонился к ее уху, тихо сказал: «Вперед» – и слегка тронул пятками ее бока. Лошадь всхрапнула и бросилась за остальными.
Трясло на ней ужасно. У Агаты как-то получалось сидеть красиво, а остальные, включая его, болтались, как мешки с песком. Но Генри быстро освоился, удобнее распределил свой вес, и стало вполне терпимо. Отец всегда учил его: «Если произошло что-то неожиданное, просто приспосабливайся».
Его лошадь скоро вырвалась вперед, и от этого Генри хотелось закричать, засмеяться, что-то потрясающее было в ее стремительном движении, в том, как ветер бил по лицу, как солнце краснело у горизонта. Он окинул всех краем глаза: Джетт болтался на лошадиной спине из стороны в сторону, одной ногой он держаться не мог, но догадался обхватить холку двумя руками, вжавшись лицом в гриву. Править он даже не пытался, его лошадь просто неслась за лошадью Агаты. Сван скулил, подпрыгивая на каждом шагу, но иногда скулеж вдруг превращался в смех. Хью съежился и даже на ходу продолжал бормотать что-то себе под нос. Агата неслась впереди, не оглядываясь, и, поравнявшись с ней, Генри увидел: она хохотала в голос, и лицо у нее было совершенно счастливое.
Западные горы приближались с невероятной скоростью. Уже через полчаса Агата остановила лошадь, развернулась к Генри и, улыбаясь во весь рот, ткнула пальцем в пыльный горизонт: войска Освальда остались так далеко позади, что в сонном вечернем мареве Генри едва мог их разглядеть.
Сван скатился с лошади и обнял ее за ногу. Животные даже не запыхались – подергали ушами, осматриваясь, а потом невозмутимо начали щипать траву.
– Никогда больше, – слабо подал голос Джетт, оседая на землю.
– Я весь как один сплошной синяк, – поддакнул Хью и рухнул рядом с ним, словно забыв, что терпеть его не может. – Но мы зря себе кости отбили, ничего тут нет.
– На карте отмечен вход в этот разлом. – Генри поглядел на карту и с трудом поборол желание крикнуть Хью: «Закрой рот, предатель!»
Скала была невиданная: светлая, из крошащегося мягкого камня. Когда Генри провел по ней рукой, на перчатке остались белые следы.
– Ее кто-то нарочно так покрасил?
– Нет. Просто меловая скала, лучше не прислоняться, – задумчиво проговорил Джетт, озираясь.
От разлома в глубь скалы тянулись узкие ущелья, и по какому из них надо идти, было совершенно непонятно. После скачки даже у Генри все болело, но он с фальшиво-бодрой улыбкой кивнул остальным и пошел в первую попавшуюся расселину. Наверняка они сразу поймут, что здесь надо искать.
Они бродили среди извилистых ущелий до темноты, но там и правда не было ничего особенного, только ящерицы шуршали среди камней. В конце концов они вернулись к широкому входу в расщелину все перемазанные каменным крошевом и, не сговариваясь, уставились на семь огненных точек, медленно движущихся к ним через равнину. Люди Освальда обходились без факелов: идущие впереди огненные звери светили пугающе ярко, да и белая скала с широченным разломом тут была только одна, не промахнешься.
– Через несколько часов будут здесь, – произнес Генри, изо всех сил делая вид, что эта новость не приводит его в ужас.
Джетт скривился:
– А, ну спасибо, что настроение поднял.
– Надеюсь, что наш план – спрятаться и переждать, пока они пройдут мимо, а потом уже дальше искать, – буркнул Хью.
– Мимо они не пройдут, – отрезал Генри. – Кое-кто оповестил Освальда, что пятое испытание будет здесь.
На этот раз голос едва не подвел: дрогнул на середине фразы, будто переломив ее пополам.
– Слушай. – Джетт повернулся к нему, складка между бровями делала его лет на десять старше. – Чтобы ты знал, мысленно я ору и заламываю руки. Но вслух сдержанно спрошу: что нам делать?
Генри прокашлялся. Все смотрели на него с такой надеждой, будто он должен был изречь какую-то невероятную спасительную истину. Вместо этого он сел у входа в ущелье и удобно привалился спиной к каменной стене, еще не остывшей от дневного тепла.
– Здесь что-то есть, иначе карта нас сюда не привела бы. Просто пока мы этого не видим. Надо подождать – вдруг получим какой-то знак.
– Так, секундочку, – взвинченно начал Хью. – Твой план состоит в том, чтобы сидеть тут и ждать? Знаешь, такие указания и я мог бы раздавать.
– Это как на охоте. Иногда ожидание – лучший способ поймать зверя.
– А, ну конечно. Как будто ты разбираешься хоть в чем-то, кроме убийства бедных зверьков, – огрызнулся Хью, но тут же сник. – Да что с тобой? Ты на меня смотришь, как будто я у тебя фарфоровый сервиз украл. Я, чтобы ты знал, сын старейшины, и никто не имеет права так на меня…
Агата со стоном села на землю рядом с Генри, подперла голову руками и мрачно уставилась на семь движущихся в темноте огней. Джетт тут же уселся рядом с ней. Она от него отодвинулась.
– Я спать хочу, – сообщил Сван, усаживаясь на свой мешок. В мешке что-то затрещало, и Хью с раздраженным ворчанием вытащил его из-под Свана, отряхнул и бережно поставил среди камней. – И есть тоже хочу.
– Спать нельзя, – покачал головой Генри. – Внимательно глядите по сторонам. Представьте, что вы охотники. То есть хорошие охотники, а не такие, как вы.
Хью возмущенно фыркнул, но Генри уже отвернулся.
– Уж что-что, а не давать людям спать я умею. – Джетт провел губами по гармошке, та издала тревожную, дробную трель. – Сам сказал: Освальд и так знает, что мы здесь.
И он заиграл еле слышно, себе под нос.
Ночь была прохладная и тихая, даже ящерицы угомонились. Только ветер гудел в ущельях да лошади похрустывали скудной, едва пробившейся между камней травой. Тьма вокруг становилась все гуще, ни намека на луну или звезды: мертвенно-бледная скала упиралась в непроглядное, черное небо.
– Не помогло, – наконец сказал Джетт, оглядевшись.
Остальные уже давно спали: Сван привалился к Хью, Агата свернулась темным клубком.
Генри так и подмывало сказать: «Если ты ждал момента, чтобы сказать «Нам скоро конец», то вот он», но отец говорил ему: «Никогда не думай о том, что можешь проиграть, это отпугивает удачу».
– Мы все решим. Все будет отлично, – пробормотал он.
Джетт взглянул на него так, будто сразу раскусил обман, и протянул ему гармошку.
