Мистики называют такое психическое состояние темной ночью души. Прежде мне много раз доводилось говорить собравшимся вокруг меня людям, что самая непроглядная темень наступает перед самым рассветом, однако, когда ты сам погряз в депрессии, из которой выхода не видно, и нет конца страданиям души, все эти познания интеллекта становятся бесполезными. Меня не успокаивала даже мысль о том, что Питер был таким же дураком, как и я, и что рано или поздно он так же болезненно протрезвеет.
Старина Лон Хибнер называл такое состоянием концом игры. Ты сыграл в свою большую игру, и когда она подошла к концу, ты остался опустошенным, без цели, к которой можно было бы стремиться. Все, что в этой ситуации можно сделать, так это найти новую цель и начать новую игру.
Найти новую цель? Я знал, что должен найти что-нибудь ценное, ради чего стоило бы бороться, но по воле этой старой шлюхи-судьбы у меня не было сил даже на то, чтобы подумать о чем-нибудь новом. Я пролистывал давным-давно прочитанные книжки, брал в руки и те, новые, что привез из Чикаго. Их мне не пришлось читать дальше второй или третьей страницы, я уже знал, о чем они были написаны.
Секс казался мне ненужным занятием. Лидия была для меня как сестра, меня к ней не влекло. Она терпеливо сносила все мои причуды все эти года, но теперь в ее отношении ко мне произошли заметные перемены. Когда речь заходила о моем пребывании в Чикаго, ее напрягшееся лицо начинало выражать скрытую подозрительность, словно у нее во рту оказалось что-то кислое.
Вокруг меня вновь начали собираться молодые мужчины и женщины, которые разрывались от желания испытать те самые переживания, о которых писали Кроули, Штайнер, учителя по йоге и современные оккультисты. Они с интересом и с широко открытыми глазами слушали все, что я им говорил, считая привилегией оказаться рядом и задать вопрос. Мою неуверенность в ответах на их многочисленные «как», «что» и «каким образом» они принимали за глубокомысленные отговорки эксперта оккультных знаний. Тем не менее, эта популярность не приносила мне никакого удовлетворения, лишь скуку и холодную усталость.
У меня не пробуждалось настроения играть роль гуру, хотя все условия для этого начали формироваться. Вспоминалось, как однажды — теперь казалось, что это было уже столетия назад — в беседе за чаем Алхимик объяснил мне формулу поиска гуру в дюжине предложений, по которым можно было написать целую книгу. Я воспринял тогда его объяснение о необходимости самому быть собственным учителем, как испытующую и проверяющую меня игру. Тем не менее, он отстаивал и обосновывал свои слова. Когда я вскользь предложил ему стать моим духовным Учителем, он, задержав на мне свои крошечные глазки, дал мне урок, который я едва ли смогу забыть.
— Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что я должен взять ответственность за всю твою жизнь, все твои изъяны и пороки... проблемы, которые будут возникать у тебя и у твоей семьи. Я доиграл в эту игру до конца. Лимон был выжат до последней капли. — Он посмотрел на гравюру Парацельса на стене, словно консультировался с ним, после чего добавил: — Я в духовной отставке, и поверь мне, я честно ее заслужил. — Он улыбнулся, что было необычно для него. — Я скажу тебе кое-что, что может тебя удивить. Надевать на себя роль учителя — всего лишь очередная игра, хоть она обычно и имеет трагические последствия для игрока. Ты желаешь стать Великим Учителем, тем, на кого люди смотрят, разинув рты, тем, у которого ищут утешения и просят совета, вокруг которого циркулируют потоки прилежных учеников и привлекательных студенточек?
Я опустил глаза. Он затронул тайный нерв, спрятанный глубоко внутри меня. Я хотел было сказать, что основная причина не в привлекательных студенточках, но он продолжил:
— Стать учителем легче, чем ты думаешь. Тут не нужны ни наивысший уровень сознания, ни совершенство. Потребуются лишь определенные действия, чтобы заполнять собой некоторые промежутки времени. Перед тем, как ответить на вопрос собеседника, нужно сделать небольшую паузу, посмотреть ему прямо в глаза, а затем медленно покачать головой. Нужно не мешать распространяться слухам о твоей силе, тогда как тебе самому в разговорах об этом нужно избегать ясности и однозначности. Когда будут происходить точные совпадения, делай серьезное лицо и отказывайся их комментировать... И вскоре к тебе придет репутация чудотворца! — Он улыбнулся, но не мне. Казалось, он улыбался своим молодым дням и многоуровневым переживаниям, которые отражались в его улыбке. — Позже некоторые чудеса действительно произойдут, и благодаря тому, что люди верят в тебя, они будут расценивать их как результат твоего невидимого вмешательства. А когда, несмотря на ожидания последователей, чудеса не состоятся, нужно с печальным лицом жаловаться на то, что им не хватает веры, и что ось зла этой вселенной никогда не дремлет... Твои достижения запомнят, неудачи забудут, и концу твое эго станет таким же высоким, как мемориал.
Для меня это никоим образом не было игрой. Тем не менее, другой не было. На самом деле была еще одна, но, несомненно, самая худшая игра из всех, игра боли и отчаяния, из которой не было видно выхода. Для того чтобы опуститься до самого дна, мне нужно было осознать, что те стратегии, которые я когда-то использовал для успешного решения проблем, больше не работали. Если быть более точным, я даже не имел ни малейшего желания воспользоваться ими. Я пребывал в таком отчаянии, что любая мысль изменить его была похожа на скольжение по отполированному льду. Не было ни цели, ни надежд в этом море одиночества и апатии. Во всем, что я ни делал, сквозило отчаяние. Уединение, к которому я порой прибегал, теперь было трудно переносить. Я был в безысходной ситуации двадцать девятой гексаграммы И-Цзин, «Пропасть». Нельзя ни идти вперед, ни отступать, и невыносимо находиться на одном и том же месте. Оставалось лишь терпеть. Эта гексаграмма точно описывала мое положение, но как его вынести? С кем бы я ни находился, чувство одиночества меня не покидало. В душе царили неподвижность, бесцельность, безграничное отчаяние.
Я отправил письмо Питеру, в котором описал все это. Я не хотел обвинять его в чем-либо, но, тем не менее, все получилось так, будто он был виноват за мое ужасное состояние. Через четырнадцать дней я получил ответ.
Дорогой Живо.
Я рад, что ты добрался до дома целым и невредимым. Позволь мне заметить, что ожидания твоей жены по поводу физических перемен и дешевых парапсихологических способностей трудно понять. Я не сомневаюсь в том, что за время твоего пребывания здесь с тобой происходили те вещи, которые должны были произойти, так как высшие уровни не подавали никаких знаков на обратное. Ты достиг мессианского уровня сознания, что является причиной многих негативных вещей, происходящих с тобой, включая и те, о которых ты упомянул в письме. Это просто психологическая реакция на существенную перемену, и такая реакция всегда пропорциональна количеству изменений. Отрицательные силы оказывают тебе большое сопротивление, используя для этого дорогие тебе элементы, по отношению к которым ты проявляешь слабость, к примеру, твою супругу, возможный развод, неизвестность того, как все это перенесет твой сын, и многие другие похожие вещи.
Несмотря на то, что ты достиг духовного преобразования, ты все еще пребываешь в человеческом теле, и ты должен осознать ту космическую ответственность, что принял на себя. Будут еще страдания, но в твоих переживаниях появится и больше энергии, так как ты будешь воспринимать реальность на более глубоком и значительном уровне.
Относительно твоего критичного отношения к Кроули я могу сказать следующее. Он был извращенцем, одержимым сексом, но в то же время обладал обширными знаниями. Если бы это было не так, то он бы не приобрел такой репутации в оккультных кругах.
Я могу сказать тебе только одно — возвращайся к работе. В прошлом ты получил силы, находящиеся вне тебя, теперь ты должен достать их изнутри себя. Тем не менее, я заверяю тебя, что не возражаю против той критики, что ты изливаешь в мой адрес. Учитель должен умереть в ученике, тем самым он становится активной движущей силой в преобразовании коллективного сознания.
По-братски твой, Питер
От его ответа мне спокойнее не стало. Слова и намеки, которые когда-то будоражили мой ум, сейчас казались мне пустыми клише и подслащенными посланиями медиумов «Нью Эйдж», спиритуалистов и теософов.
Близкие мне люди пытались своими способами перенаправить поток, в котором я утопал. Мой дядя был именитым профессором в университете, и все, что находилось за пределами университетской карьеры, он считал бесполезной тратой времени. Несмотря на все свои проблемы, я не мог не рассмеяться, выслушав его совет, как мне вернуться на правильный путь. Он позвонил мне по телефону и восторженным голосом заявил о том, что мне выпала блестящая возможность:
