— Доброе утро.
Он указал подбородком на остров.
— Присаживайся, — пригласил он, а затем вернулся к раскладыванию еды.
Я подошла к островку и опустилась на табурет. Там меня ждала кружка дымящегося кофе вместе со столовыми приборами. Как заботливо. И совсем не в стиле Дейна.
Он поставил на стол две тарелки с яйцами, беконом, сосисками, тостами и картофелем для завтрака. Я удивленно вскинула брови. Он выложился по полной.
— Спасибо, — сказала я, беря свои столовые приборы.
Он сел на табурет напротив меня.
— Хорошо спалось?
— Вполне, спасибо. А ты?
Он пожал плечами и принялся за еду.
Я сделала то же самое, и, черт возьми, это было вкусно. Одна вещь, которую я узнала о Дейне, заключалась в том, что он знал толк в кухне. Он был компетентен во многих вещах, что заставляло меня чувствовать себя немного несуразной. Я могла бы лучше насладиться едой, если бы не ноющее чувство в моем нутре, говорящее, что это доброе дело не будет «бесплатным».
В середине трапезы я спросила:
— Хорошо, чего ты от меня хочешь? Я бы предпочла знать заранее.
Он поднял свою кружку.
— У меня должен быть скрытый мотив, раз я приготовил нам завтрак?
— Обычно ты ничего не делаешь по доброте душевной, — заметила я. — Не пойми меня неправильно, я ценю, что ты приготовил завтрак, независимо от того, почему ты это сделала. Я просто предпочла бы узнать сейчас, чего ты добиваешься.
— Все, чего я хочу, это чтобы ты закончила завтракать, — он сделал глоток кофе, а затем вернулся к своей еде.
Все еще испытывая неловкость, я, тем не менее, снова переключила свое внимание на еду. Независимо от того, что сказал Дейн, я была совершенно уверена, что это был не просто добрый или вежливый жест. Может быть, он сделал это, чтобы смягчить меня. Возможно, он беспокоился, что я все еще могу быть слишком расстроена, чтобы остаться; что он думал, что, попробовав вести себя «мило», у меня будет меньше шансов уйти. Мотивы Дейна иногда имели смысл только для него.
Почувствовав на себе его взгляд, я подняла глаза и увидела, что он изучает меня поверх края своей кружки. Я нахмурилась и проглотила последнюю яичницу.
— Что?
— Ты должна пригласить свою семью как-нибудь прийти сюда на ужин.
Он… он хотел, чтобы люди пришли к нему домой? Это было что-то новенькое.
— Почему?
— Потому что ты скучаешь по ним, — он поставил свою кружку. — Раньше ты часто их навещала, а теперь почти не видишь. Почему?
— Они продолжали спрашивать, не было ли что-то «не так дома», потому что я слишком часто навещала их. Они думали, что у нас с тобой возникли проблемы, особенно с тех пор, как ты перестал ходить со мной к ним.
Он нахмурился.
— Я был с тобой, когда ты в последний раз виделась с приемными родителями, и в последние два раза, когда ты навещала Саймона.
— Да, и они все это время наблюдали за нами, как ястребы, ища намеки на то, что наш брак, возможно, уже на грани срыва.
— Это еще одна причина пригласить их сюда. Они должны видеть, что все в порядке.
Но все не было в порядке. Особенно теперь, когда я поняла, как легко этот человек мог причинить мне боль. Влюбленность сделала меня очень эмоциональной. Я больше не могла контролировать свои чувства. Он проник сквозь мою защиту, и его чувство собственничества потрясло меня.
В общем, я изо всех сил старалась проявлять бдительности в присутствии людей. Я была слишком осторожна, слишком недоверчива. Не имело значения, насколько хорошим был парень, мне всегда казалось, что я жду, когда он напортачит. Я ненавидела это в себе; ненавидела то, что ожидала, что люди причинят мне боль. Это было несправедливо по отношению к ним.
Дейн не был милым, или приятным, или добрым, и я подозревала, что именно поэтому он смог обойти мою защиту. Я не ожидала, что он будет представлять для них реальную угрозу, поэтому не была полностью настороже. Я практически преподнесла ему власть причинять мне боль на блюдечке с голубой каемочкой, и это был полный отстой.
— Я не знаю, насколько хорошо я смогу убедить свою семью, что все «в порядке». — Дело было не только в том, что я была настолько эмоционально неуравновешена, а в том, что я была немного раздражена тем, что была единственной, которая испытывала чувства. Если бы ему прислали мои компрометирующие фотографии, он бы разозлился на то, что я нарушила свое слово, но он бы не почувствовал никакой пожирающей ревности, которая пронзила меня прошлой ночью.
— Почему же?
— То, что люди все время пытаются играть с нами, начинает меня раздражать, — подметила я. — Я думаю, это повлияло на мое… притворство, скажем так?
— Притворство? — повторил он с мрачной ноткой в голосе.
Я отодвинула свою пустую тарелку в сторону и пожала плечом.
— Разве мы не этим занимаемся? Притворяемся?
— Хм, — он пригвоздил меня взглядом охотника, от которого волосы на затылке встали дыбом. Он встал со стула и подошел ко мне, ни разу не отведя от меня глаз.
— Скажи мне.
Я свела брови на переносице.
— Что?
— Скажи мне, что у тебя на уме. Все было в порядке, пока ты не получила флешку — и как только я смогу доказать, что за этим стояла Хизер, я заставлю ее заплатить. Теперь ты выглядишь так, словно несешь на своих плечах тяжелый груз.
Были времена, когда я действительно презирала то, каким проницательным он был. Как будто всерьез презирал это.
— Ты сказала, что поверила моему объяснению тех фотографий, — продолжал он. — Это правда?
— Да. Я тебе верю.
— Тогда что же тебя беспокоит?
— Как я уже сказала, то, что люди играют с нами в игры, поскольку это действует мне на нервы. Я устала от этого.
— И это все?
— Да.
Дейн приблизил
